Майкл Пауэлл - Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939
Встреча завершилась в шесть часов вечера. К этому времени закончилось и время сиесты. На набережные и пляжи снова выплеснулись толпы людей, и радиоприемники, работавшие за каждым окном, начали выдавать свежие слухи и новости. Голос Майка слышал и Миллингтон-Дрейк, который вместе с семьей и служащими поднялся на восемнадцатый этаж Паласио-Сальво в надежде увидеть что-нибудь интересное. Оказалось, что с балкона отчетливо видны три черные точки – британские крейсера. Майк, расположившийся несколькими сотнями футов ниже, их не видел.
– Я продолжаю свой рассказ о событиях в Монтевидео. Несколько минут назад мне пришлось ненадолго прервать свой репортаж, потому что толпа прорвала оцепление и меня едва не смели, да еще и оборвали провод моего микрофона. Сейчас благодаря умелым действиям уругвайской полиции порядок восстановлен и все технические проблемы устранены. Как вам извест но, лимит времени, установленный для «Графа Шпее», истекает в 8:00. До этого часа он должен покинуть территориальные воды страны. Сейчас мои часы показывают 6:50. До истечения срока остается час. Корабль пока на месте. Мне трудно описать, что творится вокруг. Напряжение возрастает с каждой минутой. Солнце садится, но еще светло, и видимость составляет больше двадцати миль. Однако я не вижу ожидающие немецкий линкор британские крейсера. Недавно прошел слух, что в устье реки Ла-Плата «Графа Шпее» ожидает тринадцать военных кораблей союзников, среди которых «Реноун» и «Арк Роял».
«Молодец, Маккол, не подвел, – подумал Вудхаус, – все сделал как надо».
Три крейсера двигались вверх по реке борт в борт с флагманским кораблем. Приближался заход солнца, и Харвуд собирал свои силы. Все были на боевых постах. Люди понимали, что следующий час станет решающим. Они были уверены: что-то произойдет, но никто не знал, что именно. Большинство склонялось к мысли, что «Граф Шпее» попытается прорваться с небольшой командой смертников на борту, которые будут драться до последнего.
Когда Вудхаус заговорил, Харвуд взглянул на него, сердито сверкнув глазами, но не ответил. Он тоже должен был принять решение. На мостике был слышен только один голос – Майка Фаулера.
«Буксиры и лихтера отошли. Только один буксир остался у борта „Графа Шпее“. Люди что-то делают… кажется, они поднимают якорь. Да! Они запустили двигатели! Мне видно, как винты пришли в движение».
– Ну вот, Вуди, – громко сказал, почти выкрикнул Харвуд, – пришел и наш черед. Сигнальщик, передайте на «Ахиллес» и «Кумберленд»: строй кильватера!
Главстаршина-сигнальщик лихо ответил:
– Есть, сэр, – и побежал к переговорной трубе.
Вудхаус довольно улыбнулся, но ничего не сказал.
На мостике все слушали, как сигнальщик закричал:
– Сигнальный мостик, поднять ордер один!
Медли уже стоял рядом с Харвудом с биноклем в руках. Он надел ремешок на шею, как раз когда Харвуд опустил свой бинокль на грудь. Как только с «Кумберленда» подтвердили приказ и крейсера выполнили поворот, чтобы занять места в ордере, он сказал Вудхаусу:
– Хочется верить, что все получится.
Харвуд принял решение и все же продолжал слушать Майка. Он не мог удержаться от этого. И никто не мог. На несколько часов Майк стал самым известным и самым важным человеком в мире. Его упорство и энергия завораживали. Он прекращал все и все начинал. Он диктовал политику и поворачивал ее вспять. Временами казалось, что именно он приказал британским крейсерам увеличить скорость до восемнадцати узлов и запустил двигатели «Графа Шпее». И его чарующий, гипнотический голос все звучал и звучал…
«Солнце садится. Наступил чудесный теплый вечер. Толпы людей, собирающихся на набережных, пляжах и крышах высоких зданий, давно превзошли по численности болельщиков самых популярных футбольных команд. Весь вечер мы следили, как на „Такому“ перевозят людей. На борту остались только смертники. Только что мы услышали первый начиная с четверга звук машин „Графа Шпее“. Дизели линкора снова ожили, якоря подняты, из трубы повалил дым. Извините, я на секунду прервусь, мне необходимо выпить воды: от волнения в горле пересохло».
Медли судорожно сглотнул.
– У меня тоже, – сообщил он.
«Люди так шумели в первой половине дня, что, похоже, к вечеру все, как один, потеряли голос. Сейчас толпа безмолвствует. На набережных царит полное молчание. Да!.. Нет!.. Да!.. Дамы и господа! Карманный линкор „Адмирал граф Шпее“ двигается!»
Вудхаус вопросительно взглянул на Харвуда, и тот скомандовал:
– Скорость двадцать пять узлов! Подходим к гавани.
Штурман отдал соответствующий приказ. Вудхаус сказал:
– Курс два семь ноль. Прямо на запад.
– Лево руля десять, – приказал штурман, стараясь не упустить ни приказов командира, ни повествования Майка, который как раз говорил:
«Да! Огромный линкор действительно пришел в движение. На своих машинах он направляется к выходу из гавани. За ним следует пароход „Такома“. Боже мой! Сейчас может произойти все, что угодно».
Вудхаус приказал:
– Катапультируйте самолет!
Приказ начинали повторять едва ли не раньше, чем его успевал договорить офицер. Вудхаус довольно засмеялся. К этому времени все три корабля уже набрали скорость, от их форштевней разбегались пенные буруны. Завывали вентиляторы котельного отделения. Свистел ветер. С грохотом и лязгом катапульта выбросила в воздух самолет. Дранки Левин и его наблюдатель взяли курс на запад. Им предстояло первыми увидеть все, о чем рассказывал Майк, своими глазами. Через несколько секунд стал виден силуэт городских построек Монтевидео на фоне вечернего неба. Высокая башня Паласио-Сальво, за которую опускалось солнце, казалась черной.
Когда немецкий линкор взял курс к выходу из гавани, Миллингтон-Дрейк направил бинокль на британские крейсера и увидел, что они значительно увеличили скорость. Он также заметил, как в небо поднялся самолет, как на «Аяксе» поставили дымовую завесу, на какое-то время скрывшую из вида все крейсера. Тогда он снова направил бинокль на «Графа Шпее». Карманный линкор, медленно и величественно направляющийся к выходу из гавани, являл собой впечатляющее зрелище. Он уже приближался к внешнему волнолому. «Такома» следовала за ним на расстоянии нескольких кабельтовых. Большинство людей на берегу следили за кораблем молча. Но были и те, кто не скрывал своих эмоций.
Одни махали ему вслед руками, другие выкрикивали проклятия, многие женщины, опустившись на колени, молились. Корабль вышел из гавани и оказался в глубоководном канале, ведущем к Буэнос-Айресу. Голос Майка зазвенел от восторга, когда он сообщил об этом публике. Все выглядело так, словно линкор направлялся в другой нейтральный порт, как Майк и предсказывал. Удалившись на несколько миль, линкор повернул на восток и направился к крейсерам, дым которых был ясно виден на горизонте. На часах было 7:30. «Граф Шпее» находился за пределами трехмильной зоны, когда Майк сообщил всему миру, что линкор остановился. Спустя минуту Левин сообщил ту же удивительную новость на «Аякс». «Граф Шпее» остановился! Минуты шли, а он все стоял на спокойной воде реки Ла-Плата. Мир замер в ожидании. Затем Майк сообщил, что с линкора спустили катер, потом еще два, и все они направились к «Такоме». В бинокль Майку было видно, что на катерах много людей.
Было 7:55. Немецкий карманный линкор «Адмирал граф Шпее» стоял без движения.
Солнце почти скрылось за горизонтом.
В тот самый момент, когда огненный диск исчез в волнах, послышался страшный взрыв, и откуда-то из недр линкора вырвались языки пламени. В воздух поднялись гигантские столбы дыма. Затем послышались новые взрывы. Люди на берегу закричали. В их возбужденных голосах слышался испуг и волнение, страх и ликование. Город наполнился рокочущим гулом. С гибнущего корабля доносились все новые и новые взрывы. Очевидно, на нем взрывался весь боезапас. Прошло всего несколько минут, и пламя охватило его целиком – от носа до кормы. Майк изо всех сил вцепился в микрофон. Он то орал, то запинался, пытаясь описать словами то, что описать невозможно, передать непередаваемое:
– Еще один взрыв!.. Еще один! Из него валит дым. И пламя… Боже, я никогда не видел столько огня! Красные и желтые языки пламени. Прислушайтесь!
Вы услышите грохот взрывов. Зрелище воистину фантастическое! Гигантский ведьмин котел огня!
А на мостике «Аякса» все, включая Харвуда, молчали. Лицо Харвуда сначала налилось кровью, потом резко побелело. Неожиданно он прошагал в переднюю часть мостика, положил руки на поручни и опустил на них голову. Никто не проронил ни слова. Далеко впереди в небо поднимался непередаваемо огромный столб черного дыма. Из динамиков доносился срывающийся голос Майка, фоном которому служили крики толпы и грохот взрывов, доносящийся с гибнущего корабля. Когда Харвуд повернулся, его глаза были красными, и он хрипло пробормотал:
