Леон Юрис - Боевой клич
Поскольку наша штабная рота по численности меньше, чем линейные роты, то в столовой нам требовалась всего половина помещения. Это и подсказало Элкью просто гениальную идею: перегородить столовую пополам и сделать в ней нечто вроде собственного ротного клуба. Идею с восторгом поддержала вся рота и, не дожидаясь официального разрешения, принялась за дело.
Прежде всего мы отправили в рейд по лагерю и его окрестностям несколько групп, которые подбирали или просто воровали все, что могло пригодиться для клуба. Руководил операцией, конечно же, испанец Джо. Он за целую милю мог унюхать плохо лежащие гвозди и стройматериалы. Впрочем, даже если они были под охраной, то все равно попадали к нам. В этом деле испанцу нет равных. Результатом его умелых действий стала деревянная стена, разделившая столовую на две части. Потом он где-то «позаимствовал» печку-буржуйку и раздобыл доски, из которых мы сделали теннисный стол, десятка два стульев и полдюжины столов.
Френч, вначале косо смотревший на наше мародерство, вскоре махнул рукой и молчаливо благословил затею.
Тут уж мы развернулись как следует, Начали с того, что собрали по фунту с каждого морпеха и таким образом оказались владельцами казны клуба. Казначеями выбрали Мэриона, сержанта Пэриса, Педро Рохеса и меня. После короткого военного совета мы закупили в Веллингтоне дюжину подержанных кресел и диванов, а также большой радиоприемник, который поставили на стойку бара. Проигрыватель и два десятка пластинок с хорошей музыкой, настольные лампы, пишущую машинку, сотню акварельных картинок с обнаженными девицами... Господи, да разве все упомнишь? В общем, с каждой зарплатой наш клуб становился все богаче и уютнее. Очень кстати пришлась посылка Элкью от его дяди, который работал в одной из кинокомпаний в Голливуде, — двести открыток с кинозвездами. Разумеется, они тут же украсили стены нашего клуба.
Сэм Хаксли нарушил все традиции, позволив нам брать положенное по рациону пиво сразу на всю роту. Это сразу дало возможность выделить несколько ящиков для бара, поскольку в роте пиво пили не все, а кое-кто находился в отпуске или в госпитале.
Да уж, клуб у нас получился что надо. Тот, кто служил в армии, поймет, как здорово прийти вечером в такое место, выпить пивка, послушать музыку, перечитать письма из дому, перекинуться в картишки или просто послушать радио. Довольно часто мы ловили «Розу Токио» на английском языке. Помнится, однажды японский диктор ядовито заметила, что часы на здании парламента в Веллингтоне отстают на две минуты... и оказалась права. Мы сами проверяли.
* * *Каждый день нас снова и снова гоняли на полевые учения, невзирая на погоду, причем моим ребятам доставалось больше всех, поскольку, независимо от того, какая рота проводила учения, всем требовались связисты. Легко догадаться, что чаще всего трудности выпадали на долю Левина, Он безропотно и добросовестно выполнял свои обязанности. Настолько добросовестно, что однажды обморозил себе ноги, когда ему пришлось несколько часов просидеть с радиостанцией в окопе по колено в воде.
Док Кайзер вызвал меня к себе и предложил освободить Левина на пару дней от всех нарядов. Я, разумеется, не возражал, но запротестовал сам Левин.
— Ребятам это не понравится, — грустно сказал он, когда я помогал ему добраться до палатки.
— Да брось, Джейк. Все о'кей. Через месяц-другой станешь капралом, так что держись, старик. Считай, что принят в семью.
— Нет, Мак, еще нет. — Он закурил сигарету и глубоко затянулся дымом. — Пока не побываю в бою, я не могу стать одним из них.
— Это кто же так решил? Ты сам или кто подсказал?
— Иди ты к черту, Мак, я же серьезно так думаю.
— А я тебе говорю, хватит надрываться. Они уже приняли тебя. Постой... я, кажется, понял... Это потому, что ты еврей?
Левин побледнел. Я обнял его за плечи.
— Ты просто спятил, Джейк. Из-за Непоседы, да?
— Я не знаю, почему он невзлюбил меня, Мак. Я делаю все, чтобы подружиться с ним и не хочу неприятностей, но еще немного, и я не выдержу и набью ему морду, а там хоть под трибунал. Ребята тоже часто подначивают меня, но я знаю, что они шутят, а Непоседа...
— Да он в общем неплохой парень и еще образумится, посмотришь.
— Он говорит, что война началась из-за евреев, что все евреи трусы...
— Эх, Джейк, если бы достаточно было набить морду, чтобы вышибить из человека дурь... Ладно, пойдем-ка лучше в клуб, я угощу тебя пивом.
* * *Испанец Джо облокотился на стойку бара и, окинув взглядом обступившую его толпу восхищенных новозеландцев, горестно вздохнул.
— Да-да, друзья мои, совсем стал плох старый Джо. Теперь даже Джо Луис[14] может обставить меня.
Посетители бара с сыновьим почтением внимали испанцу, уважительно поглядывая на орденские ленточки (которые Джо недавно купил в армейской лавке на базе).
— Смотри-смотри, — говорили они, подталкивая друг друга локтями. — Видал? Вот это парень!
Джо чуть не мурлыкал от удовольствия и не забывал выпячивать грудь.
— Да, приятель, пришлось повоевать. Помнится, как-то я находился в разведдозоре на Чертовой реке у Дьявольских гор. Мы забрались миль на пять за линию фронта. Я был проводником и вел отряд. Потом напоролись на японцев, и из всего дозора остался я один. Другой бы на моем месте растерялся, но только не старый добрый Джо Гомес...
Я сидел за столом недалеко от стойки бара и вполуха слушал болтовню испанца. Рядом со мной расположился Мэрион с толстенной книгой в руках.
— Что читаешь, Мэри?
Ходкисс снял очки и, положив книгу, протер усталые глаза.
— "Война и мир" Толстого. Чертовски интересная вещь.
— Похоже, Джо сегодня в ударе.
Мэрион улыбнулся.
— Ничего, пускай развлекается. Две недели я продержал его в лагере, и он был примерным мальчиком.
Тем временем Джо опрокинул в рот очередную кружку пива и продолжал:
— Жара стояла страшная. Градусов пятьдесят в тени. Пот градом катился с меня и жрать хотелось, как голодному койоту. Я огляделся и... даже вспоминать жутко... в пяти шагах от меня сидел японец с пулеметом. Ствол смотрел мне прямо в живот. «Спасайся! Банзай!» — кричал он.
— Чтоб я сдох! Вот это да! — выдохнул кто-то из слушателей.
— Испанец Джо Гомес, сказал я себе, сколько девчонок оденется в траур, если тебя убьют! Но не таков Джо, чтобы сдаваться. В мгновение ока я примкнул штык и бросился на пулемет... — Джо перевел дух и приложился к пиву, поглядывая на посетителей.
— Ну и что? Что дальше? — спросил самый нетерпеливый.
— А как ты думаешь? — огрызнулся Джо. — Конечно, меня пристрелили, баран!
Я ухмыльнулся, увидев обалдевшие лица, и снова повернулся к Мэриону.
— Как Рэчел? Пишет?
— Конечно. Каждую неделю.
— Рэчел умница. Повезло тебе, Мэрион.
— Это трудно отрицать.
Я сделал добрый глоток пива.
— Скажи мне, Мэрион, у вас с Джо что-то не так из-за Рэчел?
Мэрион опустил голову.
— Н-не знаю, Мак. Он никогда не упоминает ее имени, но иногда мне кажется, что он... ну, как тебе сказать...
— Подставит тебя? — подсказал я. — Да, вполне возможно.
— Не совсем так, Мак. Даже когда он очень зол на меня, я все равно знаю, что он извинится за свою грубость. Я ведь его единственный друг.
Мы помолчали, наблюдая за Джо, когда в баре появился Педро Рохас.
— Эй, Педро! — окликнул я. — Иди к нам!
Педро нетвердой походкой подошел к столу и присел.
— Сеньор Мак! Сеньор Мак! Очень рад видеть вас.
— Привет, Педро.
— Все приглядываете за ребенком? — Он кивнул в сторону Гомеса, который под восторженный гул голосов пил кружку за кружкой.
Официантка поставила нам по пиву и бутылку сарсапариллы[15] для Мэриона. Педро хлебнул пива и причмокнул.
— Вы оба хорошие ребята, отличные... Мне сегодня очень грустно... Да, грустно... потому что я очень счастлив...
— И очень пьян, — добавил Мэрион.
— Да, друг мой, я пьян, но я грустно пьян. Мне грустно, что я попал сюда, в Новую Зеландию.
— А мне казалось, тебе здесь нравится.
— Очень нравится, слишком нравится. Мне потому и грустно, что здесь так хорошо.
— Что-то я не понимаю тебя, амиго.
Педро тяжело вздохнул, вперив мутный взгляд в кружку с пивом.
— Не хочу плакаться на жизнь своим друзьям, особенно, когда пьян.
Он поднял было кружку, но я взял его за руку и поставил кружку на место.
— Что случилось, Педро? Что тебя беспокоит? Может, неприятности с какой-нибудь девчонкой?
— Эх, не все так просто, Мак, — горестно вздохнул он. — Ты когда-нибудь бывал в Сан-Антонио? В мексиканских кварталах возле городских свалок? — Он поднял на нас печальные глаза. — Поэтому мне и грустно, что я попал в такую замечательную страну. А знаете, я ведь впервые сижу в ресторане вместе с белыми. Даже в Сан-Диего на меня косились, как на прокаженного. А здесь люди улыбаются и здороваются со мной: «Привет, янки!» — кричат они. А когда они узнали, что я родом из Техаса, то начали звать меня техасцем, понимаете? Я впервые почувствовал себя гражданином страны, за которую воюю. А знаете, почему я напился? Мы с несколькими моряками, они тоже цветные, как я, пошли в Союзнический клуб, где танцевали с местными девушками. Все шло хорошо, пока не завалила целая свора белых техасцев. Они потребовали, чтобы всех цветных выгнали из клуба. Тогда все девушки вообще отказались танцевать с морпехами и ушли.
