Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 2
- А возвращают?
- По-разному бывает. Кто приносит, а кто и нет. Вот неделю тому назад ко мне боец приходил. Еж его фамилия…
- Слышал. Ну и что он?
- «У меня, - говорит, - день рождения, товарищ старшина, подари мне русские былины. Люблю, - говорит, - их читать…» А за Чеховым - очередь. «Бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека до дыр зачитали, несколько раз уж страницы подклеивал…,
Шаронов слушал, и ему становилось не по себе. «Как же я мог так плохо о нем подумать? А из него бы неплохой политработник вышел. Да разве Канашов отдаст… Упустил я из виду работу с полковыми библиотеками, верил комиссарам полков, что мало кого сейчас интересуют книги».
- А вы и учет ведете, кто книги берет?
- Записываю. У меня тут алфавитник есть. Так, для себя, на всякий случай. Они мне за это кличку дали - «библиотекарь».
- Хорошая кличка. Вы не обижайтесь.
Ракитянский махнул рукой.
- А я и не обижаюсь.
В дверях показалась военврач Аленцова, исполняющая обязанности начальника санитарной службы дивизии вместо погибшего при бомбежке врача Орехова. Подрумяненная морозом, с выбившейся из-под заиндевевшей шапки на лоб темной прядью волос, она была свежа, как девушка. Из-за борта шинели у нее торчали книги. Увидав Шаронова, смутилась, но тут же нашлась.
- Здравствуйте, товарищи. Я к вам, старшина. Разрешите поменять, - протянула она три книги. - А у вас что тут, инвентаризация? - едва улыбнулась она краешками красивых губ.
- Давайте, товарищ военврач, поменяю. Какую вам?
- Вы мне Гоголя обещали. И «Тихий Дон».
- Гоголя - пожалуйста, а «Тихий Дон» кто-то взял.
Старшина открыл алфавит, посмотрел.
- У Бурунова «Тихий Дон». Да вы его уже читали…
- Эту книгу я могу читать бесконечно…
Аленцова взяла книгу, попрощалась и ушла.
«Постеснялась при мне спросить о Канашове, - подумал Шаронов. - Женщина что надо: умна и красива. Не зря Михаил Алексеевич влюблен в нее».
- Где же вы столько книг хранили? - снова спросил комиссар у Ракитянского.
- С собой возил, на машине. Ребята мне всегда помогают. Когда машины не было - в обозе ездовые возили…
- А что, если вам часть книг по нашим полковым библиотекам раздать? - Но, увидев понурый взгляд старшины, добавил: - Не все, а те, что не особенно жалко.
- Вот вы спросили, товарищ батальонный комиссар, - а не жалко? Я их с первых дней войны собирал. От огня спасал, сколько книг раненых и порванных к жизни вернул.
«Да он о книгах говорит, как о людях. Они для него что близкие товарищи».
Шаронов встал, крепко пожал старшине руку.
- Хороший вы человек, Владимир Викторович. Правильная у вас линия жизни. - И ушел, оставив так ничего и не понявшего старшину в недоумении.
Возвращаясь в политотдел, Шаронов корил себя в душе: «Как же это меня подловили на мякине, старого воробья? Нельзя о людях судить по чужим словам. Ведь я же коммунист и политработник…»
3
Немецкий офицер лежал за железными бочками и вел переговоры с Наташей Канашовой.
- Девушка, выходите из своего дзота. Давайте знакомиться. Серьезно, я наш…
Канашову стали одолевать сомнения. Больно уж чисто говорит этот немец по-русски и «окает»…
- Пусть бросит тебе свой пистолет, - подсказала Ляна.
Наташа предложила незнакомцу сделать это, и он швырнул ей свой пистолет.
- Только не хитри, - предупредила Наташа.- Если даже у тебя есть другой пистолет - нас двое. Не я, так моя подруга расправится с тобой. Верно, Ляна?
В ответ из норы послышалось:
- Да, конечно.
Лежащий за бочками рассмеялся.
- Да вас тут бабий взвод, а одного испугались.
- Надо - и рота будет, - ответила Наташа. Она выскочила и, схватив с земли пистолет, приказала: - Встать, руки вверх!
Среднего роста плотный коренастый мужчина не спеша поднял руки кверху. Ветер растрепал его русые волосы.
- Ну и девки! До чего смелые: на русской земле русского летчика в плен забрали.
- Девки в деревне семечки лузгают, с парнями гуляют,- оборвала Наташа, - а мы тебе не девки, а солдаты. Снимай мундир и бросай тут, - приказала Наташа. - Веди меня к самолету.
- Это зачем снимать? Тут и без того холодище. Так и простыть недолго.
- Снимай без разговоров! - прикрикнула Наташа.
Он убрал волосы, мешавшие ему видеть, поспешно снял немецкий мундир. На нем была гимнастерка советского летчика, и тут подруги увидели порванный левый рукав с пятнами свежесочившейся крови.
- Твоя работа, - кивнул он Наташе. Карие его глаза улыбались, и чем-то неуловимым он напомнил ей Сашу Миронова. - Хорошо, что еще не умеешь стрелять как следует, а то бы ни за здорово живешь отправила на тот свет.
- Сам виноват. Надел немецкий мундир.
- Снял с убитого в лесу фрица. Холодно. Погодка не поймешь - ни зима, ни осень…
- Ладно, после будешь оправдываться. Пошли быстрее. Если обманул - запомни: не жить тебе.
И они направились в глубь леса. Он - впереди, она конвоировала его сзади.
…Не прошло и часа, как недавние враги возвратились из леса, по-товарищески улыбаясь.
Ляна лежала, раскинув руки. Рядом с разжатой рукой - пистолет. «Что случилось? Покончила с собой?» Наташа подняла ее голову и услышала слабый вздох, а затем стон. «Она в обмороке», - догадалась Канашова.
- Ну чего вы стоите? - крикнула она летчику. - Несите скорее воды. Бегом!
Он тут же кинулся в лес и услышал вдогонку:
- И медикаменты…
Запыхавшийся летчик стоял и глядел, как Наташа вливает в полуоткрытый рот Ляны воду.
- Медикаментов у меня нет. Пакеты только перевязочные.
- Вы что, пришли глазеть? - набросилась Наташа. - Помогайте делать перевязку.
Самойлов смущенно заулыбался, присаживаясь на корточки рядом.
- А из вас бы неплохой начальник вышел. Вы умеете командовать,- сказал он и приподнял Ляну.
Она открыла глаза, лицо ее, перекошенное от боли, было красным.
- Температура высокая, - сказала Наташа, - горит огнем. Надо поскорее ее вывозить, иначе может быть заражение… Разочаровали вы меня. Я думала, у вас, летчиков, всегда медикаменты бывают. Ведь вы действуете в одиночку, а вдруг что случится? Давайте и вам перевяжу руку.
Самойлов снял сначала немецкий мундир, бросил его небрежно и закатал рукав на гимнастерке выше локтя. Наташа быстро сделала ему перевязку.
- Что же нам теперь делать, чтобы спасти Ляну?
- У меня вынужденная посадка. Попал в снегопад и дождь. Плутал, плутал, почти весь бензин кончился. Нужно бензин искать. На том, что осталось, не дотянуть до наших…
Глава третья
Весь пасмурный и холодный день с дождем и снегом Наташа и Самойлов пролежали в кустах, наблюдая за проходившими мимо немецкими машинами, мотоциклами, но добыть бензина им не удалось. Холод и голод мучил обоих.
Наташа беспокоилась о Ляне и несколько раз ходила навещать подругу, разводила костер, отогревала ее, сварила нехитрую картофельную похлебку. Единственный неприкосновенный запас летчика - плитку шоколада Самойлов отдал Ляне, хотя она и к нему не притронулась.
Самойлову пришла мысль: «Очень загадочны пустые бочки в яме, где я встретился с девушками. Наверное, кто-то из местных жителей взял из этих бочек бензин». Он рассказал Наташе о своем предположении и перед вечером направился в ближайшую деревню. Наташа осталась, так как Ляне стало хуже, она бредила, временами впадала в беспамятство.
Вскоре летчик возвратился разочарованный и злой. Он разговаривал с несколькими колхозницами. Но ни о каком бензине они не слышали. Единственно, что удалось ему выпросить, - каравай хлеба и на обратном пути накопать картошки. А вот встреча с каким-то мужиком, должно быть полицаем, чуть было не закончилась для Самойлова гибелью: тот пытался задержать летчика. Пришлось спасаться бегством.
- Хорошо, что в свое время в беге на длинные дистанции я в родном городе первенство держал. Как зайца, ноги спасли, - рассказывал он Наташе,
- Что же дальше делать будем?
- А ничего. Подзаправиться надо. Ни вы, ни я еще ничего не ели. Вот только с ней беда, - покосился он на стонущую Ляну. - Чем ей, бедняжке, помочь?
Самойлов подошел опять к пустым бочкам, отвинтил пробку и, втягивая воздух, сказал:
- Бензин ведь был. Нам хотя бы один бочоночек…
Наташа с сожалением взглянула на него и на пустые бочки.
- А что, если попытаться ночью у немцев достать? - сказала она. - Фрицы машины не охраняют, так и стоят на дворах. Я видела.
- Давайте покушаем, - предложил Самойлов, - а потом пойдем. Может, удастся…
В сумерках они выпросили в деревне у старухи старое ведро.
Немецких машин было мало, большинство их стояло во дворах и охранялось часовыми. Наконец после долгих поисков удалось отыскать одну машину без охраны.
