Богдан Сушинский - Граница безмолвия
Ласевич понял, что настойчивость старшины связана с желанием до прихода судна еще раз побывать на Фактории, однако упрекать его в корыстности не стал.
— Кстати, за время моей службы здесь даже начальник заставы побывал на острове только дважды, да и то с каким-то прилетавшим на заставу высоким начальством, которое собиралось устроить на острове то ли санаторий, то ли дом отдыха для пограничников округа и портовиков Диксона. Знаю, что воду в озерце исследовали ленинградские ученые, и что результаты исследований запрашивала Москва. Правда, сами ученые настаивали на том, чтобы расположить в Нордическом Замке какую-то арктическую научную станцию, вступив при этом в спор с пограничным начальством. Но, судя по тому, что Фактория до сих пор не обжита, ни те, ни другие успеха в своих планах не добились.
…И не то, чтобы Загревский служебно третировал политрука или пытался унижать. Просто свои отношения с ним начальник заставы строил с такой суровой официальностью, с какой не позволял себе строить их ни с одним рядовым. Очевидно, Загревского смущало то, что Ласевич, как никто иной, способен был критически оценивать каждый его приказ, каждое действие. Причем делал это с пристрастием, затаив обиду и нацеливая на неповинного в обвале его карьеры начальника заставы всю агрессивность прожектерского реванша.
— Для Дома отдыха портовиков или санатория Нордический Замок, конечно, маловат. Надо будет перестраивать складские помещения, сооружать причалы, думать о подвозе свежих продуктов. Так что нелегко будет, а вот с метеорологической или еще какой-то там станцией все выглядело бы проще. Хотя…
— Охотились? — прервал его праздные рассуждения Ласевич.
— Исключительно для разминки и спортивного интереса, не зверствуя. Ефрейтор Оркан определил, что там существуют два стада оленей, ну, еще песец встречается, тюлень, полярные куропатки…
— Так ведь и этого достаточно, — азартно потер руки Ласевич.
— Это уж кому как. Лично я не прочь сходить на уссурийского тигра.
— Знаю я уже одного такого, — с мрачной иронией проговорил Ласевич, явно имея в виду самого себя, — который все порывался сходить на уссурийского… И даже служил на реке Уссури.
Ни для кого на заставе не было секретом, что Ласевич слыл заядлым охотником. Поговаривали, что там, на своей прежней заставе, проступок его связан был именно с охотой. То ли он слишком задержался на ней, а в это время на заставе произошло какое-то ЧП, то ли слегка подстрелил кого-то из своих напарников по охоте — и дело чуть было не закончилось для него трибуналом. Но кто-то там, в штабе погранокруга, решил не раздувать это происшествие, а завершить таким вот понижением и ссылкой на 202-ю заставу, которая, судя по всему, давно была определена высоким начальством в виде штрафной. Благо, бежать проштрафившимся с этой заставы было некуда, да и продавать секреты Родины тоже вроде бы некому.
— На Баррынге, куда меня временно, на три месяца, перебросили, прежде чем переправить сюда, охота тоже не богаче. Если только где-нибудь в предгорье не столкнешься с бродячим стадом диких оленей или лосей. Ну, еще волков хватает, хотя какой от них прок? Разве что для самоуспокоения пару раз пальнешь, чтобы завалить какого-нибудь зазевавшегося первогодка.
— На Факторию просились тоже для того, чтобы поохотиться?
— Во-первых, не знал, есть ли там в эту пору дичь. Во-вторых, отправиться на остров ради охоты начальник заставы ни в коем случае не разрешил бы — это уж точно. Как уже сказал, я не знаю, почему существует столь жесткий запрет.
— Запрет на что, господа служивые? — услышали они позади себя голос еще одного «ссыльного» — старшины Ящука. — Речь идет о рейдах на Факторию?
— О них, — сознался Ордаш.
Прыщеватое, цвета пережженного кирпича, лицо Ящука озарилось хитроватой ухмылкой.
— Существует такой запрет, существует. Многих он раздражает, в том числе и меня, однако приказ есть приказ. Чем он вызван? Кто его знает? Может, потому что несколько лет назад двое рядовых и старший сержант погибли в проливе во время шторма, — уселся он на лавку рядом с Ордашем, — а может, чтобы не расслаблялись да не раскурочивали Нордический Замок.
— Или же где-то в штабах не хотят, чтобы тревожили могилы белогвардейцев, — запустил пробный шар Вадим.
Помолчав, Ищук искоса взглянул на старшину заставы.
— Они там все еще существуют?
— По крайней мере, одну я нашел. — О непреданном земле полковнике он решил промолчать.
— Поручика Малеева, следует полагать?
— Именно его. Мне сказали, что вам известна история этого белого десанта на Факторию и его последнего боя.
— Мне известно не больше, чем вот сидящему с нами младшему лейтенанту…
— Пардон, мне об этом вообще ничего не известно, — сразу же зачислил себя Ласевич в разряд слушателей.
— …Или начальнику заставы, — явно осторожничал Ящук, Тема белогвардейщины всегда затрагивалась с большой осторожностью. Каждый из командиров понимал, что всякое упоминание о «враге трудового народа» может завершиться доносом в НКВД, где «врагом народа» будет представать уже сам рассказчик.
— Начзаставы кое-что рассказал, но всего лишь в общих словах, — соврал Ордаш.
— Вот и я знаю всего лишь в нескольких…
— Говорят, белые отходили сюда от Диксона.
— От Дудинки и Байкаловска. Неподалеку от Диксона у белых случился бой, во время которого белые потеряли почти половину своих людей. Они хотели закрепиться в местном порту, чтобы дождаться английского судна. А может, надеялись прорваться до Архангельска или на Новую Землю. Теперь уже сказать трудно.
— Но у них был свой корабль? Меня это очень интересует, я ведь бывший моряк.
— Понимаю. Судно белые захватили на рейде Диксона. Это был корабль наших, красных. На нем пришел отряд, сформированный из рабочих и охотников Дудинки и Караула в помощь красноармейцам Диксона.
— Как же белым удалось захватить этот корабль? Взяли на абордаж?
— Когда корабль вошел в бухту белые оставили порт и ушли. Красным казалось, что они ушли в горы, чтобы затем отступить в глубь полуострова. У них, говорят, появилась информация, что командование белых намерено перебросить свой отряд на левый берег Енисейского залива и уйти к Гыде, которая все еще оставалась в руках белых. А, возможно, там были сочувствующие их движению.
— Наверняка были.
— В конечном итоге белые поднялись вверх по Енисейскому заливу захватили в рыбацком поселке несколько баркасов и часть их ночью появилась в бухте Диксона, а часть просочилась в порт. В общем, под утро они взяли судно, на котором оставалось лишь несколько членов экипажа, на абордаж и вышли в море. Логичнее было бы предположить, что они двинутся к острову Вайгач, чтобы прорваться через Карские Ворота и уйти в сторону Мурманска, откуда рукой подать до Норвегии. Но то ли беляки опасались, что их перехватят суда красных, то ли на борту оказалось маловато топлива и провизии…
— А может, просто хотели сбить красных со следа, — молвил Ордаш.
— Словом, вышли они в море и, невидимые с берега, направились в сторону Фактории. Надеялись, что к фактории придет иностранное судно.
— Значит, у них была какая-то договоренность с представителями Антанты? — спросил Ласевич.
— Или же белое командование знало, что у англичан или шведов сохранились какие-то договоренности относительно закупки пушнины, — молвил Ящук. — Теперь уже трудно сказать, что именно подвигло их к высадке на Фактории. Судя по всему, белый десант провел на острове всю осень и почти всю зиму. Но кто-то из промысловиков заметил у острова их судно. Ранней весной, когда к острову еще можно было свободно подойти по льду, к береговой части Фактории подошел большой санный отряд красноармейцев, усиленный отрядом местных тунгусских охотников, то есть снайперов. Утверждают, что всего их было около пятисот штыков. Белых же к тому времени оставалось на острове не более полусотни.
— Оставалось? Значит, часть ушла?
— По льду. К Усть-Тарее. У них тоже были проводники из тунгусов. Кстати, этот отряд красные, похоже, так и не обнаружили, он исчез, растворился по долганским и тунгусским стойбищам. Ну а те, что оставались на острове, приняли бой и погибли. Все до единого: кто в бою, кто уже в плену. Тела побросали в море.
— Однако поручика Малеева они все же похоронили, — напомнил Ордаш.
— Бои длились несколько дней, так что поручика, очевидно, похоронили свои. Ни белые, ни красные похоронами врагов себя не утруждали. В этом смысле Малееву как бы повезло. Впрочем, он мог погибнуть или умереть еще до появления на острове красных. И потом, как я понимаю, в разное время на Факторию высаживалось несколько белых десантов.
Ящук и Ласевич свернули самокрутки и закурили. При этом Вадим обратил внимание, что младший лейтенант угостил старшину своей махоркой. «Возможно, — подумал он, — именно этот разговор станет началом их более близких отношений».
