Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)
– Старшина, я тебе про мины говорю.
В кишлак входили двумя колоннами, по обеим сторонам ручья. На подходе к окраине Савельев дал очередь трассирующими пулями по небольшому наделу пшеницы, на соседней делянке разорвалась граната из подствольного гранатомета. Поля загорелись, над ними завихрился синий горячий дым, замысел этой маленькой операции начал реализовываться.
– Что морщишься, Ремизов? Хлеб жалко? Он уже осыпается, а убирать его все равно некому. Так что хоть как пропадет.
– Пропадет, только все это напоминает другие картины.
– Напоминает. Но лучше без аналогий и без сантиментов. Наш спектакль для «духов» должен быть настоящим, мы должны их взять на живца. Пусть разозлятся. А мы их тут – тепленькими. – Савельев взбодрился, в нем торжествовал дух охотника, идущего по волчьему следу.
– Знаю, что надо.
– Зарезать зверя и рук в крови не замарать – так не бывает! Тем более что тебе не привыкать, – Савельев скосил многозначительный взгляд на своего офицера, – так ведь?
– И так можно сказать. – Ремизов повел бровями, но больше ничего не добавил. Они уже входили в кишлак.
– Теперь давай определимся. С каждой стороны поджигаем по одному дому. На удалении друг от друга. Но должна быть подсветка и по центру кишлака, и со стороны верхней тропы. Перед тем как поджечь, полный и дотошный обыск, будет очень здорово, если мы что-то найдем. Понятно?
С первыми сумерками Савельев с частью пятой роты, с группами обеспечения, которые он брал для массовки, стал неторопливо отходить из Гувата в обратном направлении, разрешив нескольким сержантам постреливать по окнам, по подозрительным щелям в дувалах. За их спинами, как два огромных факела, разбрасывая искры, потрескивая сухой древесиной, полыхали дома.
– Хороший кишлак, уютный.
– И чистый, и богатый, много чего в домах есть, муки полно.
– Да, много чего. «Душки» все побросали, когда уходили.
– Тропинки камнями выложены, не то что у нас. Трава как одеяло пуховое.
– Дома жаль. Крепкие были дома.
– Прекратить разговоры! – Савельева начинала раздражать эта пустая солдатская болтовня. Рано или поздно она сведется к тому, что хорошо там, где нас еще не было. – Устроили базар, как бабки на посиделках. Наблюдать в секторах!
Время перевалило за полночь. Оно повисло почти без движения над миром, над этим кишлаком, и если бы не часы с их монотонной секундной стрелкой, гипнотический сон давно охватил бы уставший разум. Глаза слипались. Ремизов, сидя на подоконнике второго этажа, нещадно тер их костяшками пальцев, чтобы заставить смотреть, до боли щипал себя за руки. В какие-то моменты ему начинало казаться, что он спит с открытыми глазами. Сидеть часами без движения, всматриваясь в черноту, озаряемую всполохами горящих домов, стало невыносимо.
– Рейхерт! Ты там как? Бойцы как?
– У меня в глазах резь, еле держусь, бойцы спят.
– Ладно, пусть поспят еще полчаса. Тебя Варгалионок сменит.
Внезапно Ремизов то ли почувствовал, то ли увидел боковым зрением движение на мостике через Гуват. Схватил автомат, соскочил с подоконника. Освещенный контур человека скользнул в темноту и растворился за углом дома, в котором они находились.
– Рейхерт! – бросил он громким шепотом. – Видел?
– Товарищ лейтенант, это кто-то из наших. Точно кто-то из наших.
В подтверждение его слов раздался робкий стук в боковую дверь. Когда убрали блокирующее бревно, на пороге показался сержант из группы Корчина.
– Ты какого черта здесь?
– Товарищ лейтенант, меня старшина послал, я чай с абрикосами принес. Кипяток.
– Да вы там что?! – рычал все тем же громким шепотом Ремизов.
– Мы тихо. Мы в подвале огонь развели. Ни огня, ни дыма не видно.
– О-о, японский городовой! Вы же демаскируете наши позиции!
– Так старшина приказал.
– Какой старшина? Ты что, до сих пор не понимаешь? Мы же тебя подстрелить могли. Назад не пойдешь, останешься с нами.
Чай был, конечно, кстати, но его тонизирующего эффекта хватило ненадолго. К трем часам ночи Ремизов ощущал, как рассыпаются и уходят остатки его потрепанной энергетики, последние силы организма. Треск горящего дерева, доносившийся из глубины кишлака, оставался единственным раздражителем, который еще поддерживал сознание в тонусе. С порывом ветра от пожарища прилетали облака искр, они только подчеркивали черноту наступившей ночи. Одна из крупных искр, вырвавшись из-за ствола древа, стоявшего в пятнадцати метрах от их дома, описала правильную яркую дугу и снова исчезла за стволом. «Странная искра, – проплыло в мозгу Ремизова, – описала дугу. Так человек опускает руку с сигаретой. Ночью надо спать. Кому это надо курить среди ночи? Кому, кому… Разведчикам и диверсантам». Неожиданная мысль острым лучом прорвалась сквозь сумерки сознания:
– Всем подъем! Занять позиции, к бою!
Его автомат выискивал цель среди отсветов пожарищ и черных провалов между ними. Тень убегающего человека мелькнула чуть вдалеке – палец на спусковом крючке замер на мгновенье, и вдруг в это мгновенье неясным эхом откуда-то докатилась еще одна мысль: а если это свой, как тот сержант с чайником? Палец на крючке ослаб, готовность к выстрелу снизилась, но следующая мысль накатила удушливой волной: свой не стал бы убегать в глубь кишлака, надо стрелять! Но было уже поздно, тень растворилась.
– Варгалионок! Смирнов! За мной! Рейхерт, организовать наблюдение и оборону. Мы быстро.
Они бежали в стороне от огромных костров, продолжавших ярко пылать, скрываясь в кустах и деревьях, чтобы самим не стать мишенями для стрельбы. Заняв удобную позицию в середине кишлака, залегли.
– Все. Слушаем и смотрим. Ни звука.
Летняя ночь, пропитанная запахами войны, дышала тревогой и опасностью. В кишлаке есть люди, теперь это понятно, а вот сколько? И кто эти люди? Если этот наблюдатель пришел не один и где-то здесь притаилась банда? Первым не выдержал Варгалионок, минут через десять он толкнул командира под локоть:
– Товарищ лейтенант, может, вернемся? Жутковато. Нас тут всего трое, от наших далеко оторвались.
Ремизов думал о том же, они давно и внимательно присмотрелись к Гувату, к окрестным домам и дувалам, к местности, враг себя не обнаруживал. Но если их засекли, то маневр откладывать нельзя, надо уходить.
– Возвращаемся, пожалуй, ты прав, пора…
Спустя сутки пятая рота отправилась на засаду в Астану, крупный кишлак, расположенный в десяти километрах на восток от Рухи, в котором довольно часто бывали незваные гости. Природа не терпит повторений, и на этот раз она подарила роте огромную луну, светившую, как мощный софит, которая лишь изредка пряталась в высоких перистых облаках. Ремизов тоже был частью природы и тоже не любил повторений, а поэтому решил старшину Корчина с собой больше не брать, несмотря на все его нереализованные амбиции и горячий чай с абрикосами.
Входили в Астану ночью, чтобы не привлекать внимания случайных ушей и глаз. Ничего лишнего из снаряжения с собой не брали, а перед началом движения попрыгали, убедились, что ничто не позвякивает. Полтора десятка теней тихо проскользнули через лунные поля и лунное молоко и углубились в узкие, брошенные жителями переулки. Среди множества домов выбрали два самых больших, с широкими плоскими крышами, возвышавшихся над всеми другими, от которых просматривались подходы к кишлаку и к дороге, проходящей по берегу Панджшера.
Только вступили за дувал первого дома, во двор, как в ноздри со сладким напором ворвался плывущий из дома запах плова. Ремизов замер от неожиданности, медленно выдохнул и вскинул руку – всем остановиться, замерли и солдаты. Кто понял, что происходит, кто нет, но Ремизов не слышал в доме звуков голосов, а это означало, что их засекли и притаились. Ждут или ушли? Вот в чем вопрос. Плов не готовят только для себя, это праздничное блюдо, сколько же их здесь и кто они? Неужели бой? Кто будет атаковать, тот и победит. Ремизов почувствовал, как по коже пробежали мурашки, а им на смену от сердца побежала горячая волна адреналина.
«Сынок, береги себя. Доля у тебя такая. Береги себя». «Артемчик, я тоскую без тебя, я жду, а ты все не едешь». Голоса, строки из писем пробегали от виска до виска, от края до края панамы, уходили и снова возвращались. Настал тот случай, когда и нужно, и можно было поберечь себя. «Ну пусть только кто появится, патронов не пожалею, перекрещу крест-накрест. Мало не покажется»
– Рейхерт, – шепот, палец к губам, Ремизов дышал ему прямо в ухо, – без звука. Обходишь с группой дувал. Автоматы к бою, с предохранителей снять, первый патрон досылать медленно, без щелчка. Приготовить гранаты.
– Понял. Иду. – Он махнул рукой своей группе, и четыре солдата, прижимаясь спинами к стене, следом за ним начали обход дома с тыла.
– Тарасенко, ты со своими во двор, направо и на крышу. Все делать тихо. Смотри, чтоб гранату сверху не бросили.
