Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том II
После разгрома титовских войск в районе Фрушка-Гора, Первая Казачья дивизия 1-го января 1944 г. была переброшена в Боснию.
Едва наш полк достиг Боснийских гор, как завязался бой, ставший особенно знаменательным для нашей сотни, бой за село Босанский Кабаш, давший нашей сотне имя «Лихой». Босанский Кабаш, прикрыт с одной стороны рекой Савой, а с другой большими горами. Прочно укрепившись в этом селе титовцы, делали вылазки, нападая на обозы и портили железную дорогу.
Помнится, всю ночь, под проливным дождем, мы без передышки двигались по извилистым крутым дорогам вверх в горы, покрытые густым лесом, и только к рассвету достигли этого села. Началась перестрелка и завязался бой. Хорошо укрепленный противник уверенно оборонялся. С утра до вечера, не стихая ни на минуту, кипел упорный бой. В одном месте, где проходила дорога, с большим трудом первому дивизиону, наконец, удалось сбросить противника с горы. Очутившись на самой вершине, мы увидели раскинутое у самого подножья гор большое село.
Наша сотня оказалась у дороги, которая почти отвесно, виляя и теряясь среди густого леса, спускалась к селу. Первый шаг для прорыва был сделан, но откатившийся противник укрепился внизу, у входа в село и, явно понимая опасность прорыва, засыпал дорогу ураганным огнем. С других гор, где все еще крепко держались титовцы, начался обстрел дороги из минометов.
Уже начинало темнеть, когда наш командир сотни, сотник Пащенко, подошел к командиру дивизиона есаулу Мудрову.
«Разрешите, Сергей Михайлович, я им на голову сяду», — просяще глядя ему в глаза, сказал Пащенко.
Черный, как цыган, с длинными усами и черными огненными глазами, Мудров был терским казаком и происходил из очень бедной казачьей семьи. Всю жизнь, с самой юности, он прослужил в Красной армии, начав службу в 1-й Конной Армии Буденного. Бывал он и комсомольцем, и коммунистом. Много раз был награжден. Крепко воевал он «за революцию» в 1917—22 г.г., за идею обещающую народу равенство, братство и счастливую жизнь, — за идею коммунизма. Но сталинщина привела к тому, что отличный командир Красной армии — старший лейтенант Сергей Михайлович Мудров — посвятил свою жизнь борьбе против коммунизма. Тот, кто его знал, тот знает с какой ненавистью относился он к сталинской системе террора и страха. Его черные, как огромные горящие угли, глаза метали искры при одном воспоминании об ужасах сталинщины.
Вспыльчивый и нервный, но неимоверно упорный в бою, он приходил в бешенство, когда бой затягивался и не обещал успеха.
«Угробишь мне сотню!» — сверкнув глазами, резко сказал он, а потом, нервно пройдясь из стороны в сторону, уже спокойно добавил. — «Давай, тезка, давай, родной мой! Батько приказал выбить из села противника».
«На конь!» — скомандовал нам Пащенко. Мы разобрали, стоявших в укрытии, вымокших от дождя, дрожавших лошадей. Пользуясь укрытием, мы рысью подошли к месту, где дорога делает последний поворот и, прямо перед нами, в 200–300 метрах от нас, у дороги под хатами увидели окопы противника.
Приподнявшись на стременах и оглянувшись на сотню. Пащенко, стеганув коня плетью, с криком «Ура» — бросился вперед. Вряд ли когда раньше, приходилось дороге ведущей в это село так содрогаться от конского топота. Охваченные неописуемым чувством атаки, мы опомнились только тогда, когда были уже в селе и увидели, как в беспорядке, через зеленую поляну направляясь к лесу, убегало множество титовцев.
«Огонь… Огонь… рас… мать…» — кружась на взбешенном, вздыбившемся коне, без шапки, с окровавленной головой, остервенело кричал Пащенко. Пулеметчики с ходу прыгая с лошадей, скользя и падая, лихорадочно спешились и никак не могли наладить к стрельбе пулеметы. Казаки, спешившись, на ходу в беспорядке стреляли из карабинов, но момент был упущен, — противник успел далеко уйти прежде, чем заработали пулеметы. «Эх… шашки бы, шашки…» — утирая на лице кровь, тоскливо глядя вслед убегающим титовцам, чуть не плача от досады, говорил Пащенко. (При наличии шашек у казаков, убегающий противник мог бы быть вырублен до последнего человека, но Первая Казачья дивизия на вооружении шашек не имела, а использовались шашки только в некоторых случаях на парадах).
Ворвавшиеся вслед за нами в село другие сотни теснили противника дальше в горы. Уже наступила ночь, когда полк получил приказ прекратить преследование противника. Взятое село открывало дорогу к реке, вдоль которой шла дорога по равнине, что позволяло нам спокойно отойти на отдых. На другой день, перед выстроенным дивизионом, Кононов сказал: «Вчера, Первый дивизион храбро сражался, а третья сотня… у меня лихая…»
Ведя тяжелые бои с титовцами в Боснии, нам, наконец, пришлось увидеть сербского героя — генерала Драже Михайловича, о котором мы много слышали и которого очень хотели видеть. Его героических солдат — четников — нам часто приходилось встречать в самой глуши Балканских гор, откуда они небольшими отрядами вели свою героическую борьбу против всех своих врагов.
В Боснии, в одном небольшом селе в районе Перняур, находился штаб Михайловича, а в нескольких километрах от этого села стал штаб нашего полка.
Кононов, давно уже мечтавший встретиться с Драже, узнал что сербский герой находится вблизи нас, немедленно отправился к нему. Вся дорога, по которой следовал Кононов, охранялась казачьими пикетами. Нашей сотне пришлось сопровождать Кононова.
Михайлович, в то время, уже был прекрасно осведомлен об отношениях казаков к четникам. И те, и другие не раз выручали друг друга из беды. Главной причиной симпатии четников к казакам являлось то, что казаки по прибытии на Балканы категорически стали на защиту единоверных православных сербов, живших в Хорватии, от уничтожения хорватскими шовинистами-усташами. Можно привести много примеров, когда казаки защищая сербское население вступали в бой с усташами, несмотря на то, что последние были союзниками немцев и, хотя и невольными, но все же союзниками и казаков.
Опишу такой случай: в районе села Дьяково, где стоял Первый Донской казачий полк, ночью 3-го января 1944 г. казаки узнали от местного населения, что усташи привели около 200 сербов, — мужчин и женщин, малых и старых, загнали их в печи кирпичного завода и начали приготовления, чтобы их сжечь. Казаки немедленно доложили об этом командиру 1-го дивизиона немецкому майору Максу и стали просить его принять меры для спасения сербов. Последний согласился и с сотней казаков прибыл к месту происшествия, где потребовал немедленно освободить людей. Усташи категорически отказались и вызывающе предложили казакам удалиться и не мешаться в дела их «державы».
Казаки начали насильно открывать двери и выпускать сербов.
Усташи (их было около роты) вступили в драку с казаками. Завязалась свалка с применением оружия, в которой 17 казаков и 2 офицера были убиты. Однако усташей усмирили. Около 30 человек их было убито, а остальные разбежались. Не успевших убежать, казаки связали и в злобе избили плетями.
Смертельно перепуганные сербы, выбравшись из печей кирпичного завода на свободу, падали перед казаками на колени и плача от радости благодарили своих спасителей.
Семнадцать казаков и два казачьих офицера отдали свои жизни за спасение единоверных сербов.
Другой случай, происшедший уже после похода в Боснию. В апреле 1944 года, наша сотня, возвращаясь из операции в районе г. Петриня, проходя через село Гора, узнала, что явившиеся в село усташи, около 20 человек, собираются взорвать православную церковь и подкладывают под нее мины.
Наш командир сотни, сотник Пащенко, немедленно послал связного доложить об этом Кононову. Через несколько минут связной вернулся. «Господин сотник! Батько приказал церковь разминировать, усташей выгнать, а если буду сопротивляться, дать им хорошую взбучку», — доложил, осаживая взмыленного коня, связной. (Я сильно смягчаю настоящее выражение связного).
Мы окружили церковь и Пащенко подойдя к усташскому офицеру приказал ему немедленно вынуть мины и повесить все иконы, которые усташи поснимали, на место.
«Наша хорватская независимая держава — мы в ней хозяева, а вы убирайтесь прочь отсюда» — надменно и вызывающе ответил усташский офицер.
Пащенко сказал ему, что казаки не собираются отнимать у хорват их «державу», но что казаки ни за что не допустят чтобы усташи жгли православные церкви и уничтожали сербский народ.
«Вы бы лучше геройство свое проявляли в борьбе против коммунистов, а не против церквей и мирного населения» — посоветовал Пащенко.
Оскорбленный усташский офицер замахнулся на Пащенко, намереваясь ударить его по лицу, но стоявший сзади казак схватил его за руку.
В этот момент один усташ выстрелил из карабина и насмерть убил этого казака. Урядник Чеботарев ударил прикладом усташа по голове и тот упал распластавшись на землю. Другие усташи стояли и не решались вступить в драку. Пащенко приказал всех усташей разоружить, заставить их вынуть из-под церкви мины и повесить иконы на место. Усташи приутихли и исполнили все приказания. Однако они этим не отделались. Пащенко приказал всыпать им по десять плетей каждому, что и было выполнено нами с большой охотой. После этого сотня продолжала свой путь.
