Тимофей Чернов - В те дни на Востоке
— Свежо предание!
— Ложь в красивой упаковке! — сыпались реплики. И тогда Померанцев выложил свой последний козырь.
— Если вы сомневаетесь в достоверности сказанного мной, приглашайте в Харбин самого Лавренева. Я готов выдержать очную ставку. Иначе мы ничего друг другу не докажем.
И сошел с трибуны.
Довод был веский: вряд ли кто вздумает приглашать в Харбин советского писателя, да и разрешат ли японцы. Значит, и нечего в ступе воду толочь.
Однако Несчастливцев не успокаивался. Он настаивал на том, чтобы этот случай был опубликован в газете. Нужно было осадить упрямца.
Эта роль отводилась поручику военной миссии Ямадзи. В другой обстановке Василий дал бы резкую отповедь клеветнику и плагиатору. Но сейчас он был уполномочен отстаивать интересы империи, защищать тех, кто ей служит.
— Господа, — сказал он; выйдя на трибуну, — случай, который мы сегодня обсуждаем, не стоит, как говорится, выеденного яйца. В самом деле, если господин Померанцев показал в книге то, что не удалось сделать господину Лавреневу, уже этим самым он снимает с себя всякое обвинение. А следовательно, отпадает необходимость в публикации этого факта в газетах. Кому еще не ясно?
Вопросов не последовало. С представителем японской военной миссии спорить никто не посмел, чтобы не навлечь на себя гонение. Журналисты расходились, не добившись своей цели. Померанцев воспрянул духом.
— Здорово вы их образумили, — говорил он Ямадзи. — Ни вопросов, ни реплик. Полный порядок!
«Не радуйся, — подумал Василий. — Скоро я тебя разделаю по радио так, что будешь крутиться, как змей на огне».
Глава девятая
В один из морозных январских дней бронебойщики ходили на занятия в поле. Перед обедом разразилась буря. Ветер стеной нес снежную пыль, захлестывал, валил с ног.
Чтобы не растерять солдат, Арышев приказал взводам выстроиться в цепочку. Держась друг за друга, бойцы двигались к гарнизону. Лейтенант шел впереди, защищая рукавицей лицо. Ветер пронизывал. Мокрые щеки ломило от холода. До гарнизона оставалось с километр, но идти становилось все труднее и труднее.
Обычно пехота находила свое спасение, когда окапывалась. Но ветер так чисто вымел степь, что не оставалось снега. А мерзлую землю солдатской лопатой не возьмешь. Надо было двигаться, идти вперед, чтобы не поморозить людей. Ветер завывал, словно тысячи волков, и относил цепочку все дальше и дальше от гарнизона.
Когда-то в годы солдатской службы во время тактических занятий Арышев с отделением попал в такую же стихию. Они долго бродили по степи, продрогли, устали и уже потеряли надежду на спасение, когда под вечер вышли на железнодорожную станцию. Отогревшись, утром прибыли в гарнизон.
Здесь до станции было километров пять. «Не выдержим, замерзнем», — думал Арышев. Надо было пробиваться в гарнизон. Но где он?
Лейтенант достал из полевой сумки компас, встав в кружок солдат, сориентировался. Получалось, гарнизон остался слева, километрах в двух.
— За мной! — скомандовал Арышев.
— А может, отыщем распадок, — предложил Старков. — Он же здесь где-то.
Распадок тянулся метров на четыреста. Летом они укрывались в нем от жары.
— Разве его найдешь в этой круговерти! За мной! — Арышев взял левее. Теперь ветер дул сбоку. Идти было легче, но солдаты уже вымотались, промерзли. Данилов сгорбился, Вавилов посинел. Некоторые жаловались, что мороз пощипывает пальцы ног. У Арышева деревенели пятки. Он передал по цепочке, чтобы каждый следил друг за другом, оттирал лицо, руки. В снежной мгле по-прежнему дальше десяти метров ничего не было видно. Только под ногами неслись змеистые клинья поземки. Подставляя то грудь, то бок, лейтенант шагал навстречу ветру, думал: может, он перестарался с закаливанием? Ведь можно же было заниматься в гарнизоне, а ему вздумалось подальше увести солдат, побольше дать им нагрузку. И вот как это обернулось. «Нет, иначе я не мог поступить».
В поредевшей снежной мгле Арышев увидел край обрыва.
— Распадок! Ура, товарищи!
Подошли солдаты, сосредоточились у края.
В распадке лежало много снега. Арышев спрыгнул с обрыва. Утопая по пояс в снегу, пошел по оврагу. Его примеру последовали сержанты и солдаты. Все собрались в укромном месте под скалой. Здесь было тише и теплее. Пританцовывая, солдаты оживленно говорили:
— Теперь, братцы, перезимуем.
— Щец бы горячих, а то уж кишка кишке рапорт пишет.
— Давайте хоть покурим, потянем, родителей помянем, — улыбнулся Старков.
— Это можно, — поддержал Шумилов. — А то уж я подумывал, что, наоборот, родителям нас поминать придется — буран-то взбесился.
Мало-помалу солдаты приходили в себя: растирали лица, руки, ноги.
Под вечер буря стихла. В морозной дымке низко над степью проклевывался медно-красный диск солнца, когда бронебойщики возвращались в гарнизон. Арышев думал, что все обошлось без последствий, однако буря сделала свое: трое солдат обморозили пальцы ног, а двое попали в санчасть с воспалением легких.
Когда Арышев доложил об этом комбату, тот с досадой сказал:
— Уж от вашей-то роты я не ожидал такой слабой закалки. Среди спецподразделений батальона первая противотанковая ходила в передовых. И вот свалилась беда.
В эти дин в роту явился незнакомый лейтенант. Протянув руку Арышеву он отрекомендовался:
— Петлин. Из дивизионной газеты «За Родину».
Внешне он выглядел невзрачно: шинель сидела мешковато, солдатский ремень был слабо затянут. Зато речь и улыбка на лице располагали к себе, настраивали на приятную беседу.
Арышев связал появление корреспондента с неприятным происшествием в роте. Но Петлин объяснил, что хочет написать о нем очерк.
— А кто вам рекомендовал меня?
— Ваш комбат.
— Не мог он этого сделать, потому что в роте ЧП.
— Знаю. Об этом он мне говорил. Но, согласитесь, что большого преступления здесь нет.
— И все-таки я бы хотел, чтобы вы поискали более подходящий объект, — упирался Анатолий.
Но Петлин стоял на своем.
— У вас, как сказал капитан, очень поучительные примеры воспитания подчиненных. Поэтому искать другой объект не целесообразно. Он вынул блокнот, авторучку и сел к столу. — Итак, я вас слушаю.
Анатолию не хотелось рассказывать, да и не знал он, что нужно для газеты.
— Задавайте вопросы. Что вас интересует, я отвечу.
Петлин, покручивая авторучку, говорил:
— Меня все интересует. Поэтому рассказывайте как можно подробнее, а я буду записывать, что мне нужно. Начинайте с того, как прибыли в полк, стали работать.
Скрепя сердце, Анатолий начал рассказывать, вернее, перечислять факты, сухо и сбивчиво. Он часто замолкал, ожидая, когда корреспондент запишет в блокнот тот или иной факт.
Не нравилась Арышеву такая протокольная запись — кому она будет интересна?
— Может, мне самому написать? — предложил он. — А сколько вам потребуется время?
— Дня четыре, пять.
— Долго. Нам надо в завтрашний номер. Да вы не беспокойтесь, все будет нормально.
— Боюсь, что получится скучно — вы же не даете мне рассказывать.
Петлин улыбнулся.
— Пожалуй, вы правы…
Ему вспомнился совет одного старого журналиста, что надо беседовать с человеком, не вынимая блокнота. Тогда он будет охотно рассказывать. Петлин угостил Арышева легким табачком. Рассказал анекдот. Они посмеялись. Корреспондент убрал блокнот и начал слушать.
Арышев смотрел на него, как он хмурился, настораживался, смеялся, и рассказывал с охотой. Он так увлекся, что не оставил в стороне и Незамая с Померанцевым. Но подробнее остановился на Примочкине и особенно Шумилове, на его дружбе со Старковым.
Петлин остался доволен, обещал написать поучительно и интересно.
Прошла неделя.
За это время Арышев был на трехдневных штабных учениях, дежурил по части и уже забыл о встрече с корреспондентом.
И вот ротный писарь принес из штаба батальона дневную почту. Среди газет была и многотиражка «За Родину». На второй странице Анатолий увидел очерк Петлина. Он занимал половину страницы. Начало было не новое: «У этого человека обычная, ничем не примечательная биография. До войны был солдатом, потом окончил училище, принял взвод»… Дальше рассказывалось, как взвод провалился на смотре и выявились нерадивые бойцы. Лейтенант озадачен: что с ними делать? На помощь приходят опытные товарищи. Описывались этапы перевоспитания солдат: стенгазета, комсомольское собрание, стрельбы, соревнования. В итоге взвод занимает первое место в батальоне. Лейтенанта выдвигают на должность командира роты. И вот резюме: «Арышев — офицер ищущий, одаренный. У него большое будущее».
