Сергей Кольцов - Тихая разведка
— Постойте! Всего несколько слов, — решив, что настало время несколько реабилитировать себя, начальник гестапо доверительно произнес — Сотрудники гестапо, а не контрразведчик, заметьте, напали на след советской разведгруппы, а это значит…
Коврова почувствовала, как по ее телу прошел озноб. Она опустилась с сиденья «оппель-капитана» на пол, сжимая в руке браунинг. Что будет дальше, она не могла предположить. Во всяком случае, думала Коврова, Черемушкин поймет, что я сделала все, что смогла… Жаль только, не узнают наши, какие сведения были у меня…
Коврова все-таки увидела снизу эту женщину в форме штурмбанфюрера, но лицо ее лишь мелькнуло, когда она садилась за руль.
«Оппель-капитан» рванулся с места. Машина, миновав привокзальную улицу, вышла на шоссе. Дорога вела куда-то в совсем темную даль. Коврова осторожно поднялась на сиденье, положила на колени браунинг. «Оппель» шел ровно, не встречая никого на пути. Немка включила свет в кабине и поправила зеркало заднего обзора. Коврова вдруг увидела свое лицо, отраженное в этом овальном кусочке стекла, и удивленную физиономию той, что сидела за рулем.
Пронзительно заскрипев тормозами, машина остановилась. Женщина за рулем резко обернулась и лицом к лицу столкнулась со своим явно беззеркальным отражением. Похоже, она увидела себя просто со стороны. Только лицо ее было с сурово сдвинутыми бровями, резкой складкой в уголках губ. Ковровой же показалось, что она видит себя лет на пять старше, женственнее и холенее.
— Что за фокусы!!! — почти истерично прокричала немка. — К черту эксперименты!
Наведенный на нее пистолет коснулся ее виска, и она услышала сказанное по-немецки:
— Спокойно! Положите руки на руль. Одно лишнее движение — и стреляю…
Штальберг показалось, что она видит ужасный сон. Черный ствол браунинга на мгновение отошел в сторону. Щелкнул замок дверцы, и на переднее сиденье опустилась незнакомка, проворно вынула из ее кобуры пистолет.
Внезапно вырвавшийся свет мотоциклетных фар ударил в лобовое стекло!
— Хальт! Хальт! — раздался совсем рядом голос.
И когда свет ушел чуть в сторону, обе женщины увидели перегородивший дорогу мотоциклетный патруль.
В мотоцикле в форме офицеров С С сидели двое. Один за рулем, другой в коляске, держа руки на прикладе ручного пулемета с двойным коробчатым магазином.
Ситуация требовала молниеносного решения.
Коврова выстрелила в сидевшего в коляске, но пуля не задела эсэсовца. Тот, что был за рулем, рывком перебросил через голову ремень автомата и плашмя бросился в придорожный травной покров. Предупреждая второй, более точный выстрел, он выкрикнул:
— Не стрелять!
Коврова прикидывала, как убрать его, чтобы шансы стали равными.
— Не стрелять! — раздался голос эсэсовца, сидящего в коляске. Демонстрируя силу своего превосходства в оружии, он чуть скосил в сторону и поднял вверх пулеметный ствол. Очередь жестким эхом ворвалась в тишину. Срезанные пулями сосновые ветки посыпались на капот машины. Коврова сжалась, стараясь понять, на что рассчитаны предупредительные очереди немца. Понимая свою обреченность, со всей накопившейся в ней злобой и отчаянием Наташа прокричала:
— Слышите вы, гитлеровские кретины! Вы можете убить меня! Но мою ненависть — никогда!
Слова ее произвели странный эффект. Штальберг отрешенно смотрела на незнакомку, ясно понимала теперь, что находится под дулом пистолета у русской разведчицы. А оба патрульных встали открыто, во весь рост. И тот, что лежал в траве, громко сказал по-русски:
— Не стреляйте! Не стреляйте… Я — Игнат!
Человек, назвавший себя Игнатом, передал свой «шмайссер» напарнику в коляске. И, чуть приподняв руки вверх, направился к Ковровой.
— Игнат?! Это вы! — удивленно воскликнула она, с трудом узнав приблизившегося человека.
Игнат, быстро метнулся к той стороне машины, где, прислонившись к дверце и словно впав в забытье, сидела Штальберг.
— Кажется, вы мило побеседовали со штурмбанфюрером… Штальберг, если не ошибаюсь. Желтухин успел, наверное, кое-что сказать вам о ней. Я имею в виду некоторое внешнее сходство, — сказал он Ковровой и позвал товарища: — Урмас! Подходи! Наша знакомая.
Подошедший в форме оберунтерштурмфюрера СС человек был светловолос, чуть выше среднего роста. В темноте угадывались его крупные с прищуром глаза под дугами темных бровей. Лицо чистое, продолговатое, с выразительным контуром полных губ.
— Урмас Алентус! — представился он. — Говорю с небольшим эстонским акцентом. Я знаю о вас то, что известно и Игнату, не больше… А теперь, насколько я понимаю, времени лишнего у нас с вами нет. Пока не подъехал настоящий патруль, нужно срочно допросить эту эсэсовку. Мы пока вас посторожим.
— Если потребуется помощь, — добавил Игнат, — то знайте, Урмас отлично знает немецкий. — И они встали по обе стороны машины, посматривая на сидящих рядом Коврову и Штальберг.
— Я попрошу вас ответить на некоторые вопросы, штурмбанфюрер.
— Хорошо! Подчиняюсь вашей необузданной наглости. Вы гарантируете мне жизнь? — спросила она явно только для того, чтобы выиграть время. Автомагистраль совсем рядом… Этот пристанционный район — под постоянным наблюдением патрулей, особенно в ночные часы.
— Вы рассчитываете на помощь? Если она и придет, то для вас будет хуже… Мы гарантируем вам жизнь, если будете говорить правду, отвечать на наши вопросы. Отбросьте надежду на освобождение. Целой и невредимой будете отправлены в ближайший партизанский отряд, а затем в штаб армии… Говорите только правду! Каковы ваши намерения по отношению к засланной в ваш тыл советской группе?
— Есть штандартенфюрер Фалькенберг… Он сделает все, чтобы уничтожить ваших друзей. Надеюсь, вам это понятно?
— Мои друзья — хорошие солдаты… — задумчиво, не спуская глаз со Штальберг, ответила Коврова… — Они не будут искать спасения в бегстве. Какую роль вы играете при штабе «Метеора»?
— Работником отдела контрразведки войсковой группы «Метеор».
— Что вам известно о планах командования?
Штальберг, встретившись взглядом с разведчицей, поняла, что предстоит лишь подтверждать то, что русским уже наверняка известно.
— Командование армейской группой «Метеор» намечает удар по вашей обороне двумя танковыми дивизиями и одним моторизованным корпусом. Для прикрытия с воздуха назначена смешанная авиационная дивизия генерала Эриха.
— На какое время назначено контрнаступление?
— Корпуса и дивизии, входящие в состав армейской группы особого назначения, готовы и ждут только приказа, — напрягая тело, проговорила Штальберг. — Наступление назначено на конец недели — воскресенье, в пять тридцать утра по московскому времени.
— Но контрудар планировался раньше?
— Это так. Но некоторые важные обстоятельства нарушили схему общего плана.
«А так ли это, что фашисты перенесли сроки контрудара и он будет нанесен через три дня? — подумала Коврова. — Кто может подтвердить сказанное? Разве можно ей верить? Требуется уточнение. За трое суток нахождения в тылу противника разведгруппа так и не сумела, хотя и пыталась, передать обобщенные разведданные командованию дивизии. Возможно, сделает это посланный в партизанский отряд старшина Двуреченский. Но можно ли быть уверенными?!»
— Кто хорошо знает вас в ставке генерала Веллера?
— Сотрудники гестапо и контрразведки. Впрочем, со всеми шапочное знакомство. Группенфюрер — не исключение.
— Где вы остановились?
— В выделенном мне особняке.
— Где?
— На улице Центральной.
— Номер дома?
— Двадцать девять.
— Состав охраны?
— Постоянно дежурит один из офицеров СС. Еще — прикомандированные ко мне офицеры.
— Через сколько дней вы возвращаетесь в Берлин?
— Спросите — через сколько часов…
— Вы должны были лететь завтра? В котором часу?
— В шестнадцать ноль-ноль. Если бы, конечно, Вернер… — последние слова ее прозвучали как мысли вслух, и Коврова уловила это.
— Вас кто-нибудь сопровождал бы при посадке в самолет?
— Возможно. Двое офицеров…
— Среди сотрудников гестапо есть человек, которому вы доверяете больше, чем кому-либо?
— Я не намерена отвечать на ваш идиотский вопрос…
— Штурмбанфюрер Штальберг! Не забывайте, что ваша жизнь в ваших же руках.
— Надеюсь, вы не думаете, что я так наивна… Я выдаю вам тайны не из добрых намерений… И не потому, что верю вашей глупой сказке о сохранении мне жизни. Мне теперь совершенно безразлично, что произойдет с вами лично, а также с группой генерала Веллера. Умирая, хочу унести с собой в преисподнюю побольше человеческих жизней, пусть даже это будут мои соотечественники — немцы! Скучно будет на том свете. — Штальберг вдруг истерически расхохоталась.
