Владимир Шатов - Возвращение
- Война сызнова будет! – веско сказал дед Гаврила.
Сафонов и Шелехова тоже опечалились, но закалённые боевой юностью не подали вида, а пошли дальше. Александра шла слегка ошарашенная новостью, а потом спросила:
- Изменится что-то, как думаешь?
- Конечно, изменится, - внезапно засмеялся Николай и добавил, - ведь я скоро женюсь.
- Как женишься? – резко остановилась Саша.
- Также как все люди…
- У тебя же подруги не было!
- Была, - заулыбался молодой мужчина, - только я её в партизанском отряде потерял. Её тогда ранило, и поэтому отправили в госпиталь.
Александру словно ударили по голове паленом. Признание Николая явилось для неё полнейшей неожиданностью и оглушило больше чем уход из жизни Великого вождя. Она собрала последние остатки воли и, сдерживая дрожь в голосе, спросила:
- Как её зовут?
- Валентина! – мечтательно произнёс Сафонов: – Я её долго искал, а она оказывается, спокойно в Унече живёт. Представляешь, вчера случайно встретил на улице и она меня узнала.
- Счастье-то, какое! - кусая губы, сказала Саша и отвернулась.
- Ты что, обиделась?
- Нет, я за топором... - пошутила девушка сквозь слёзы.
Именно в эту минуту она решила уехать из Криниц в свой родной город.
- Больше ничего меня здесь не держит, - Александра плакала всю ночь, - у Машки своя семья. Она против не будет!.. В выходные поеду к ней, расскажу, она поймёт.
После смерти Сталина чуть легче стало с выездом из деревни на жительство в город. Отменили многие налоги: налог за бездетность с 18 лет, налоги за сады, за пчёл, за свиней. Заметно полегчало, и народ откликнулся на всё это частушкой: «Стал Маленков – дал нам хлеба и блинков!»
- Впервые в деревенском магазине в свободной продаже появились мука и хлеб. – Удивлялись наивные колхозники.
Александре той весной было не до того. Шелехова доработала до летних каникул и тепло попрощавшись со всеми Сафоновыми уехала домой.
- Спасибо за всё!
- Береги себя! – напутствовала её рыдающая подруга.
После проводов подруги Маша собралась съездить к матери в Криницы. Василий Королёв сел рядом с ней в зале ожидания районной автостанции и рассказал о своём неудачном сватании. Так Мария с сожалением узнала о роковой роли родной тётки в её судьбе.
- Жаль! - тихо сказала она.
- Я тебя присмотрел обутую в кирзовые сапоги 42 размера. – Улыбнувшись, признался стеснительный Василий.
- Тогда покупали на два-три размера больше, - смутилась женщина и покраснела, - чтобы в зимнюю стужу не одной суконной портянкой обернуть ногу.
- Ты мне в тех сапогах сразу в душу запала!
- Чего уж теперь вспоминать…
Через год Мария умерла во время тяжёлых родов, не сумев освободиться от непосильного бремени.
Глава 17
Почти десять лет после своего приезда в Ленинград Григорий прожил как во сне. Несмотря на присутствие в его жизни молодой и красивой женщины эти года ему ничем не запомнились. Он где-то работал, ходил в знаменитые музеи и театры, но не чувствовал себя счастливым.
- Не моё энто, - объяснял Григорий своё вечно плохое настроение гражданской жене, - не способен я жить в крупном городе.
- Почему? – не понимала Юля.
- Всё тута мне чуждо!.. Погода вечно сырая, вечно спешащие люди.
- Не выдумывай! – отмахивалась она и бежала по своим делам.
Ему запомнился разве что один случай. Денежная реформа 1947 года прошла для молодой семьи бывших фронтовиков безболезненно и почти не запомнилась, если бы, не курьёзная ситуация. В ноябре уличные ребята выиграли в карты у случайного прохожего бумажные деньги. Сидели, считали и радовались удаче.
- Давайте меняться! – предложил обменять бумажные купюры на мелочь проходивший мимо них Григорий.
- Замётано!
Ребята пошли вслед за ним, и он высыпал на мёрзлую дорогу 140 рублей «медью» для обмена и сказал:
- Считайте.
Посчитали – ударили по рукам и разошлись. В декабре грянула реформа денег, и народ в течение суток штурмовал сберкассу. Меняли деньги старые на новые из соотношения 10 к 1.
- Поменять можно до 100 рублей на человека лишь один день. – Строго предупреждали остро чувствующие наживу кассиры.
Мелочь копейками оставалась в прежнем номинале и не менялась. Григорий, что называется «пролетел» с обменом денег и долго сокрушался:
- Записался же я с вами в дураки!
- Сам виноват дядя… - смеялся главарь шпаны.
Постепенно Шелехов всё больше замыкался в себе и со временем между супругами начала шириться полоса отчуждения. Большая разница в возрасте только способствовала этому процессу. Муж заметно постарел, только сахарные зубы по-прежнему ярко сверкали. Тёмные глаза потускнели, волосы на голове стали сплошь седыми.
- Зачем я тебе? – часто спрашивал он Юлию.
- Не говори глупости! – возмущалась она, но всё чаще надолго пропадала из дома.
На свой шестидесятилетний юбилей Григорий Пантелеевич получил неожиданный подарок. В августе 1954 года пришло письмо от пропавшей дочери Александры.
- А я то думал, што Сашка сгинула на работах в Германии! – поделился нежданной радостью. – После войны она в Сталино не появилась…
- Я так рада Гриша! – действительно обрадовалась Юля и прижалась к мужу.
- Никакой связи с ней не было, а тут вдруг письмо. – Никак не мог успокоиться пожилой мужчина.
Александра написала, что после возвращения в СССР она несколько лет прожила у подруги в глухой брянской деревне. А недавно переехала на родной Донбасс и там от соседки Натальи Павиной узнала, что отец писал из Ленинграда и искал её.
- Одна она у меня осталась! – чуть не заплакал Григорий и нахмурил обширный лоб. – Все мои сыны погибли: Мишка в Сталинграде, Петя в Берлине, а Сергей здесь.
- Зато дочка нашлась…
Юлия принимала деятельное участие в поисках младшего сына Григория и сама принесла ему весть, что Сергей пропал без вести под городом Пушкин, в боях за так называемый «аппендицит».
- Давай пригласим её в гости! – предложила она супругу.
- Верно, – обрадовался старший Шелехов, нежно разглаживая письмо, – тогда и пообщаемся вдоволь!
… Александра затем неоднократно приезжала к ним. Между ней и отцом установились тёплые взаимоотношения. Они рассказывали друг другу о своих приключениях, делились планами на будущее.
- Хочу переехать жить поближе к Николаю. – Сообщила она в свой очередной приезд, через пару лет после воссоединения семьи.
- А почему к нему, а не к нам? – с затаённой обидой спросил отец.
- На Севере жить не хочу! – откровенно ответила Александра. – Тянет меня почему-то на Дон.
Григорий открыл было рот, чтобы рассказать дочери почему так происходит, но сдержался.
- Не время ищо! – подумал он и чтобы потянуть время стал поджигать папиросу «Беломорканал».
Он с нарочитым вниманием принялся расспрашивать дочь о планах на обустройство на новом месте.
- Меня в Донецке ничего не держит, - разоткровенничалась Александра, - а там Николай. Он обещал устроить меня работать в местную больницу.
- Так ты будешь жить у него в станице?
- Не спасибочко! – засмеялась женщина, и симпатичные ямочки появились на её щеках, - я больше к сельскому хозяйству отношение иметь не хочу… Буду жить в Новочеркасске, Николай устроит в общежитие…
- Как он там? – заинтересованно спросил Григорий Пантелеевич.
Он знал о чувствах дочери к боевому товарищу среднего сына Петра, погибшего на глазах Николая.
- Хорошо, - оживилась Александра, и лёгкая дрожь в голосе выдала её, - в прошлом году женился на Валентине, недавно родился сын.
- А у тебя как с личной жизнью?
- Никак! – отмахнулась женщина и пошутила. – Буду бегать в девках…
***Юлия Владимировна Коновалова со временем стала известным в Ленинграде врачом и неожиданно для себя начала вращаться в высших кругах городского общества. Артисты, писатели и советские функционеры искали её знакомства.
- Всем хочется быть здоровым! – Она не строила иллюзий по поводу такого интереса.
- Но не все могут себе это позволить… - пошутил супруг.
Юля часто разговаривала с мужем на богемные темы, и он против своей воли стал интересоваться жизнью совершенно чуждой для него интеллигенции.
- Ежели ищо поживу тут пару годков, - пошутил он и пригладил непокорные пряди, - то стану настоящим городским…
- Сколько раз я тебе просила не говорить: ищо, зараз или што! – упрекнула его в ответ вечно спешащая жена.
- Всю жизнь так разговаривал и не собираюсь меняться…
- Так ты меня любишь…
- Свари лучше борща! – перевёл разговор Григорий.
- Некогда… - призналась Юля и убежала к очередному знаменитому больному.
- Семья без борща - это сожительство. – Подумал он, глядя на её ладную задницу.
