Николай Бадеев - Принимаю бой
— Вроде приметного столбика, — сказал моторист Николай Хаевский. Он улыбнулся и добавил: — Давайте-ка перенесем этот столбик на минное поле? Пусть они свои мины поцелуют. А?
— Верно, — согласился командир. — Только вот якорь-то у этого буя, наверное, будь здоров!
— А у нас табун добрых коней, — пошутил моторист. — Выжмем из двигателя до последней лошадиной силы.
О риске подорваться на минах не говорили: риск, понятно большой, да ведь волков бояться — в лес не ходить.
Завели швартов, дали ход. Стальной трос как струна, а буй ни с места. Тогда мотористы увеличили число оборотов.
— Пошел! — закричали матросы. — Пошел!
На поверхность всплыли водоросли — якорь, волочась по дну, вырывал их с корнями. Буй оттащили на четыреста метров, потом выбрали швартов и ушли.
А ночью гитлеровское командование направило в Нарвский залив четыре новейших эскадренных миноносца типа «ягуар», каждый нес по шестьдесят мин. Корабли и покрашены были под хищников — борта и надстройки в темных пятнах и кольцах.
Когда отряд подошел к Нарвокому заливу, командир флотилии Копенгаген приказал отыскать буй. Сигнальщики обнаружили его, и вскоре на корабли поступила команда ставить мины.
И вдруг под днищем головного «ягуара» раздался взрыв. Эсминец повалился на правый борт, люди, мины, шлюпки — вое полетело в воду. Через минуту корабль исчез в пучине.
Остальные корабли застопорили ход, но поздно. Под бортом второго миноносца полыхнула багровая вспышка, корабль переломился. Наскочил на мину и третий.
По воде разлилась горящая нефть, повсюду носились обломки и барахтались немецкие моряки. Борясь с волнами, они поплыли к оставшемуся «в живых» четвертому «ягуару», но тот с покривившейся мачтой и вмятинами в бортах — ему тоже крепко досталось — взял курс на запад, ничуть не заботясь о спасении утопающих.
Но и этому «ягуару» далеко уйти не удалось — тоже напоролся на мину.
А со стороны южного берега Финского залива, роя носом волну, к месту гибели вражеской флотилии мчались советские катера. Рискуя жизнью, они вышли на минное поле, стали поднимать из воды немецких моряков, оказывать помощь раненым.
— Гитлер капут! — кричали пленные. — Гитлер капут!
Спасли сто семь человек, вытащили из воды и командира флотилии офицера Копенгагена. Пленных повезли в Кронштадт.
Так маленький катер с экипажем в шесть моряков отправил ко дну четыре больших корабля.
«Потонувшие миноносцы построены в 1942–1943 годах и принадлежат к наиболее современным кораблям этого типа, — сообщало Советское информбюро 21 августа 1944 года. — Скорость миноносца — 34 узла (свыше 60 километров в час). Каждый из них имел следующее вооружение: четыре 105-миллиметровых орудия, два автоматических 37-миллиметровых орудия, три 20-миллиметровых орудия и шесть торпедных аппаратов. Команда миноносца — 190 человек».
Эта история имеет свое продолжение.
После окончания Великой Отечественной войны катера-тральщики еще много лет воевали с «рогатой смертью». Они бесстрашно шагали по минным полям, открывая голубые дороги пассажирским, грузовым и рыболовным судам.
Но однажды в Нарвском заливе рыбаки неожиданно обнаружили несколько плавающих немецких мин. На Краснознаменном Балтийском флоте объявили тревогу: волны могли вынести «рогатую смерть» на главный фарватер, по которому суда ходят из Ленинграда в Таллин, Ригу, в зарубежные страны. Отряд катеров-тральщиков был послан на поимку сорвавшихся «с привязи» взрывчатых шаров.
Кораблик Григория Давиденко нашел среди волн две мины. Обе были «хвостатые»: волочили за собой большой кусок ржавого минрепа — стального троса, который совсем недавно удерживал их на якоре. Мичман подошел к ним на «тузике» — маленькой лодочке, — привязал к рогам подрывной патрон, поджег запальный шнур и скорее обратно, к своему КТЩ… Над морем прокатилось два взрыва.
«Откуда они здесь появились?» — думал Давиденко. Ведь Нарвский залив тралили очень тщательно, не должно быть «огрехов». Уж не повинны ли в этом те «ягуары», что наскочили на собственные мины в августе 1944 года?
На кладбище немецких кораблей спустились водолазы. Один из них коснулся тяжелыми свинцовыми ботами какого-то предмета, который тотчас ушел из-под ног в сторону. А через секунду в иллюминаторе скафандра показалась… мина. Моряк облегченно вздохнул: хорошо, что не наступил на ее рога…
Искореженные корпуса «ягуаров» были усыпаны минами. Рогатые смертоносные шары покачивались и вокруг кораблей на минрепах, размотавшихся на три, четыре, пять, десять метров.
Вдруг рядом с бортом спасательного корабля всплыла мина. Моряки оттолкнули ее шестом.
— Немедленно прекратите трогать мины! — приказали по телефону водолазам.
— Мы к ним не прикасаемся, — был ответ. — Они всплывают сами — рвутся проржавевшие минрепы.
Так была разгадана тайна Нарвского залива.
В штабе флота задумались: как уничтожить подводный минный арсенал? Тралить невозможно, обезвреживать каждую мину в отдельности и долго, и опасно.
«Кладбище» решили взорвать. Его оградили буями, ориентируясь по ним, самолеты-пикировщики сбросили тяжелые фугаски. Одновременно со взрывами бомб взрывались и мины.
Потом над местом гибели «ягуаров» прошли катера — «морские охотники». Они сбросили глубинные бомбы. Море гудело от взрывов, на поверхность выбросило спасательные круги, обломки деревянных трапов.
Когда водолазы вновь спустились на дно, они увидели лишь груды металлического лома: все мины сдетонировали.
Колокол с «речного танка»
Бом! Бом! Бом!
Израненный осколками и пулями, колокол прозвучал в музейном зале громко, тревожно, призывно. Как тогда, в грохоте июля сорок четвертого…
Пожилая женщина, с лицом строгим и скорбным, склонила голову. Это по ее просьбе я пробил в колокол — Юлии Владиславовне Ольховской очень хотелось услышать голос бронекатера № 92.
Олег Ольховский жил в Ленинграде, недалеко от Нарвской заставы. Отец его Петр Ефимович, служил механиком на судах торгового флота. Мальчишка любил слушать рассказы о дальних плаваниях. Где только не побывал Петр Ефимович: и в Северном Ледовитом, и в Атлантике, и в Индийском океанах. На знаменитом ледоколе «Красин» участвовал он в спасении экспедиции итальянского ученого Умберто Нобиле, летавшего на дирижабле к Северному полюсу.
В 1936 году летом Олегу исполнилось семь лет. Обычно отец в такой день дарил ему игрушки и книжки с яркими картинками. А в этот раз он подарил Олегу… морское путешествие. Самое настоящее — на теплоходе «Пионер», по маршруту Ленинград — Гамбург — Ленинград.
Капитан повесил на Олега тяжеленный морской бинокль, с которым юный мореплаватель не расставался даже ночью. Часами всматривался Олег в очертания берегов, разглядывал идущие пароходы. Спускался и в машинное отделение, где отец показывал ему, как работают механизмы.
Кильским каналом «Пионер» вышел из Балтийского моря и около сотни километров плыл по реке Эльбе. Какой огромный, шумный порт этот Гамбург! Олег с интересом смотрел, как могучие краны быстро разгружают суда. Вдруг послышалась команда. По причалу, стуча сапогами, шел отряд — все в коричневых рубашках, на рукавах повязки со знаком, похожим на паука. Молодчики горланили какой-то марш.
— О чем они поют? — спросил Олег у отца.
— Хвастаются, что завоюют весь мир.
После путешествия Олег окончательно решил стать моряком. Но вот началась война, отец ушел на фронт, а Олег с матерью эвакуировались из осажденного Ленинграда под Кострому.
Петр Ефимович служил механиком на бронекатере Волжской военной флотилии. Писал редко: шла великая битва за Сталинград. Из газет Олег знал, что бронекатера доставляли оружие и боеприпасы, обстреливали фашистов из пушек и пулеметов.
Весной сорок третьего года Олег узнал: в Костроме набирают ребят в Бакинскую школу юнг.
— Мама, ты же знаешь мою мечту…
Юлия Владиславовна поняла сына. Быстро собрала вещички, Олег помчался в город.
В Баку плыли по Волге. Олег не уходил с палубы: в последнем письме отец сообщал, что его отряд стоит на Волге, ремонтируется.
Горький, Казань, Ульяновск, Куйбышев, Сызрань… На подходе к Саратову Олег увидел у берега похожие на утюги корпуса бронекатеров. Вот они «речные танки», на каждом по две артиллерийских башни да еще пулеметы… Забилось сердце: не отцовский ли отряд?
Когда пароход подошел к пристани, Олег бегом бросился к катерам.
На кораблях шел ремонт: матросы чистили стволы орудий, подкрашивали борта и надстройки.
— Кого ищешь, парень? — спросил вахтенный.
— Ольховского, Петра Ефимовича!
Вахтенный поднялся на палубу, крикнул в люк:
