Евгений Погребов - Штрафной батальон
Минут десять он напряженно вслушивается в канонаду наверху, стремясь по вою и свисту определить, когда кончится бомбежка. Наконец «Юнкерсы» уходят. Но артогонь продолжает свирепствовать с неослабевающей силой.
Беспокойство Павла растет, заставляет выбраться в траншею. Разглядеть что-либо впереди трудно. Окопы заволокло непроглядной дымно-пылевой наволочью, сквозь которую прорывались огненные всплески частых разрывов. В горле першило от скапливающегося внизу тротилового смрада. Сила обстрела убеждала в основательности намерений фашистов.
Свалившись назад в блиндаж, прокричал, стараясь пересилить канонадный гул:
— Приготовиться к отражению атаки! Гранаты к бою!
Двадцать минут гулял по окопам огненный смерч. Обрушивал и заваливал траншеи и ходы сообщений, поднимал в воздух блиндажи, рвал телефонные провода. Шальным осколком, залетевшим в дверной проем, ранило Вишнякова. Зазубренный кусочек металла пробил ему коленную чашечку и, впившись в ложе винтовки, расщепил его.
Вишняков дико вскрикнул, заваливаясь на спину. Сидевший рядом с ним Густельский, ошалев, бросился к выходу. Но Салов успел схватить его за гимнастерку и сдернуть на пол. Цыган что-то свирепо кричал и размахивал руками над распростертым бойцом, но что именно — Павел разобрать не мог. Видел только, как под воздействием его слов глаза Густельского обретали осмысленное выражение.
Кусков, сбросив автомат, подбежал к раненому и, разорвав индпакет, стал быстро и профессионально накладывать повязку, знаками прося у Баева еще один бинт. Забившись в дальний угол, Садчиков наблюдал за ним остановившимся, помертвевшим взглядом. Губы его непроизвольно подергивались.
Проходит еще несколько минут в напряженном ожидании, прежде чем немецкая артиллерия переносит огонь в глубь обороны. Толкаясь и матерясь, штрафники вываливаются в окопы.
* * *Сизые пороховые облачка еще висели над воронками, но поднятая разрывами сплошная пыльная завеса, которую стаскивало с траншеи ветром, быстро редела и таяла. В прояснявшейся дали виднелись надвигающиеся на окопы серые коробки немецких танков.
Орудийный гул перекрывал железный лязг и рев их моторов, зато хорошо различимы были снопы искр, вылетавшие из выхлопных труб. За танками шла пехота, но не цепью, как обычно, а разрозненными группами, укрывавшимися за броней. Как только танкисты делали остановку, чтобы обстрелять позиции штрафников с места, залегали и пехотинцы, строча из автоматов.
Танки, похоже, вели дуэль с батареей ПТО, огневой рубеж которой находился позади участка, занимаемого второй ротой.
— А не очень-то лезут! Ученые! — кричит Махтуров, указывая на немецких пехотинев, жмущихся к броне.
— Дрейфят! — подтверждает Павел, стрельнув по сторонам быстрым, коротким взглядом, успевая привычно оглядеть всех своих солдат.
Илюшин, перебежав в свежую воронку, устраивается за наползью вывернутого взрывом грунта, раскладывает подле себя гранаты. Слившись худеньким телом с землей, неотрывно следит за приближающимся танком.
В ближнем окопе, присев на корточки, Кусков и Яковенко набивали автоматные диски. По левую руку, поставив свой автомат к стенке траншеи, стрелял из чужой винтовки Шведов. Бил не торопясь, на выбор.
Баев, Карзубый и Сидорчук залегли в просторном окопе наблюдателя. Все трое обстреливали вражеских пехотинцев из автоматов, а пристроившийся в ногах Панькин сноровисто перезаряжал им опустевшие диски.
За этих беспокоиться не следовало, дело свое знают. А вот новичкам из необстрелянных явно не по себе. Пермяков, Густельский и Садчиков потерянно жмутся к бывалому Шукшину, уповая на его руководство и помощь. Против воли пригибаются и кланяются каждому близкому разрыву. Бесприютный Николаев забился в угол траншеи и даже не пытался выглянуть за бруствер.
Подозвав к себе знаками Махтурова и Шведова, Павел указал на уральцев.
— Накроет всех к чертовой матери одним снарядом! Разберите по себе! Николаева за гранатами отправьте. Пусть еще поднесет.
Махтуров и Шведов живо порядок навели. Шукшина с Густельским в конец окопа отправили, а остальных по траншее между собой расставили.
Немецкие танки между тем преодолели половину расстояния до окопов. Вот головная машина делает очередную короткую остановку, и ее башня с длинным стволом, как собачий нос, нащупывающий след, медленно сворачивается набок, отыскивая цель.
Каждая клеточка тела непроизвольно сжимается, когда танковая пушка замирает, оказавшись на одной линии с тобой. Кажется, что немецкий танкист высмотрел именно тебя и в следующий момент накроет снарядом. Хоть и не впервые приходится отражать Павлу танковые атаки, но избавиться от этого неприятного ощущения все-таки нелегко.
Снаряды ложатся кучно, с небольшим перелетом. «Третий, четвертый, пятый!» — машинально отсчитывает разрывы Павел, ткнувшись лицом в ладони. Над головой с характерным шелестом проходит стая «эресов», подсвечивающих огненными хвостами. На месте их разрывов поднимается копотная стена дыма.
Уходя из-под нового залпа реактивных минометов, немецкие танки с пехотой устремляются вперед. Почти одновременно с их рывком, сразу после запева «катюш», открывают огонь полковые минометчики. Десятки кустистых куполов распускаются в гуще вражеской пехоты, и видно, как падают на землю подкошенные, опрокинутые взрывами фигурки солдат.
Вырвавшийся вперед средний танк «Т-3» круто разворачивается на месте, оставляя позади ребристую ленту перебитой гусеницы. Грозная боевая машина сразу становится неподвижной мишенью, которую без труда расстреляют наши артиллеристы.
— А и чего же ты рожу-то отвернула, красавица?! — торжествует в окопе Салов. — Или не по шерсти гриву причесали?!
Приникнув к прорези прицела, цыган берет на мушку башню фашистского танка, ждет, когда откроются люки и танкисты начнут выпрыгивать.
В это время снаряд ПТО останавливает другую «тройку», и она окутывается клубами дыма. Не выдержав плотного встречного огня, поворачивают вспять два других уцелевших танка. За ними перебежками под непрекращающимся обстрелом минометных батарей отходят и автоматчики.
Постреляв им вслед больше для нервной разрядки, потому что попасть на таком расстоянии трудно, штрафники возбужденно сгрудились вокруг Колычева, поглядывая в поле, где неподвижными бугорками серели трупы гитлеровских солдат.
— Человек тридцать, не меньше! — довольно определил Шведов. — Транзитом на тот свет отправились.
Но радость штрафников была недолгой. В ослабевшей ружейно-пулеметной трескотне вдруг ясно обозначились всплески гранат, рев дизельных моторов и перестук пулеметных очередей на левом фланге. По всем признакам бой там разгорался с предельным ожесточением и складывался для обороняющихся не столь успешно, как на центральном участке.
— Кажись, прижимают фрицы наших-то, а? — недоумевая, как это может происходить, предположил Кусков, будто советуясь с окружающими.
— Ага. Должно, до горячего дошло, — утвердительно отозвался Баев. — Слышь, как припекает?
Вскоре, снявшись с позиций, на левый фланг уходит батарея ПТО, за артиллеристами движутся разведчики и комендантский взвод стрелков. Стелясь над самой землей, к горячей точке скользнула пятерка штурмовиков. Минуту спустя ветер донес оттуда серию бомбовых взрывов.
— Вот и ответные посыпались! — осклабился цыган. — Сбоку смотреть — ничего, терпимо. А самому попадать неохота. Так, что ли? — снисходительно ухмыляясь, смотрит он на Густельского.
— Да уж… — сконфуженно мнется тот. — Поначалу-то чуток не того было. После оклемался малость…
Отходя от пережитого волнения, уральцы закуривают, подтрунивают над собой.
Откатившись на исходные позиции, фашисты по обыкновению вымещают злость, обрушив на окопы удар тяжелой артиллерии, и Павел отправляет солдат в укрытие.
Потерь во взводе, кроме раненого Вишнякова, нет, но тревожит неизвестность. От ротного опять ни слуху ни духу. А на левом фланге обстановка обостряется.
Стрельба, отодвигаясь вглубь, уже в тылу слышится. Любому солдату понятно, что теснят фашисты соседей, туго им приходится.
Отсиживаться в блиндаже, теряясь в догадках, нестерпимо. Решил наведаться в четвертый взвод, к Курбатову. Посоветоваться, согласовать свои действия на всякий случай. Махтуров намерение одобрил.
— Дойди. Может, ему что известно. Как бы не влипли мы тут в историю. Всерьез, видать, прижимают…
Курбатов знал не больше, но, действуя на свой страх и риск, послал к месту событий на разведку двоих солдат и с минуты на минуту ожидал их возвращения, терзаясь нетерпением и тревогой. Кипел злостью на Суркевича.
— Черт знает что за ротный! Как бой — так в первый или третий взвод, с концами. Где, чего, как? Тычься тут, как слепой, на ощупь!..
