Анатолий Занин - Белая лебеда
— Фрукт ты, Неминущий, и довольно зеленый…
— Все понял, младший лейтенант!
И все-таки его смущала моя звездочка. Она красным сгустком темнела на груди. Перед отправкой на фронт меня вызвал начальник штаба училища и вручил запоздавшую награду.
А мастер по пушкам, сержант Борис Колесов, перед сном въедливо расспрашивал меня о разных хитростях, применяемых при регулировке механизма выбрасывания гильз у «сорокапятки». Получив исчерпывающий ответ, Колесов умолкал на время, придумывал еще более коварный вопрос.
Свой первый офицерский доппаек я положил на ящик из-под снарядов.
Все как по команде повернулись к начальнику мастерской, старшему технику-лейтенанту Лабудину, потихоньку жующему свой шоколад. Тот сделал вид, что не заметил их недвусмысленных взглядов, и даже отвернулся.
Неминущий с величайшей осторожностью разлил коньяк из фляжки, мы ударили кружками, и они глухо звякнули.
— А ты, младшой…
Колесов не договорил, и все опрокинули кружки.
— Где воевал? — кивнул на мой орден старшина Красавецкий, мастер по пулеметам. — А ты чего это хромаешь?
— Было дело под Полтавой, — отговорился я. — А ногу подвернул…
Мне не хотелось признаваться, что раненое бедро нет-нет да и дает о себе знать. От глотка коньяку чуть зашумело в голове, и я смело принял испытание на приживаемость. С людьми предстояло жить и воевать.
Из-за сосен показался «газик» и, взвывая мотором, натужно дополз до склада, расположенного на опушке. Хлопнула дверца, и на землю, покрытую жухлой травой, легко соскочил капитан Кононов. Мы были с ним одногодки, но, пока я учился в Томске, Кононов поднимался по служебной лестнице и в двадцать один год стал начальником артснабжения полка.
Он махнул рукой, и мы кинулись разгружать машину. Это были автоматные патроны. Из дома выскочил Рубин со сводкой расхода боеприпасов.
— Младший техник-лейтенант Кондырев, — строго проговорил капитан, — отвезете сводку и захватите мины сто двадцатого калибра.
Я положил бумаги в полевую сумку и забрался в кабину «газика».
Шофер Ваня Кисляков включил зажигание, «газик» недовольно заурчал и принялся надсадно чихать.
— Ах, чтоб тебя! — Ваня матюкнулся. — Сейчас заглохнет!
Но «газик» почихал-почихал и разработался как ни в чем не бывало. Все даже рты раскрыли. Это же надо! С первого раза завелся! Эта несчастная полуторка была настоящим бичом. Она могла застрять в любой колдобине и заглохнуть на ровном месте, ничуть не считаясь с артиллерийским обстрелом или налетом «мессеров».
Через полчаса мы выбрались из леса, объезжая большие воронки. Разбитая дорога пролегала между перелесками и озерцами. Иногда в стороне виднелся хутор или шпиль костела. Поляки давно убрали хлеб, но прошедшие бои помешали пахоте и севу озимых. Непривычно пустовали сиротливые поля, изрезанные то черными, то желтовато-бурыми полосами.
Мы должны были бесперебойно возить и возить снаряды, мины, патроны и гранаты, чтобы на передовой не кричали, что нет боеприпасов. Но не так-то просто было добиться бесперебойности с таким «газиком» и еще двумя десятками пароконных подвод хозроты. Один жаркий бой требует столько боеприпасов, что возим мы их день и ночь, недосыпая и недоедая. Зато в обороне случается передышка. Можно вдосталь отоспаться и пришить свежий подворотничок.
На высоком холме виднелся белый барский дом с колоннами и обширными дворовыми постройками. Просторный, вымощенный булыжником, двор был занят под боеприпасы. Вдоль высокой кирпичной ограды виднелись штабеля ящиков различной величины и несколько новеньких пушек.
Едва «газик» остановился, как засвистели снаряды, и посреди двора вспыхнули фонтаны разрывов. Мы с Ваней бросились на землю и забрались под машину. Неподалеку открылась дверь в подвал, и молоденькая сестричка крикнула, чтобы мы бежали к ней. Я толкнул Ваню, и мы в три прыжка достигли дверей. Скатились по лестнице… В сводчатом сыром помещении, в которое едва пробивался свет через небольшую отдушину, собрались несколько человек. Оказался там и начальник артснабжения дивизии майор Мозырев, которому я и отдал сводку.
Обстрел поместья велся второй день с некоторыми перерывами, и было решено перебираться в соседний лес.
Ко мне подошла сестричка и тихо спросила, откуда я прибыл в полк.
Она уже слышала, что вместо убитого недавно Пети Круглова прибыл новый техник.
У нее было круглое личико с конопушками на вздернутом носике и голубые раскосые глаза. Под грубой армейской формой угадывалась хрупкая фигурка. Меня как-то неприятно задела ее назойливость, манера сразу переходить на «ты». Мне казалось, что девушка на фронте, в полку, среди множества мужиков должна вести себя по-особому, с каким-то стоическим… милосердием…
Я вкратце рассказал о Москве и о том, как добирался на фронт. Она назвалась Лизой.
— Загляни, младшой, как-нибудь ко мне… При случае… Ха-ха-ха…
Минут через двадцать обстрел прекратился, мы с Ваней погрузили мины и помчались в полк. На крутом, повороте я оглянулся и заметил, что со двора выезжают повозки и машины. И тут снова начался обстрел. Снаряд разорвался прямо в воротах, лошади вздыбились и понеслись, волоча перевернутую повозку. Я не успел разглядеть, что там еще произошло, как совсем рядом раздался сильнейший разрыв, и «газик» подпрыгнул как кузнечик. Немцы били по шоссе, но Ваня, уцепившись за руль, гнал полуторку напропалую, уходя из-под обстрела.
Когда мы вернулись на хутор, увидели невеселую картину. Снаряд попал в дом и убил старика и старуху. Капитан захотел пообедать под навесом во дворе и не пострадал. Рубин долго честил немцев за разбитый сундук, в котором он держал писарские принадлежности и спирт.
Передовая угадывалась за дальним лесом по глухому уханью пушек и лаю пулеметов. Заметно было, что наступление выдыхалось. Войска, с боями прошедшие несколько сот километров из Белоруссии, нуждались в отдыхе, перегруппировке и пополнении. Немцы же ожесточенно сопротивлялись, пытались оторваться от наседающей Красной Армии, чтобы не попасть в окружение и оставить за собой выгодные позиции. И вот на небольшой речке Нарев противоборствующие войска закрепились. Наш полк занял небольшой городок Остроленку, а немцам пришлось всю оборону отсиживаться на болотистом берегу, в окопах, залитых водой.
Мы расположились километрах в трех от города, неподалеку от шоссейки, в двух отдельно стоящих кирпичных строениях. Большой сарай заняли под мастерскую и склад оружия, в березовой роще сложили в штабеля ящики со снарядами и минами, а мастера и мы с Лабудиным обосновались в небольшом домике с одной комнатой и с маленьким окном.
Кононов и Рубин заняли сухой и довольно просторный подвал под сараем, а мы рады были и нарам — лишь бы крыша над головой. Тем более, что последние ночи спали где попало. Благо, Неминущий таскал с собой много разного барахла, и Колесов «обжал» его на войлочную полость, на которой мы вдвоем спали.
Сколько раз капитан выбрасывал мешки Неминущего, и, случалось, прямо на ходу «газика», но проходил день-другой, и обнаруживались ящики из-под мин, набитые тряпьем.
Санрота разместилась в деревушке Лавы. По утрам мы ходили в Остроленку на батареи и в роты, осматривали оружие, меняли износившиеся детали в пушках и минометах, регулировали «максимы».
По дороге Неминущий успевал обшарить брошенные квартиры и прихватить какие-нибудь драные кальсоны. «Карабины чистить пригодятся», — оправдывался он в ответ на наши смешки и подковырки.
Однажды я взял с собой на передовую Неминущего и Красавецкого, надо было переводить оружие на зимнюю смазку. Для этой цели командир роты старший лейтенант Кухаренко выделил нам подвал с хорошим освещением. Мастера притащили несколько столов, на которых разбирали «максимы», поочередно доставляемые солдатами с огневых позиций. Старую летнюю смазку во всех трущихся частях пулемета заменили на незамерзающую. Я пошел в окопы и, подстелив плащ-палатку, разбирал на ней и смазывал ручные пулеметы Дегтярева. Винтовки и автоматы солдаты смазывали сами. К обеду я со всеми делами управился и заглянул в землянку к Кухаренко.
Командир роты угостил немецкой сигарой и галетами, а я подарил ему книжку Джека Лондона «Мартин Иден», которую купил по случаю в Москве.
— Ну, уважил, младшой! — обрадовался Кухаренко и щедро сверкнул крупными ровными зубами. Он был года на три старше меня, но пышные усы придавали ему солидный вид. — Хочешь шнапсу?
В земляное с прочным накатом были еще ординарец Кухаренко, молчаливый солдат с сонными глазами и связист с телефоном. Ординарец отлучился на несколько минут и принес котелок с чаем, который чуть не опрокинул, когда ставил на ящик из-под патронов.
— Чевтаев! — рассердился Кухаренко. — Опять спишь?
