KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Борис Леонов - Солдаты мира

Борис Леонов - Солдаты мира

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Леонов, "Солдаты мира" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Ты, поди, три дня без просыпу пил? — съязвил Ларин.

— Не-е, я стакан вина дерябнул и утром под лавкой проснулся. Мне рост не позволяет эту отраву пить, — добродушно отмахнулся Колька под общий хохот.

Сержант Телятин снял гитару и тихонько затеребил струны. Что-то грустное сквозило в этой мелодии, какое-то мучительное и досадное воспоминание.

— Брось тоску разводить. Давай нашу, общую, — вскинулся Уразбеков и затянул песню ломаным голосом на восточный лад:

Я сегодня до зари встану,
По широкому пройдусь полю,
Что-то с памятью моей стало,
Все, что было не со мной, помню…

На его призыв тотчас откликнулся Махарадзе, потом Большаков. Начали неровно, спотыкаясь и стесняясь друг друга, но быстро привыкли к мелодии, и песня выровнялась, петь ее стало приятно.

А степная трава пахнет горечью,
Молодые ветра зелены,
Просыпаемся мы, и грохочет над полночью
То ли гроза, то ли эхо прошедшей войны.

— Эх, джигиты, а в Грузии сейчас пахнет шашлыком и виноградными листьями! — со вздохом воскликнул Махарадзе, облизывая масляную проволоку, на которую недавно были нанизаны кусочки мяса. — Быстрей бы май…

— А вдруг нас в апреле поднимут по тревоге и — в бой? И тебя в первом же бою… — прищурился Родион, которому давно хотелось задать кому-нибудь этот вопрос.

На какую-то секунду Махарадзе смешался, легкая тень тревоги проскользнула по его растерянному лицу, но он тут же яростно обозлился на кого-то, меньше всего на Цветкова, и бросил проволоку в ржавое ведро.

— Испытуешь? Зря. Я морально устойчив. Надо будет — и в первом… Только пусть похоронят в Грузии. А то в земле забайкальской холодно лежать, почки застужу, — рассмеялся он, но его поддержали как-то недружно, вяло.

Все вдруг замкнулись в себе, и хотя по-прежнему пытались казаться веселыми и бесшабашными, но было видно: веселье еще вместе с песней ушло. Об этом возможном первом бое они уже думали и говорили не однажды, но всегда их это не то чтобы пугало, а заставляло соотносить себя с тем возможным испытанием, которое в их представлении считалось войной.

— Когда я был командиром артрасчета и подавал команду «огонь» вслед за комбатом, у меня всегда от волнения мурашки по телу бегали, — прервал неловкую паузу сержант Телятин.

— А я, когда кричу «огонь», всегда вспоминаю двоюродного брата, — тихо отозвался младший сержант Зыков. — Брат мой на Даманском погиб. Я тогда еще пацаном был. Ясно помню тот день. Прибегаю домой с катка, влетаю в комнату и замираю на месте: мама лежит на диване и плачет, на полу письмо валяется. Схватила она меня, целует, чуть меня не задушила. Федя, говорит, погиб, братик твой. А я в толк не возьму: как это можно в наше время погибнуть? Неужто, думаю, опять война с фашистами началась и мне никто до сих пор не сказал об этом? Помню, так мне стало досадно, что я маленький и меня на фронт не возьмут и я не сумею отомстить за Федю. Мировой парень был, высокий, сильный. Актером мечтал стать. После школы не поступил во ВГИК, собирался после службы…

Внезапно Большаков крикнул:

— Смирно!

Солдаты повскакали со своих мест, суетливо одергивали гимнастерки, но тут же опять расслабились, начали садиться: прыгнувший в палатку вместе со старшим лейтенантом Саймановым майор Бесчасный торопливо опередил их командой «вольно». Он подошел к печке и растопырил над ней красные руки.

— У вас по какому поводу сабантуй? — спросил он с прищуром.

— Рядовому Цветкову стукнуло двадцать шесть лет, товарищ майор. Решили отметить, — отрапортовал замкомвзвода.

Родион густо покраснел, но не от счастливого смущения, а от обидной мысли, что сейчас старший лейтенант Сайманов, которому он поведал на посту про свой настоящий день рождения, может нечаянно все испортить. Но, очевидно, замполит дивизиона забыл про тот случайный разговор, потому что с искренним участием присоединился к поздравлениям начальника штаба.

— Выпейте с солдатами по кружечке чайку, товарищи офицеры, — удачно ввернул Большаков, когда наступила непонятная заминка.

— Не откажемся, — согласился майор.

Газарян, перехватив знакомое подмигивание замкомвзвода, вынырнул из палатки и вскоре вернулся с закопченным алюминиевым чайником, стал ловко разливать дымящийся чай по кружкам. Офицеры сняли шайки, пригладили волосы, расстегнули верхние пуговицы на шинелях. Майор Бесчасный, дуя на кипяток, еще раз цепко ощупал солдатские лица, словно лишний раз хотел в чем-то убедиться.

— О чем вы сейчас так бурно дискутировали? — спросил он, отхлебывая чай быстрыми экономными глотками, и почему-то остановил взгляд на Цветкове.

Родиону стало неловко оттого, что он не умеет скрыть свою радость.

— Мы ворошим бренные пожитки своей юности, товарищ майор, — с готовностью усмехнулся он. — Творим самосуд над ней, над своей совестью. Мы вдруг представили: а что если завтра в бой?..

С обветренного скуластого лица начальника штаба полка, настроенного на шутку, схлынула обычная насмешливость, и лицо его обрело ту сосредоточенную непривлекательную властность, с которой он разглядывал в бинокль район будущих учебных действий или что-то чертил на карте.

— И к чему вы пришли? — не скоро спросил он.

— Мы почувствовали себя взрослыми, — сказал Родион и, встретившись с испытующими глазами Сайманова, досадливо покраснел: вышло банально. К тому же опять кольнул проклятый стыд: вспомнился обидный для него возраст замполита.

— Это уже много, — строго улыбнулся майор, украдкой покосившись на старшего лейтенанта. — Только взрослый человек умеет осознать всю меру ответственности, возложенной на него тысячами людей. Ну и как, готовы ли вы в бой, если завтра тревога?

Родион растерянно обернулся и посмотрел на ребят, словно просил у них помощи, — он не имел права отвечать за всех сразу.

Ребята тоже молчали, но не потому, что размышляли над ответом, — просто в этот странный миг, в этой продутой ветрами палатке, где каждая вещь как бы отделяла прошлое от настоящего, вся их жизнь, впервые схваченная целиком, обрела какой-то вещий высокий смысл, и они застеснялись его, потому что смысл был реальным.

— Я думаю, за нами дело не станет, — произнес Большаков и сурово обвел взглядом притихших солдат. — Ребята на Даманском смогли, и мы сможем в случае чего.

— Только я б хотел драться с врагом врукопашную, — хмуро отозвался Ларин, и ноздри его слегка вздрогнули. — Я должен врага видеть, чувствовать. Вот он, гад, с ручками и ножками. А ракетами и химией воевать скучно, обидно. Букашкой сам себе кажешься, червяком. То ли дело при Дмитрии Донском и Александре Невском! Красиво, мужественно, честно. А тут какой-нибудь наркоман, дохляк заграничный, случайно нажмет на кнопку — и пол-Европы к чертовой матери. Тоже мне геройство.

— Дело не в мечтах и не в атомных ракетах, Ларин, а в том, какие идеалы стоят за ними, — сочувственно улыбнулся замполит, взволнованный словами Большакова, словно тот оправдал какие-то его тайные надежды: ведь это он, Сайманов, настоял на том, чтобы назначить Большакова замкомвзвода.

— А я Ларина понимаю, — вступился Цветков. — Его эстетика войны, если можно так выразиться, хотя и груба, первобытна, но благородна.

— Человечеству надо было остановиться на нашей стопятидесятидвухмиллиметровой гаубице, — вздохнул сержант Бархатов, — Нет ничего прекрасней артиллерии. И звучит-то как! Словно музыка. Не зря ее прозвали богом войны. Неужто пушка вышла из моды? Ребята из ракетного дивизиона посмеиваются над нами.

— Война так же многообразна, как и мирная жизнь, — ответил начальник штаба. — Одними ракетами нельзя воевать. На некоторых участках войны, мы, артиллеристы, незаменимы так же, как и пехота. Но успех в бою всегда решал солдат, степень его любви к Родине и личного мужества… — Майор замолчал и задумался, потом вскинул голову и опять посмотрел на ребят сурово и грустно. — Я вот гляжу на вас и вспоминаю свою юность. Я остался без матери в первый год войны. Мы тогда жили в украинском местечке Дубно на Полесье. В одну из бомбежек погибли моя мать и сестра. Я успел нырнуть под перевернутую долбленку и спасся. Меня приютила соседка. У самой четыре рта, и я пятый. Вскоре я убежал от нее, решил искать отца. А где его найдешь? По всей Украине блукал, где только не ночевал, всего натерпелся и нагляделся. В Киеве меня подобрала какая-то женщина. Я сидел у нее во дворе под тополем и думал о смерти. Сил уже не было. Она меня привела в дом, умыла, накормила, и я остался жить у нее. У женщины еще была дочка Вера. Теперь она моя жена. Когда нас эвакуировали на Урал, отец разузнал откуда-то мой адрес и писал мне письма, каждую неделю. В сорок третьем мне исполнилось восемнадцать, и я отпросился на фронт. Воевал в артиллерии. Однажды наш полк проходил недалеко от тех мест, где я жил до войны. Уговорил я комбата отпустить меня в Дубно на пару часов. Нашел я ту хохлушку, соседку. Она чуть в обморок от радости не упала. Думала, что я погиб. У самой двое ребятишек подорвались на мине. Первым делом она стала расспрашивать про отца, жив ли он, где воюет? Я молча вынул из нагрудного кармана гимнастерки пачку писем и похоронку, которую получил накануне отправки на фронт, ровно за неделю. Я наугад прочитал ей некоторые письма. Она кусала пальцы и вздрагивала плечами, потом но выдержала, обхватила мои колени руками и заголосила. Я пулей выскочил из хаты и быстрее в полк. Никак не мог дождаться очередного боя. Тоже рвался врукопашную…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*