Армин Шейдербауер - Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника
Я решил выбрать второй вариант действий, потому что удержать позицию представлялось невероятным. Также можно было предполагать, что ночью будет отдан приказ на оставление основной линии обороны, в той степени, в которой она еще занималась нашими войсками. В этом случае было неважно, с какой точки рота должна была начинать свой отход. Поскольку волны противника прокатились мимо нас справа и слева, я приказал продвигаться вдоль основной траншеи направо, в ту сторону, где располагался 3-й батальон. Впереди пошел курсант-стажер, а я остался позади, покидая участок своей роты последним, как капитан тонущего корабля.
Наш отход заметила резервная рота противника, которая изменила направление своего движения и изготовилась к атаке. Одна особенно напористая группа солдат рванулась в нашу сторону. Вместе с двумя связными я был замыкающим, и у меня был с собой пулемет. Тщательно прицелившись, я выбрал самых ближних и свалил их несколькими очередями. Почувствовав наше сопротивление, русские остановились. Несомненно, у них была другая задача.
Оставалось преодолеть короткий отрезок траншеи, в которой находились русские. Мы справились с этим несколькими выстрелами и коротким «ура». Это было легко, потому что по большей части они были ранены и у них не было командира. Мы даже взяли в плен нескольких легко раненных солдат, а остальных отогнали. Тех, кто был ранен тяжело, мы оставили лежать на месте. Вскоре мы соединились с 3-м батальоном. Люди остались отдыхать, а я пошел на батальонный командный пункт. Командир, капитан Долански, встретил меня словами признательности за наши достижения и тут же доложил в полк о нашем прибытии. Телефонная связь со штабом полка пока еще действовала. Остатки сил покинули меня, и я едва не заснул на месте. Пришлось как следует «подтянуться», чтобы не поддаться изнеможению.
Ближе к вечеру в блиндаж был доставлен пленный русский капитан. Офицер на действительной службе, в возрасте около 25 лет, он никогда раньше не был в бою. Всего лишь за несколько дней до этого он прибыл на фронт с целой дивизией из Сибири. Судя по этому, а также из других источников мы получали представление о неисчерпаемых резервах противника.
Третья линия траншей, на которую мы должны были отойти ночью, проходила по обратной стороне склона. Перед нами был покрытый лесом участок местности. Примерно в 600 метрах справа от него располагалась ферма, окруженная фруктовыми деревьями. Мы видели, что русские уже дошли до опушки леса. Наша траншея была сплошной, хорошо оборудованной и отлично замаскированной снегом. Мы сами, когда подходили к ней из леса, заметили ее только тогда, когда до нее оставалось несколько метров.
Не прошло и часа после того, как мы заняли эту траншею, как из леса вышли двое русских. Быстрым шагом и без всяких мер предосторожности они шли бок о бок по направлению к нашим позициям. На шеях у них висели автоматы. Они подошли к нам на 200 метров, потом на 100, потом еще ближе, не замечая нашей траншеи. Тихим голосом я приказал подпустить их поближе и взять в плен. В пятидесяти метрах от нас они замедлили шаги. Двадцать немецких глоток выкрикнули в один голос: «Стой!» После этого они развернулись и побежали назад, бросаясь из стороны в сторону. Под градом пуль они рухнули на землю. Я этого не предвидел. Пули буквально изрешетили их.
Через какое-то время после такого проявления жестокости и озлобленности на ферме было замечено движение. Результатом этого явился огонь артиллерии противника. На нас посыпались снаряды. Я внимательно разглядел ферму в бинокль и обнаружил передовых артиллерийских наблюдателей. Там было два человека с радиостанцией, и их головы, плечи и снаряжение были видны за низким забором. Я попросил принести мне винтовку с оптическим прицелом. Один из связных должен был вести наблюдение в бинокль. Затем я прижался как следует к брустверу траншеи и тщательно прицелился. Отдача была мягкой. Голова одного наблюдателя повисла, а голова второго исчезла. Мой связной видел в бинокль, как оттащили убитого. Через час пришел приказ оставить эту позицию. Тем временем другой русский наблюдатель занялся корректировкой огня, который, к сожалению, оказался настолько точным, что у нас были потери.
Я никогда не видел настолько хорошо оборудованной позиции, как четвертая оборонительная линия, в которой мы провели ночь на 17 января. Блиндажи находились на глубине 3 метров ниже уровня земли. Траншея была выкопана в человеческий рост и оборудована ходами сообщения, а местами и поручнями. Стрелковые ячейки и пулеметные гнезда размещались с тактической точки зрения грамотно. Лучшего не могло быть и в позиционной войне более четверти века тому назад. Это была так называемая «Гауляйтерская» оборонительная линия, протянувшаяся более чем на 1000 километров вдоль восточной границы Рейха. Она была Построена осенью 1944 г. женщинами и девушками, которые являлись либо добровольцами, либо призванными на трудовую службу, под руководством офицеров, получивших на войне увечья. (Автор лукавит. К строительству оборонительных укреплений в массовом порядке привлекались военнопленные и подневольные рабочие. — Прим. ред.) Гизела тоже принимала в этом участие, работая киркой и лопатой на берегу Одера.
По моему мнению, эта позиция, если не считать нескольких зданий, которые надо было взорвать, была идеальной, и на ней вполне можно было бы провести зиму. Но чувства уверенности не было. Даже если у меня и не было представления о стратегической ситуации в целом, я не рассчитывал оставаться там надолго.
Предчувствие не обмануло меня. Проспав несколько часов в полном изнеможении, я проснулся и на рассвете выбрался из блиндажа. Расположенные в 50 метрах перед нашей позицией здания вызывали у меня тревогу. Когда стало светло, то стало заметно передвижение русских солдат. Выяснилось, что они уже заняли эти дома, и к ним подтягивались подкрепления. По одному и по двое русские перебегали по мосту через ручей на другой стороне хутора. Я приказал обстрелять мост из пулемета, после чего было замечено передвижение противника слева, вдоль ручья. Через какое-то время послышалась стрельба на соседнем участке слева от нас. Звуки выстрелов смещались все дальше по касательной в наш тыл по направлению к пути отхода. В то время как огонь постепенно затихал, противник начал продвигаться справа, примерно в километре от нас. Мы оказались под угрозой окружения. Наши соседи с обеих сторон дрогнули. Они оставили свои траншеи и отступили, находясь на значительном расстоянии друг от друга.
Командир батальона капитан Вильд, который пришел на смену раненому капитану Фитцу, не решался оставить эту великолепную позицию без приказа. Связи с нашим полком не было. Ввиду угрозы окружения казалось сумасшествием оставаться на оборонительной линии, за которой на несколько километров простиралась открытая равнина. Отступление по такой местности в дневное время повлекло бы за собой тяжелые потери. Не было никаких связных из штаба полка, которые могли бы доставить ожидавшийся нами приказ на отход. Пасмурный день немного посветлел, и стрелковый огонь позади нас стал более сосредоточенным.
Капитан Вильд ждал и размышлял. Сдать позицию без боя означало решение с далеко идущими последствиями. Даже не считая вероятного разбирательства такого поступка в военно-полевом суде, приказ на отход означал оставление траншей и блиндажей невиданного нами ранее качества. На совещании ротных командиров я настаивал на отдаче приказа об отступлении, отметив, что в случае промедления батальон из примерно 150 человек будет потерян. Капитан Вильд принял решение. Мы выбрались из траншей и тронулись в путь по широкому заснеженному полю.
Во время отхода по нашему левому флангу внезапно ударили пулеметные и автоматные очереди. Во вспомогательных траншеях в 30 метрах от меня находились русские. Рядом падали наши солдаты, сраженные вражеским огнем. Один крикнул, чтобы мы забрали его с собой. Но кто бы мог сделать это? Все бежали, и вместе с ними бежал я. Неожиданно меня ударило по голове. Меня завертело, и я упал. Потом собрался с силами, встал и побежал снова. В голове шумело, но я чувствовал, что не был ранен. Спотыкаясь, я продолжал бежать зигзагом по полю, где не было никакого укрытия.
Примерно через 100 метров командиры смогли взять свои подразделения под контроль и перейти от бегства к планомерному отходу. На краю поля находился следующий населенный пункт. Оттуда застучал автомат и раздался истошный голос. И оружие, и голос принадлежали полковнику Дорну, который стрелял в воздух поверх наших голов, чтобы остановить отступавшие войска и вернуть их на прежние позиции. «Вы, свиньи, остановитесь же, наконец!» — кричал он, хотя в этом уже не было необходимости. Я никогда не видел полковника, этого спокойного и доброго человека, таким возбужденным. Конечно, он не видел и не знал ничего ни об отступлении наших соседей, ни о пулеметном огне, ударившем по нам с фланга во время отхода. Но полковник был достаточно справедлив и опытен, чтобы сразу же оценить обстановку и не возлагать на нас ответственность за случившееся. Он знал, что на шестом году войны войска были уже слишком измотаны, чтобы справиться с такой ситуацией.
