Величко Нешков - Наступление
— Не говори так, а то Калыч и в самом деле накостыляет тебе, ты ведь его знаешь, ему море по колено.
— Я человек открытый. Партия учила меня говорить то, что думаю. Поэтому, если услышишь, что я их обоих посреди белого дня порешил, не удивляйся.
— Матей! — устало кивнул головой Данчо и посоветовал, чтобы отделаться от него: — Направь письмо в партийную организацию с изложением сути дела. Если на него не обратят внимания, тогда посмотрим.
— Утром принесу письмо прямо к тебе, всю ночь не сомкну глаз.
— Не спеши. Сейчас у нас по горло работы. Им некуда деваться. Давай сначала выловим самых главных птиц, потом дойдет очередь и до этих. Ты знаешь, где сейчас Калыч?
— Мобилизованные гуляют в корчме у Чошовцев, должно быть, и он там. Кажется, Йордан, Кискиновы и ваш шофер тоже туда пошли.
Данчо Данев направился через площадь в сопровождении Матейчо. Остановился около машины, заглянул внутрь: ни шофера, ни Йордана на месте не было.
Как только Данчо показался в дверях корчмы, шум сразу же стих. Он зажмурился от света, от душного, прокуренного воздуха.
— Вот и тот, кто говорил, что не заглянет больше к нам!
— Старый вояка! — громко выкрикнул Калыч и поднял в приветствии кулак: — Давай иди сюда!
Данчо, ничего не видя, прошел между столами, пожимая протягиваемые к нему со всех сторон руки, остановился около стула Калыча и наклонился к его плечу!
— Садиться не буду, я на минутку.
— Постой, постой, не дури — дернул его за руку Калыч.
В это время Матейчо услужливо поднес ему стул.
— Вот так Матейка! — покровительственно хлопнул его по плечу Калыч и повернулся к Данчо: — Завтра наши ребята уходят на фронт, вот мы и решили их угостить.
— Неплохо, — кивнул головой Данчо и только теперь заметил, что Слановский сидит напротив него. — Вот так дела! Да ты теперь никак штатский! Что помалкиваешь? — подал он ему руку.
Слановский крепко пожал ее и как-то смущенно добавил:
— Сколько времени не виделись!
— И то хорошо, что живы остались…
— А ты опять возле меня трешься! — Калыч натянул Матейчо фуражку низко на глаза.
— Чего кипятишься? — спрятался Матейчо за спинами людей.
Из кухни вышел Танас Йончоолу, с закатанными рукавами, с покрасневшим и потным лицом, весь пропахший жареным мясом. Поздоровавшись с Даневым, он как-то виновато улыбнулся:
— Ну вот и встретились, живые и здоровые, слава богу! Отец твой все беспокоился.
В это же время к ним приблизился, размахивая как-то пугающе пустым левым рукавом Денчо Чолаку, брат Пени, и пьяным осипшим голосом заголосил:
— Ведут меня, ой, несут меня!..
— Погоди ты, да погоди же! — что было силы рявкнул Кутула.
Данчо поел на скорую руку. Отказался от вина. Голова его закружилась от душного воздуха, и какая-то острая неопределенная боль сжимала сердце. «Чего бы я только не отдал, чтобы быть на их месте, — думал он с завистью и грустью. — У них нет никаких угрызений совести. Они радуются мне и не знают, что этот тип Цено Ангелов постоянно у меня перед глазами. Не надо было смотреть ему в глаза, когда он зажмурился и хотел спрятать голову в сейф».
Данчо неожиданно встал. Кивнул головой Слановскому:
— Давай выйдем на минутку. Хочу кое-что тебе сказать…
Несколько минут Слановский переступал с ноги на ногу, подрагивая от ночной прохлады, пока Данчо прощался с земляками.
Шофер уже завел мотор машины. Йордан, попрощавшись со Слановским, сел на заднее сиденье, и только тогда Данчо взял Слановского под руку, отвел в сторону от людей, окруживших машину:
— Кирчо, мы с тобой старые друзья и товарищи, — осторожно оглядываясь и почти шепотом проговорил он, — и я прошу тебя понять меня правильно. Партии не все ясно с этой твоей историей летом…
— Как не ясно? — тревожно спросил Кирчо.
— Прошу тебя, выслушай меня внимательно. Я верю, что все будет хорошо. Пока я отвел от тебя какие бы то ни было подозрения. Короче, поручился за тебя. Но и ты должен помнить…
— Я готов… — прервал его Слановский.
— Погоди, я не закончил. Всех интересует одно — почему арестовали Лиляну, а тебя не тронули, понимаешь? Поезжай на фронт спокойно, а об остальном я позабочусь. — Данчо подал ему руку и сел в машину.
Глава вторая
Обстановка требовала как можно скорее перерезать пути отступления гитлеровским частям из Греции, Македонии и долины реки Моравы, чтобы обеспечить тыл и левый фланг 3-го Украинского фронта, овладев шоссе, ведущим к городу Нига.
После нескольких смелых атак, сильного артиллерийского обстрела и воздушной поддержки советских бомбардировщиков гитлеровцы были выбиты с их позиций.
Полк Додева устремился следом за ними в походной колонне по разбитой и грязной горной дороге.
В этот вечер колонна свернула к сторону от дороги и остановилась на ночлег на широкой и голой поляне. Загорелись веселые огни костров, возле обозных телег ржали лошади, где-то бренчало пустое цинковое ведро, раздавались гомон и смех.
Далеко на западе время от времени луч прожектора прорезал темноту долины.
Присев около огня, Слановский сушил свои мокрые ноги и, как ребенок, ворошил прутом угасающие угли. Напротив него Кутула поджаривал ломтик хлеба, кривился от дыма, задуваемого слабым ветерком прямо ему в глаза.
Луканче принес охапку дров, бросил их себе под ноги и, повернувшись к огню, брезгливо осмотрел свои грязные колени.
— Вот влип так влип, чуть было концы не отдал! Упал головой в канаву.
— Так тебе и надо, если спишь на ходу! — проворчал равнодушно Кутула.
— Темень такая, что хоть глаз выколи, — продолжал оправдываться Луканче, — ничего не видно.
Но тут внимание всех привлек курьер полка. Вокруг него столпились те, кого он называл, и те, кто ожидал, но не получил писем в этот вечер. Конечно, счастливцев было не так уж много.
Кутула присел на корточки у костра.
— Вот это да! — произнес он, прочитав по слогам несколько предложений из письма. — Ты смотри, Матей Арапский выбился в начальники…
— Кем стал? — с любопытством заглядывал через его плечо Луканче.
— Начальником милиции села.
— Это ж надо! — Луканче завистливо вздохнул. — Дорвался-таки до службы.
— Эй, сват, — с тревогой в голосе заговорил Пени, — посмотри, Николай Габыров убит.
— Да ну! — Кутула положил письмо себе на колено.
— Похоронили его в Македонии, — добавил Пени и продолжал читать письмо уже про себя. Время от времени он угрожающе вертел головой: — Ну я ему покажу! Дай только встретиться!
— Кому, Пени? — спросил Луканче и насмешливо посмотрел на него.
— Знаю кому! Все мало этому тупице, доведет он меня до греха. — Пени убрал письмо в карман и добавил почти про себя: — Пристал к брату Денчо, только и ему самому несдобровать.
— Да ты ему ничего не сможешь сделать, — пытался поддразнить его Луканче.
Пока Пени думал, как бы ему ответить, Кутула ткнул его рукой в бок:
— Почему не пишешь бабушке Луканице? Она каждый день заходит к нашим.
— Пишу, только она неграмотная, вот и носит мои письма по всей околице.
— Ах да, твой авторитет может подорвать, — пошутил Кутула.
До полуночи не гасли костры. Через разорванные облака время от времени проглядывали крупные холодные звезды. Где-то далеко сонно мигали и медленно гасли ракеты.
Через полтора часа майор Пеев передал 2-й роте, чтобы она, ускорив шаг, следовала к месту назначения прямо через поле.
Когда подпоручик Манев догнал колонну батальона, чтобы передать приказ Додева, его конь был весь в мыле. Батальону следовало ускорить шаг, чтобы уже вечером вступить в бой за город. Части других дивизий окружили гитлеровцев со всех сторон. Предстоял последний штурм.
Словно от невидимой электрической искры побежало по всей колонне знакомое напряжение перед боем. От усталости, бессонницы и сырости лица людей были бледно-восковыми. Но теперь все спешили, с трудом вытаскивая из грязи потяжелевшие сапоги, а город оставался таким же далеким и недостижимым.
Первый батальон встретил рассвет непосредственно на северо-восточной окраине Ниша. Дождь перестал, но грязь стала еще более липкой и тяжелой.
В течение всего времени Кутула не переставал ругаться себе под нос. Пени пытался шутить, но его редко поддерживали. Луканче, побледневший, с блестящими глазами, не выпускал из поля зрения Марина, чье спокойствие было и для него источником мужества и силы.
Силы Славовского были тоже на исходе. Липкая грязь тянула к земле, но он напрягал всю свою волю, чтобы идти впереди всех.
К половине одиннадцатого 2-я рота была менее чем в километре от города. На юге велась ожесточенная винтовочная и пулеметная стрельба. Артиллерия непрерывно изрыгала огонь.
