Александр Дорохов - Крылатые защитники Севастополя
Военком части полковой комиссар А. С. Мирошниченко тоже временно задержался на Балтике. Поэтому полк пришлось возглавить командиру первой эскадрильи Герою Советского Союза А. А. Губрию. Обязанности военкома исполнял некоторое время батальонный комиссар В. В. Леонов.
Политическое руководство полком осуществлял политотдел 62‑й бригады, где я был тогда старшим инструктором агитационно–пропагандистской работы. Как–то вечером меня вызвал военком бригады полковой комиссар Д. Д. Силенко. Он поинтересовался обстановкой в 32‑м истребительном полку, в котором я по заданию начальника политотдела полкового комиссара С. Н. Потупы проводил работу. Потом сказал:
— В 32‑м полку есть все руководители, а вот в 18‑м нет пока ни командира, ни комиссара, нет и пропагандиста. Есть только начальник штаба. Летный состав собран из разных частей. Полку надо оказать помощь в организации воспитательной работы. Эту задачу я возлагаю на вас, товарищ старший политрук. Поэтому свертывайте дела в 32‑м полку и направляйтесь завтра же к штурмовикам. Познакомьтесь [20] с летным составом, поинтересуйтесь боевыми качествами ИЛ‑2. Ясно?
Путь к штурмовикам оказался коротким. С аэродрома Чоргунь, откуда началась их боевая деятельность, они уже перебазировались на аэродром Херсонес, по соседству с истребителями.
Забегая вперед, следует сказать, что спустя примерно месяц в полк прибыл новый начальник штаба капитан К. С. Клименко, энергичный, знающий штабную службу офицер. И если полк впоследствии стал гвардейским и дважды Краснознаменным, то в этом большая заслуга Кондрата Сергеевича.
В первую очередь я познакомился с капитаном Губрием и батальонным комиссаром Леоновым. Этому способствовала и обстановка: жили мы в одной землянке.
Военную службу Губрий начал в авиации Черноморского флота рядовым бойцом. Потом стал курсантом школы младших специалистов и мотористом летной части в Евпатории. Впоследствии закончил Ейское военно–морское авиационное училище и пополнил ряды летчиков.
Звание Героя Советского Союза заслужил на Балтике в боях против белофиннов. Перед началом Великой Отечественной войны вернулся в авиацию Черноморья, участвовал в обороне Одессы, там был ранен в воздушном бою.
В небе осажденного Севастополя капитан Губрий продолжал свой боевой путь. Здесь его вскоре назначили заместителем командира полка.
18‑й штурмовой полк сформировался на базе 46‑й отдельной эскадрильи, которая поначалу входила в состав Пинской военной флотилии. Батальонный комиссар В. В. Леонов был заместителем командира эскадрильи по политчасти.
На обеспечение боевой деятельности полка направлялась вся воспитательная работа. Были подобраны агитаторы и проведен с ними инструктаж.
В то грозовое время личный состав очень беспокоила тяжелая обстановка на фронтах, особенно под Москвой и, конечно, под Севастополем. Люди хотели знать правду. И политработники старались удовлетворить это желание, используя прежде всего политинформации. Основным источником для этого служили сводки Совинформбюро.
Мы довели до всего личного состава письмо Военного совета флота. Его слова глубоко запали в сердца бойцов.
В эскадрильях выпускались боевые листки. В них сообщалось о наиболее важных событиях в жизни и деятельности полка. [21]
6 ноября мне поручили выступить перед личным составом с докладом о 24‑й годовщине Советской власти.
В тот день четверка ИЛ‑2 нанесла удар по аэродрому Сарабуз, разбила десять и повредила семь вражеских самолетов. Неплохой подарок к празднику.
В налете участвовали старший лейтенант Виктор Куликов, младший лейтенант Николай Николаев и сержант Николай Евграфов. Руководил боем капитан Губрий. Военный совет объявил летчикам благодарность. А капитана Губрия наградил ценным подарком.
Но об этом стало известно позже. А пока, делясь подробностями штурмфвки, Алексей Антонович спросил меня:
— Вы сегодня будете выступать с докладом?
— Да, я.
— Обязательно отметьте сержанта Евграфова. Этот хлопец особенно отличился. Когда мы делали разворот для второго захода, один «хейнкель» пытался взлететь и удрать. Сержант атаковал его, «угостив» очередью из пушки. Бомбардировщик загорелся на наших глазах.
Доклад пришлось делать в конце дня и в обстановке далеко не торжественной: в каком–то котловане, вблизи стоянки самолетов, под открытым небом. Хорошо, что погода стояла сухая.
Доклад, сопровождаемый гулом артиллерийских залпов, был коротким.
Я рассказал об обстановке, в которой приходится отмечать главный праздник советского народа, о задачах личного состава, назвал наиболее отличившихся летчиков, в том числе и сержанта Евграфова.
В 18‑м полку я находился недолго. Пришлось выполнять задание в другой летной части.
А теперь настала пора рассказать о других памятных подвигах, совершенных в ноябрьские дни.
…По шоссейной дороге северной части Крыма двигалась на юг большая колонна автомашин противника с живой силой, танкеток и тягачей с артиллерийскими орудиями.
С аэродрома Чоргунь, где в то время базировался полк, поднялись восемь ИЛ‑2 и в сопровождении истребителей девятого полка взяли курс на север. Перед ними стояла задача: нанести удар по колонне. Восьмерку «ильюшиных» возглавлял командир второй эскадрильи капитан И. Ф. Кичигин.
Вот и цель. Первым в атаку пошел ведущий. Вслед за ним колонну начали штурмовать Михаил Талалаев, Федор [22] Тургенев, Виктор Куликов, Евгений Лобанов, Виктор Арефин, Николай Николаев и Виктор Мишин.
Налет был внезапным. Зенитки, сопровождавшие колонну, открыли огонь только тогда, когда «илы» сделали уже по три захода. Но это не остановило смельчаков. Штурм продолжался. Черноморцы уничтожили много боевой техники и живой силы противника. Задачу выполнили и возвращались назад.
В это время старший лейтенант Талалаев заметил, что один ИЛ‑2, охваченный пламенем, стал резко снижаться и приземлился. Из горящего самолета выскочил летчик. Кругом расстилалась степь, изрытая бомбами и снарядами. Талалаев развернулся, снизился до предела и полетел к месту происшествия. Там он увидел младшего лейтенанта Николая Николаева. Пилот стоял недалеко от «ила», скрестив над головой руки, показывая, что его положение безвыходное: рядом фашисты, а укрыться негде.
Старший лейтенант Талалаев немедленно доложил по радио ведущему: «Я — «Шарик — двадцать один», «Шарик восемь» подбит и сел в степи. Самолет горит. Летчик жив».
А над капитаном Кичигиным и остальными его ведомыми нависла серьезная опасность: на них напали появившиеся «мессершмитты».
У командира эскадрильи не было возможности ответить по радио и дать указание подчиненному, как поступить.
«Что же делать? — раздумывая Талалаев. — Ведь нельзя бросить товарища на верную гибель!»
На войне нередко бывает так, что боец должен самостоятельно принимать решения. Подобная обстановка как раз и создалась для коммуниста Талалаева. Он считал, что его долг — спасти товарища или разделить с ним испытания судьбы. И он пошел на этот рискованный шаг.
— Я решил сесть и забрать Колю с собой. Ну, а если не удастся, то ведь недаром говорят, что один в поле не воин, а про двоих этого сказать нельзя, — вспоминал потом отважный воин. — Я внимательно осмотрел местность, выпустил шасси, тормозные щитки и пошел на посадку. Когда самолет остановился, я открыл фонарь кабины. Колю ждать не пришлось. Он подбежал ко мне, быстро вскочил на крыло штурмовика, открыл ножом верхний люк фюзеляжа и влез в самолет. Чтобы использовать при взлете колею, проложенную во время посадки, я опять сделал разворот, дал полный газ и начал разбег. Вдруг увидел две автомашины, которые мчались справа, стремясь пересечь линию взлета. Только бы успеть взлететь! [23]
И Талалаев взлетел. Лишь после того, как ИЛ‑2 оказался в воздухе, по нему ударила пулеметная очередь. Самолету она большого вреда не причинила. А вот за судьбу однополчанина пришлось сильно поволноваться. Ведь Николаев находился в слабо защищенной части фюзеляжа и его запросто могли ранить и даже убить.
Маневрируя, самолет уходил на юго–запад. В районе Сак его атаковали два «мессершмитта». Отбиваясь от них, летчик пересек береговую черту и оказался над морем. Однако «мессеры» и там продолжали преследовать. На подходе к Севастополю Талалаев по радио услышал, что над городом патрулируют наши истребители, и передал им: «Ястребы», «Ястребы»! Я — «Шарик». Севернее вас в море меня преследуют два «худых» (так наши летчики называли МЕ‑109). Через минуту два «яка» внезапно атаковали «мессеров». Поблагодарив товарищей за помощь, летчик взял курс на аэродром. Теперь его беспокоило одно — состояние Николаева. Жив ли он?
А на аэродроме тоже переживали. Капитан Кичигин доложил о результатах удара Губрию:
