Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.
4
Сама Чийоко хотя бы раз навещала Ямамото, когда «Нагато» заходил в порт Йокосука. Привозила с собой белье, носки и даже подарки для его помощников и их жен и обычно приступала к наведению порядка в платяном шкафу, на постели и вообще в каюте. Однажды даже отчитала его, — это когда он задумал отдать жене одного офицера лосося с Хоккайдо и, отправившись в туалет, вытащил оттуда объемистый сверток, где среди форменной одежды хранился соленый лосось.
Тренировки на флоте завершились в декабре. Потом отслужили молебен в море в память тех, кто погиб во время учений, и затем флот возвратился в порт, а команды кораблей рассеялись на берегу. Конец года всегда отмечался повышениями по службе. Этот год, 1939-й, также пережил и большие перестановки в командовании Объединенным флотом.
Штабные офицеры еще с тех времен, когда главнокомандующим был Йосида, — такие моряки, как начальник штаба контр-адмирал Такахаси Ибо и старший штабной офицер капитан 1-го ранга Коно, — ушли в отставку, а их место заняли новые лица, включая начальника штаба Фукудоме Сигеру, старшего штабного офицера Куросиму Камето, офицера штаба торпедоносцев Ариму Такайясу и администратора штаба Ватанабе Ясудзи.
Один из них, начальник штаба Фукудоме, в апреле 1941 года, то есть за восемь месяцев до начала войны, стал начальником 1-го отдела морского генерального штаба; его заменил контр-адмирал Ито Сейичи, остававшийся на этом посту четыре месяца; затем в августе этот пост занял контр-адмирал Угаки Матоме. А потом, как раз перед началом войны, капитан 1-го ранга Мива Йоситаке и капитан 3-го ранга Фудзии Сигеру присоединились к командованию как воздушный «А»-офицер штаба и офицер связи соответственно. Но кроме трех-четырех таких перемен, Ямамото пришлось сохранять основной состав до самого начала войны.
Термин «команда Ямамото», конечно, не означает, что он имел власть самолично делать назначения; эта прерогатива оставалась за отделом кадров морского министерства. Должность офицера штаба по политическим делам (известная также как штабной офицер связи) впервые появилась при Ямамото.
Первый день Нового, 1940 года Ямамото и его новый коллектив встретили в открытом море. По этому поводу адмирал сложил такие стихи:
Сегодня я, командир
Стражей моря
Страны рассвета,
С благоговением вглядываюсь
В восходящее солнце!
Вероятно, оттого, что сейчас он оказался в ином окружении, чем во времена, когда был заместителем министра, Ямамото постепенно стал писать все больше стихов, — за этот период, вплоть до своей смерти, он сочинил их довольно много. Во время войны и особенно после гибели Ямамото эти короткие, в тридцать один слог стихи рассматривались как необходимый элемент просвещения нации, а некоторые даже положены на музыку. Короче, подход к ним был как к произведениям настоящего поэта, а потому представляется нелишним сказать об этих стихах несколько слов.
Чтобы сделать заключение, прежде всего отметим, что писал он их куда более случайно — и гораздо более скованным языком, — чем считалось в обществе. Йонаи, а кому это знать, как не ему, утверждал, что вкус Ямамото в сочинении стихов определялся его стремлением «кого-то перещеголять, — для него это имело характер состязания». Он устраивал для самого себя соревнования на скорость писания, и результат в поэтическом смысле, даже при исключительном желании, едва ли можно назвать выдающимся.
Много позже контр-адмиралу Одзаве Джисабуро пришлось рискнуть и высказать свое мнение Ямамото в лицо:
— Кажется, вы обожаете писать шутливо-классические стихи и раздавать их подчиненным, отправляющимся на фронт;но я о них (стихах. — X. А.) невысокого мнения. В ваших краях полным-полно первоклассных поэтов, Рьокан например, — так почему бы вам не поучиться немного и не писать что-нибудь поприличнее?
Но стоит ли относиться так уж строго к юному Ямамото — поэту? Вот, например, стихи, написанные в морском госпитале в Йокосуке, где он оказался, получив ранение в Русско-японской войне, в июле 1905 года:
Я не остановлю ее:
Пятна крови на носовом платке —
Признак моей истинной преданности.
А вот еще стихи, написанные на борту боевого корабля «Сойя», в своей каюте 1 января 1910 года, — он отправил их отцу:
Мне одному
Она кажется большой,
Эта маленькая каюта;
Я зеваю, растянувшись,
Живу как мне хочется.
Что сказать о стихах более поздних? Вот одно стихотворение, написанное в 1919 году, во время его первой поездки в Америку, и названное «Ночной Вашингтон»:
Сегодня ночью вновь
Свет луны чист
И прозрачен, —
Напоминает
Мой далекий дом.
А это стихотворение озаглавлено «В Америке, февраль 1920»:
Уныло вглядываясь
В бушующую за окном
Метель,
Тоскую по тебе
Вдали от родного дома.
Оба эти стихотворения в поэтическом смысле сырые и сентиментальные. Получив повышение в чине, Ямамото перестал писать подобные незрелые стихи. Сочинение, посвященное Новому году и начинающееся так: «Сегодня, как командир стражей моря…» — по крайней мере не позорит ранга автора и считается одним из лучших среди всего им созданного.
Как-то Ямамото — тогда контр-адмирал и руководитель технического отдела департамента аэронавтики — поехал в Кисю вместе с Хори Тейкичи, начальником бюро по морским делам. В письме к Такеи Даисуке, истинному поэту и другу еще со времени поездки в Америку, он послал стихи более профессиональные, чем обычные свои творения. По возвращении Ямамото в Токио Такеи сказал ему:
— Слушай, я получил твое письмо, но стихотворение ты откуда-то стащил, а?
— А что, ты такие вещи отличаешь? — Ямамото обескураживающе глядел на Хори.
— Ну конечно! — рассмеялся Такеи. — Вспомни, как мы играем с тобой в шоги. Ты же можешь точно сказать, что я замышляю. Ну а с поэзией то же самое, только наоборот. Так что и не пробуй одурачить меня!
Оказавшись под таким натиском, Ямамото признался, что его в поездке сопровождал поэт Исикуре Чимата, друг Хори. В городке Сингу в гостинице Исикуре выложил на стол кипу весьма приличных стихов, и Ямамото под их впечатлением стал выпрашивать «в долг» хоть одно. Получив его, он отправил по почте Такеи — ради шутки. Сомнительно, что он впредь совершил хоть один подобный подлог в открытую; однако во время войны под именем Ямамото Исороку, главнокомандующего Объединенного флота, опубликовано так много стихов, что часть их явно «одолжена» из различных источников. Например, стихотворение о посещении Великих Гробниц Исе (начало 1941 года) и еще одно, в знак первой годовщины начала войны, носят бросающееся в глаза сходство с написанными соответственно Такахаси-но-Мусимаро (из славной «Маниосу») и священником Рьоканой.
У него не было каких-то любимых поэтов или антологий, однако, отправляясь командовать Объединенным флотом, он захватил с собой «Маниосу». После его смерти этот экземпляр «Маниосу» привез в Токио Ватанабе Ясудзи, — говорят, в книге много замечаний и приписок. Вероятно также, что Ямамото прочел «Сборник поэм императора Мэйдзи».
Подводя итог, отметим, что Ямамото, как видно, нельзя назвать взыскательным в том, что касалось знания и понимания поэзии. Но все же, как говорит Такеи Даисуке, он редко бросал начатое, не доделав, и, проживи дольше, научился бы писать стихи лучше.
5
Примерно в те дни, когда Ямамото на борту «Нагато» писал стихи о том, как он «с благоговением вглядывается в восходящее солнце», правительство Абе в Токио, всего через четыре месяца после своего формирования, оказалось на грани падения. Политические партии в конце года развязали кампанию с целью его низвергнуть, и она увенчалась успехом: 14 января правительство ушло в отставку, не объяснив обществу причин этого решения. В качестве возможных лидеров нового правительства выдвигались различные кандидатуры, среди них принц Коноэ, генерал Араки Садао и Хата Шунроку, но неожиданно для всех императорский мандат получил Йонаи Мицумаса.
В своей книге «Жизнь моряка» Огата Такетора пишет:
«Видимо, ответственность за рекомендацию Йонаи императору почти целиком лежит на министре без портфеля Юасе. Пусть даже делались какие-то намеки от других лиц, — тогда решение принял сам император. Как-то — до падения кабинета Абе — его величество спросил Юасу:
— Что, если следующим поставить Йонаи? Обычно император был весьма строг в интерпретации своего конституционного статуса, — почти неслыханно, что он взял на себя инициативу в министерских назначениях. Но он испытывал сильную антипатию к замышляемому Трехстороннему пакту; в период бурных дебатов по этой проблеме в кабинете Хиранумы он стал до такой степени страдать бессонницей, что ему приходилось уезжать для отдыха на императорскую виллу в Хайяму. Вне всяких сомнений, он хотел теми или иными способами помешать заключению пакта». В этом смысле, если верить Огате, правительство Йонаи для Юасы представляло что-то вроде «последнего средства», «последней попытки остановить рост фашизма».
