Милош Крно - Лавина
— Пропадешь ты в этой Германии, — сказал он. — Ступай-ка ты в лес.
За два дня до сочельника Яно Плавка ушел в Среднюю Дубравку, а оттуда ночью прокрался, как лиса, в долину. У него было намерение обосноваться в ближайшей лесной сторожке. Отец отдал ему последние деньги; он поживет пока у лесника, подождет, когда Погорелую освободят.
Но ему не повезло. Под самой сторожкой «На холме» он натолкнулся на партизанский дозор. Когда его стали расспрашивать, кто он и куда идет, он начал выкручиваться, говорил, что идет к родным в сторожку, но это не помогло ему. Он попал в руки Грнчиара.
— Ты, тряпка вшивая, пойдешь с нами, — обрушился на него Грнчиар, а другие партизаны только ухмыльнулись украдкой. — Посмотрим-ка мы на тебя, не прислали ли тебя сюда немцы.
Яно Плавка перепугался. Он начал уже жалеть, что не остался дома. Лучше бы он поехал на работу в Германию!
По дороге в Стратеную Грнчиар расспросил его обо всем, а узнав, что его отец крестьянин, окинул испытующим, недоверчивым взглядом и улыбнулся доброй, широкой улыбкой:
— Я и сам крестьянин, только вот эти гады немцы сожгли мой дом. Жена с ребенком по чужим людям скитается. На Ораве, а сам я из Липтова…
Когда Грнчиар принялся убеждать его, что немцев надо бить, Яно Плавка лишь пожал плечами. Боится он их, да и что они ему сделали плохого? И отца не обидели. Бывало, что вели они себя по-свински, верно, но ведь это война, он и сам поступал не лучше. Разве не он заколол поросенка старосты? С каким удовольствием солдаты его съели! Где же это было? Еще под Бистрицей. С тех пор прошло уже восемь или девять недель. А к чему все это? Сколько крови льется понапрасну!
В Стратеной Грнчиар попросил заместителя начальника штаба, чтобы молодого Плавку дали в его распоряжение.
— Ведь это я взял его в плен, — настаивал он, хватая Плавку за локоть, как бы боясь, что тот от него убежит.
В конце концов Грнчиар получил разрешение заняться подготовкой новичка. Ему очень хотелось пожать руку заместителю начальника штаба или обнять его, так он был ему благодарен, но вместо этого он лишь встал по стойке «смирно» и отдал честь. Задаст же он новичку жару! Теперь у него будет кем покомандовать. Он даже похвалился перед Спишиаком, что в штабе ему дали денщика.
Яно Плавка полностью покорился Грнчиару. Он не разбирался в партизанских званиях, но по поведению своего воспитателя решил, что он относится к числу самых главных. Яно еще больше утвердился в этом мнении, когда Грнчиар прошептал ему как-то раз с таинственным видом:
— Здесь никто не должен знать, кто я такой. Это тайна. Называй меня просто товарищем Грнчиаром.
Был сочельник, и Яно Плавка предался воспоминаниям. Свою маму он любил больше всего на свете и теперь размышлял о том, как было бы хорошо, если бы он незаметно сходил в Погорелую. Достаточно он валялся по казармам, достаточно прятался. Чего это его здесь все муштруют? Уже стемнело, когда он вышел из бывшей туристской базы, где постелью ему служил набитый соломой тюфяк, который он делил с Грнчиаром. Окно избы на противоположной стороне улицы было освещено. За замерзшим стеклом горели свечки на рождественской елке.
Яно Плавка долго дул через согнутые в трубочку ладони на чудесные цветы, нарисованные морозом на оконных стеклах. Иней растаял маленьким, не больше пятикроновой монеты, кружком, и тоска сжала сердце парня. Елка, яблочки, орехи в фольге, два стеклянных шара, хлопушка. Все это напомнило ему детство. Плавки жили бедно, но всегда находилось что-нибудь, чтобы положить под елочку для единственного сына, ну а остальное он получал, когда ходил колядовать. Как тогда было хорошо! Не было ни немцев, ни восстания, а теперь!.. Грнчиар пророчит, что мир идет к гибели, а поэтому надо торопиться перебить фашистов и гардистов, чтобы смерть их была потяжелей, собачья смерть, как говорят. Пожалуй, он прав. Придет фронт, прикажут — и все сожгут. Наверняка и их домик с хлевом.
Мимо него пробежала поджарая лиса и исчезла в щели под завалинкой избы. Яно Плавка подумал, что ей, должно быть, очень хорошо. Есть что пожрать, под избой тепло, вон как валит дым из трубы. Наверняка у нее там детеныши, наверняка теплое гнездо и, конечно же, нет вшей. Не то что у него. Лисе ничего не будет, даже если немцы прорвутся. Плавка начал завидовать лисе, но, когда услыхал, как в доме затянули песню, вновь прижался к раме окна и принялся мечтать о рождественской елке, о маме.
Ему показалось, что за спиной заскрипел снег, но он не обернулся, только подтянул висевшую на плече винтовку, которую вчера получил. Он и не подозревал, что за ним остановился Янко Приееол.
Янко не узнал Плавку. Он увидел лишь размечтавшегося партизана у окна, через которое светилась елка, и не хотел ему мешать. Постоял еще немного, а потом осторожно перешел на другую сторону улицы.
— Ах ты сопляк, черт бы тебя подрал! — Голос Грнчиара обрушился на Яно Плавку с такой силой, что он вздрогнул. — Ищу тебя по всей деревне.
Плавка виновато улыбнулся и отскочил от окна.
— Ну ладно, пошли, — торопил его Грнчиар, — поедем на санях. Какие-то фрицы справляют рождество в Корытной.
Перепуганный Плавка сел в сани. Грнчиар всю дорогу подбадривал его, рассказывал, как они нападут на немецкий дозор. Он говорил тихо, чтобы их не услышал Хлебко-Жлтка, который погонял лошадь.
В Длгой они остановились перед самой корчмой. Хлебко сказал, что он не пьет и лучше подождет их. Грнчиар с Плавкой вошли в заполненную дымом комнату, оперлись о стойку, и Грнчиар заказал два раза по сто граммов сливовицы. Они выпили ее одним глотком, а когда Плавка хотел заплатить, Грнчиар ударил его по руке:
— Цыц! Ты должен меня слушаться, а не платить. Здесь плачу я, — стукнул он себя кулаком в грудь и, понизив голос, добавил: — Знаешь, надо подкрепиться, когда идешь убивать.
Плавка вышел первым и украдкой спросил Хлебко:
— А вы тоже будете стрелять?
— Что?
— Ведь мы едем в Корытную ловить немцев…
Хлебко рассмеялся:
— Как это? Мы едем за картошкой на склад да за морковкой…
Когда Грнчиар впрыгнул в сани, Плавка схватил его за рукав и спросил, правда ли то, что говорит Хлебко. Но Грнчиар сердито покосился на него и пробормотал:
— Нашел кого спрашивать! Разве я, — начал он шепотом, — так все и расскажу вознице, черт бы тебя подрал!
Потом он молчал всю дорогу. Остановились они перед двухэтажным зданием на нижнем конце Корытной. Не видя нигде ни единой живой души, Плавка обиженным тоном спросил, где же немцы. Но Грнчиар лишь толкнул его кулаком в грудь и расхохотался:
— За картошкой мы приехали, осел ты этакий! Я тебя хотел напугать.
— А зачем?
— Ты должен быть смелым. А если бы здесь и в самом деле были немцы? Лучше бояться всегда, чем испугаться один раз.
Они соскочили с саней. Хлебко сказал, что пойдет покормить лошадь, а Плавка с нетерпением ждал, когда вернется Грнчиар. Он был рад, что обойдется без стрельбы, но в то же время испытывал какую-то досаду, ведь он сумел преодолеть страх, охвативший его!
Через полчаса в дверях показался Грнчиар и помахал у Плавки перед носом пол-литровой бутылкой:
— А теперь пойдем дерябнем. Здесь мы и согреемся, — кивнул он головой на приземистый коттедж с большими окнами, стоявший за железным забором. — Хлебко нас найдет, а вечером мы вернемся.
Двери повсюду были открыты. Они вошли в комнату, где валялась разбросанная старомодная мебель и набитые соломой тюфяки.
— Пей, пей! — угощал Грнчиар Плавку. Сначала он налил из бутылки себе, выпил и с трудом перевел дыхание. Спирт быстро ударил ему в голову.
Выпив, он всегда испытывал сильнейшее желание излить свою злость и отомстить за ту обиду, которая лежала глубоко в его сердце.
— Черт бы подрал гардистов и судебного исполнителя, — заворчал он, еще больше распалившись при воспоминании о торговце Леднаре, гардисте из соседней деревни, которого он недавно увидел среди партизан. — Наверняка это они подстроили так, что немцы подожгли мой дом, тряпки вшивые! — кричал он. — Ну я им покажу, они у меня узнают где раки зимуют! Ну, как ты думаешь, зачем я сюда пришел? Не со страху, как ты, а чтобы отомстить, приятель, отомстить. Показать наконец этой панской сволочи, кто чего стоит. Ведь если все не разорить, они снова будут нас давить. Это точно, будут нас давить. — Он посмотрел на окно и, как будто рассердившись, что оно еще цело, схватил ближайший стул, оторвал его ножку и со всей силой швырнул в окно. Стекло зазвенело, а Грнчиар с удовлетворением сказал: — Все надо уничтожать, чтобы этим разбойникам не досталось. Пусть господа несут убытки, будь они неладны! Мой дом сожгли, ну и я буду все громить.
У Плавки шумело в голове. Ему показалось вдруг, что у Грнчиара почему-то два носа, что он ломает мебель и бросает обломки в печь, а потом услыхал, как снова зазвенело стекло, и крепко заснул.
