Борис Саченко - Великий лес
Или, скажем, представляется Костику еще и такое.
… Светлый, солнечный день. Парк. Аллея, испещренная тенями от стволов березок, которыми она обсажена. По ней, по этой аллее, идут об руку двое. Он, круглолицый морячок, и… Ну конечно же Тася! Она уже почти взрослая, с горделивой осанкой, с закинутой за спину косой. В косу вплетена голубая лента — как будто огромная, сказочная бабочка села. Тася и морячок идут, о чем-то оживленно беседуя. А он, Костик, стоит, притаившись, за деревом, смотрит им вслед и…
Снова издает протяжный стон.
«Как я упустил Тасю? Надо было все сделать, чтоб она полюбила меня, чтоб никуда не уезжала, жила здесь, в Великом Лесе».
«Но я же… Кажется, все и делал», — оправдывался, словно перед каким-то судом, Костик.
«Ну назови, что ты делал. А?»
«Вот и в школе… И тогда, на гати…»
«Х-ха, — смеялся кто-то незримый. — И это ты называешь делал? Этим ты думал привлечь к себе девушку? Чудак человек! Не с этого надо было начинать!»
«А с чего же?»
«С чего? Учиться надо было хорошо. Лучше, чем она. Вот, скажем, никто в классе не решил задачи, а ты решил. Никто не мог ответить на вопрос учителя, а ты ответил. Да и поведение чтобы было лучше, чем у всех. Тогда бы и Тася внимание на тебя обратила, стала бы завидовать, увидела бы в тебе что-то настоящее».
«Лучше Таси нельзя было учиться. Она все знала, любую задачу могла решить, на любой вопрос ответить. И поведение…»
«Ха, так у нее же мать учительница. Мать Тасе во всем помогала. А ты бы, если б захотел, мог и Тасю обогнать. У тебя же голова… котелок, словом, варит».
«Мой котелок варил, пока я Тасю не увидел. А увидел Тасю — из него и дух вон».
«Потому что дурень. Разве же можно было такие глупости делать? Чем ты хотел привлечь Тасю? Дурацкими выходками?»
«Я сам не помню, что делал, и теперь жалею».
«Жалей не жалей, а что заслужил — то и получай!»
«Но я… просто жить не могу, когда ее нет рядом, Я думаю, все время думаю о ней…»
«Раньше надо было думать. А теперь поздно. Теперь того, что было, не вернешь».
Однажды, когда Костик пришел на завод и слонялся вокруг штабеля бревен, не зная, чем бы таким заняться, его ткнул кулаком в бок Игорь.
— Здорово!
— Здравствуй, — настороженно ответил Костик.
И оба опустили в землю глаза, словно были друг перед другом в чем-то виноваты.
— А хлопцы твои где? — спросил Костик, потому что непривычно было видеть Игоря одного. Всегда он был в компании, с друзьями — Эдиком и Кузей.
— А, — равнодушно махнул Игорь рукой и снова опустил глаза.
Был Игорь непривычно озабочен, хмур. Его короткие жесткие волосы топорщились, торчали во все стороны, как иглы у ежа, хотя Игорь, мечтая о чубчике, и зачесывал их вверх, добивался, чтобы лежали.
— Какой-то ты… Случилось что-нибудь?
— Проигрался. В пух и прах, — признался Игорь.
— Как проигрался? — не понял Костик.
— В очко.
— А-а, — дошло наконец до Костика. — И много проиграл?
— Да не так уж и много. Рублей тридцать. Да деньги не мои. Понимаешь? Тетка дала, чтоб я сахару купил.
— Где ты того сахару сейчас найдешь?
— Это я нарочно сказал тетке про сахар, чтоб денег дала. Мол, знаю, где сахар продается, где его можно взять. Она и дала. А я… с деньгами теми сел в карты играть. Думал, выиграю. Так нет — проиграл. И своих рублей пять, и все до копеечки теткины. — Игорь пригладил вихор и вдруг оживился, вспыхнул. — Слышь, — поднял на Костика стремительные, искристые глаза, — а ты бы мне не дал взаймы?..
У Костика аккурат были в кармане деньги. Дал отец ему две красненькие десятки. Так, на всякий случай: увидит в магазине что-нибудь интересное и купит. Отдать эти деньги Игорю?
— У меня столько нет, — сказал Костик честно.
— А сколько есть?
— Двадцать рублей.
— Ну так давай двадцать.
Костик растерялся.
— Деньги… не мои.
— А чьи же?
— Отцовы.
— Ну и что? Я ведь не насовсем. Отдам.
— Когда?
— Да, может, и сегодня. Вот пойдем, где играют, я снова карту возьму. Выиграю и отдам.
— А если проиграешь?
— Ну, проиграю так проиграю. Когда же нибудь мне и повезет, не вечно ж проигрывать буду. Да если ты боишься, не давай двадцать рублей, дай десять.
Костик замялся.
— Не бойся, дай сколько можешь. Я выиграю, вот увидишь. Это меня одноглазый подсадил. А теперь я знаю, как с ним играть.
— Какой одноглазый?
— Я и сам его первый раз вижу. Пришлый какой-то. Почти всех в Гудове обчистил. Денег — полный мешок. Как с самого утра сел, так и не встает. У всех выигрывает. Айда, посмотришь. Только дай хоть малость мне денег.
Давать взаймы деньги, да еще отцовы, Костику не хотелось, И с теми, что тогда, в первый раз, проиграл, едва выпутался. А сейчас? Что сказать, если отец спросит, где деньги? Но и то, что предлагал Игорь, было заманчиво. Еще как заманчиво. Взглянуть на того одноглазого, у которого полный мешок денег и который всех в Гудове обыграл. К тому же… А вдруг Игорь в самом деле выиграет и отдаст деньги. Он так уверен. Знает, присмотрелся к одноглазому, как надо с ним играть, чтобы не остаться в проигрыше…
— Я дам… — сказал, глотая от волнения пересохшим горлом слюну, Костик. — Червонец. Только… И я пойду с тобой. Выиграешь — отдашь. Деньги-то не мои.
— Так мы же договорились!
…Костик достал из кармана две десятки. Одну, поновее, хрустящую, оставил себе, сунул обратно, более мятую отдал Игорю.
— Вот спасибо! Спасибо тебе! — жарко принялся благодарить Игорь. — И пошли со мной, — заторопился сразу же.
Шли, как заметил вскоре Костик, минуя станцию, туда, где были дровяные склады. Возле домишка, что стоял одиноко на отшибе и был глухо обнесен высоким старым штакетником, остановились, вошли во двор. Перешагнули обрызганный свиньями порог, ступили в темные сени, а оттуда — через невысокую дубовую дверь — и в хату.
Первое, что бросилось Костику в глаза, — хата полна людей. Одни толклись, стояли у порога, другие сидели — кто на скамье у стола, кто на лавках, кто прямо на самодельной деревянной кровати, которая была застлана клетчатой постилкой и как бы жалась к печи. В хате было неприбрано, грязно и уж так накурено — хоть топор вешай.
Освоившись и присмотревшись, Костик узнал среди незнакомых людей и кое-кого из тех, с кем работал на заводе, среди них и Эдика, Кузю. Эдик, озабоченный, раскрасневшийся, сидел, облокотившись на подоконник, — в черной вельветовой курточке с расстегнутым воротом, с двумя кармашками на груди, в измятых брюках чертовой кожи — и зорко следил за теми, кто за столом играл в карты. По всему чувствовалось: Эдик проигрался и теперь, кляня себя, видно, сосредоточенно обдумывал, где он ошибался — когда, скажем, надо было пойти на большую сумму, а он поступил наоборот. Кузя же, посасывая давно потухшую папиросу, чего он в азарте игры не замечал, брал карты, время от времени выгребал рукой из кучи денег, лежавшей посреди стола, несколько бумажек и тянул к себе — это если выигрывал, или молча отсчитывал нужную сумму и клал в общую кучу, если проигрывал. Там же, за столом, в самом углу, сидел и тот одноглазый, о котором говорил Костику Игорь. Был он плечист, но худ, небрит, с черной повязкой через голову. По обе стороны от него сидели еще каких-то двое — один старый, с бородой, второй значительно моложе, остроносый, в солдатской шинели.
Игорь, ни с кем не здороваясь, не останавливаясь, направился прямо к столу. Попросил Кузю подвинуться, сел рядом с ним.
— Карту мне, карту! — сказал, как скомандовал.
Банковал одноглазый.
— Деньги на стол! — сипло пробасил он.
— Есть деньги! — сказал вроде даже с вызовом Игорь и достал из кармана измятую десятку.
— Сразу на червонец?
— На червонец!
Одноглазый дал Игорю карту. Одну, потом, немного погодя, вторую. Должно быть, карты Игорю попались не больно-то, неважнецкие, потому что, подумав, он молча снова протянул руку — попросил еще одну карту. Взяв ее, долго не переворачивал, держал, прикрыв рукой.
— Не тяни душу, скорей! — нетерпеливо подогнал Игоря одноглазый.
Игорь словно ждал этих слов — перевернул карту. И, выматерившись на всю хату, швырнул на стол и первые две карты — перебор. Кузя накрыл своею здоровенной лапищей десятку, сдвинул ее в общую кучу, а Игорь, вскочив из-за стола, вылетел за дверь — даже не глянул на Костика.
«А говорил, выиграю, отдам деньги. Сегодня же! — промелькнуло у Костика в голове. — Что я скажу отцу, если спросит, прикажет вернуть деньги?!»
Костика словно током шибануло. Нет, не потому, что он боялся отца. Это было что-то другое, но… Костик и сам не знал, не мог в ту минуту сказать — что.
«А если… мне попробовать? Вдруг выиграю. Ведь все равно отдавать отцу нечего…» — будто подсказало ему что-то.
