Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха
После нескольких попыток Борман все-таки уговорил Гитлера отнять у набожного Йозефа Вагнера один из округов и 5 декабря 1939 года от имени фюрера направил гауляйтеру предписание о возвращении в Бохум и прекращении его полномочий в Силезии, часть которой теперь надлежало объединить с частью [251] захваченной польской территории в новый округ. Половина Силезии должна была перейти в распоряжение заместителя Вагнера, убежденного атеиста. На пост гауляйтера другой половины Борман планировал назначить Карла Ханке, до той поры занимавшего пост заместителя министра пропаганды (собственно говоря, его ссылали в Пруссию, поскольку он проявлял излишнее внимание к жене министра, когда Геббельс завел роман с Лидой Бааровой). Однако Вагнер не пожелал подчиниться указанию Бормана (хотя тот ссылался на фюрера), выдержанному в резком командном тоне, и отказался делиться властью. Гитлер же не торопился использовать силу своего приказа, и мятежный гауляйтер еще целый год продолжал сидеть на двух стульях.
* * *В конце войны, когда любовница Мартина, актриса Маня Беренс, пережившая бомбежки Дрездена, пожаловалась, что панически боится авиационных налетов, Борман в письме ответил, что людям ее веры следовало бы радоваться возможности оставить юдоль слез и вознестись на небеса. «Чуткий» патриот начертал эти слова в те дни, когда Германия уже потеряла в войне сотни тысяч солдат и десятки тысяч мирных жителей. Его отношение к христианству было примитивным, демагогическим и сложилось в период мощной антирелигиозной кампании начала двадцатых годов. Тех, кто не отличался ревностной верой, следовало отпугнуть от церкви угрозами преследований; тех же, кто упорствовал в приверженности христианской вере, надлежало изолировать от остальных, согнав непокорных в концентрационные лагеря. Прежде всего немцы должны были поклоняться Адольфу Гитлеру.
Однако религию невозможно победить, не предложив [252] новые идеи взамен прежних. Поэтому время от времени рейхсляйтер НСДАП разражался пространными меморандумами (естественно, их готовили помощники рейхсляйтера). Однако Борман не очень-то полагался на свои доводы в борьбе с «идеологическими врагами» — так он называл истово верующих. Поэтому обычно он не бахвалился своим неверием прилюдно. С началом войны антихристианская деятельность Бормана явно усилилась и обрушивалась на немцев новым валом после каждого очередного успеха на фронте, которые рейхсляйтер трактовал как свидетельства сверхъестественной силы самого Гитлера.
Упрощенные представления о сути христианских церквей создавали у него впечатление, что не составит труда разгромить их, лишив финансовых источников. Вскоре после начала войны Борман потребовал от графа Шверина фон Крозига, министра финансов, прекратить государственное субсидирование церквей, тем самым подталкивая их к созданию собственных фондов. Одновременно он старался оказывать на них давление и другими способами. В рамках программы финансирования войны все коммерсанты, предприятия и корпорации должны были вносить оборонный налог, и церковь не была исключением. Для протестантской церкви размеры этого сбора составляли один миллион рейхсмарок в месяц, для католической — восемьсот тысяч. 18 января 1940 года Борман поручил Герхарду Клопферу, возглавлявшему в его ведомстве юридический отдел, официальным письмом известить министра финансов, что рейхсляйтер НСДАП считал эти требования заниженными. «В отличие от всех прочих немцев, — говорилось в послании, — христианские священники не воюют на фронте и уклоняются от тяжких обязанностей, которые принимает на себя каждый немец, как глава и защитник своей семьи». [253]
Размеры сборов со всех религиозных конфессий были увеличены под предлогом возросших потребностей обороны. Невыплата налога грозила конфискацией соответствующей доли имущества. Как выяснилось впоследствии, Борман стремился всеми способами прибрать к рукам собственность монастырей.
А накануне все тот же Клопфер составил письмо Розенбергу, в котором утверждалось, что и протестантская, и католическая церкви оказывали серьезное воздействие на своих последователей, служивших в вермахте. Солдаты регулярно получали из своих общин религиозные буклеты, что «влияло на состояние боевого духа в войсках». Офицеры вермахта сообщали, что армейские цензоры имеют право конфисковывать только материалы, содержавшие критику правительства и партии. Рейхсляйтер Макс Аманн, ответственный за ассигнования для печати, не мог предотвратить издание религиозной литературы на деньги церкви. А меры полиции Борман расценивал как недостаточные для достижения конечной цели. В письме содержалось поручение рейхсляйтеру Розенбергу довести суть курса НСДАП до каждого солдата, независимо от собственных взглядов последнего.
Буквально через день, то есть 19 января 1940 года, Борман задал Розенбергу трепку в присутствии Гитлера. Продемонстрировав написанную специально для солдат брошюру епископа Людвига Мюллера, исполнявшего также обязанности уполномоченного протестантской церкви по делам рейхсвера в Кенигсберге, он заявил: «Подобное в армии недопустимо. Солдаты, недавно отрекшиеся от католической веры, прочитав эту книгу, могут вновь увлечься идеями христианства, наполовину замаскированными хитроумными протестантскими попами». Одновременно рейхсляйтер Аманн получил указание «впредь уделять религиозному содержанию печатных изданий не меньше [254] внимания, чем политическому и идеологическому, ибо имеющийся опыт показывает, что религиозная литература снижает стойкость масс в борьбе с внешним врагом».
В глазах церкви Альфред Розенберг являл собой антихриста во плоти. Лишь немногие отцы церкви знали, что к жестким мерам по отношению к религии его принуждает не столь известный широким массам Борман. Очередное письмо Бормана Розенбергу (от 22 февраля 1940 года) не оставило бы у священников, попади оно к ним в руки, никаких сомнений по поводу того, кто же являлся их самым опасным оппонентом. В разделе «Инструкция о религиозном образовании в школах» Борман поясняет, почему следует отвергнуть компромисс с христианским вероучением и какой тактики надлежит придерживаться, чтобы разгромить церковь. Причиной для составления инструкции стало появление слухов о совместной работе Розенберга и епископа Мюллера над программой религиозного образования в школах.
Нет необходимости говорить, что за долговременными проблемами Борман не забывал о текущих делах, не упуская случая доставить неприятности церкви. Альберт Шпеер, возглавлявший программу реконструкции столицы третьего рейха, вступил с клиром в переговоры о строительстве церквей в новом районе Берлина. Дело кончилось тем, что Борман объявил ему строгий выговор и запретил заниматься этими проектами. Впоследствии, когда города стали подвергаться первым бомбежкам, некоторые ретивые гауляйтеры поспешили снести церкви, получившие повреждения. Шпеер, объявивший эти руины «ценными историческими памятниками», просил Бормана остановить эпидемию разрушений, предоставив фюреру принимать решения о планах реконструкции городов. А несколько месяцев спустя, когда Шпеер вновь получил выговор от шефа партийной канцелярии [255] за большой расход дефицитных строительных материалов на восстановление церквей, придворный архитектор фюрера вновь использовал формулировку «национальные памятники исторического и художественного значения». Мартину пришлось отступить: во-первых, в этом он ничего не смыслил (впрочем, подобные соображения его обычно не сдерживали); во-вторых, активно вмешиваться в вопросы архитектуры, в которой Гитлер считал себя высшим авторитетом, было рискованно.
Гитлер все откладывал начало наступления на Западном фронте, и конец 1939 года и первый квартал следующего Борман почти непрерывно разъезжал с ним на поезде между Мюнхеном, Берлином и Оберзальцбергом. На Рождество они посетили войска Западного фронта, где и отметили праздник при свечах и с рождественской елкой — то есть, по сути, почтили основателя преследуемой ими религии в соответствии с христианскими же традициями.
В первые, относительно спокойные, месяцы 1940 года Борман вновь занялся вопросами, связанными с христианской верой и церковью. Гитлер, дав вермахту все необходимые указания, мог больше времени уделить партии. Приглашая лидеров НСДАП на полуофициальные обеды (гостей угощали яствами из лучших ресторанов), фюрер поручал каждому конкретную задачу. Он, наконец, позволил партийному суду продолжить дело против Штрайхера. Розенберг, мечтавший после войны возглавить «нацистское вероисповедание», получил задание разработать программу создания институтов для изучения особенностей и проблем национал-социализма. Лею выпало подготовить всеобъемлющую систему социального обеспечения людей пожилого возраста. Причем «соратники по [256] партии», не доверяя друг другу, предпочитали не откровенничать на эти темы между собой.
