Джурица Лабович - Грозные годы
— Вот это помощь! Мы на этой поляне были для них идеальной мишенью. Мргуда уже подстрелили, сейчас и до остальных очередь дойдет...
— Не мели языком, Младен. Жалуйся нашему штабу, если тебе что-то не нравится. Я ведь не сам придумал всю эту затею.
— Ничего, вы их тоже немного попугали, — простонал Мргуд, пытаясь приподняться.
— Давай-ка, Младен, в штаб. Расскажи там, что у нас здесь произошло, — приказал Маркан.
— Смотрите, опять самолеты! — с трудом шевеля губами и показывая на небо, произнес Мргуд.
— Все в укрытие!
Маркан и Младен подхватили Мргуда и перенесли под толстое дерево на краю луга. Остальные партизаны снова попрыгали в канаву. По небу тяжело плыли бомбардировщики, вокруг них кружились маленькие истребители, похожие на бабочек. Неожиданно из облаков вынырнули самолеты, видимо, те самые, которые недавно обстреляли партизанский аэродром, и устремились на строй бомбардировщиков. Им навстречу рванулись два истребителя, Разгорелся воздушный бой. Маркан, высунувшись из канавы и стараясь сдержать нервную дрожь, пробормотал:
— Вот это карусель! Как бы кто сверху не свалился прямо на нас!
— Пригни голову и не высовывайся. Черт их знает, чем там все кончится! — предупредил его Младен.
Небо пересекла полоса дыма. С пронзительным воем, заглушающим даже пулеметные очереди, падал горящий самолет.
— Это немецкий стервятник! Получил за нашего Мргуда!
Падающую подожженную машину бросало из стороны сторону.
— Не грохнется ли на нас? — с опаской спросил Маркан и придвинулся поближе к Младену.
— Вон парашютист! — воскликнул тот, показывая пальцем.
— А, холера, сейчас мы его... Он нам ответит за Мргуда! Пошли, ребята, поймаем фашиста!
Горящий самолет упал на склоне одного из холмов. Взрывом опалило траву вокруг. Парашютист попал на столетний дуб и застрял в ветвях и стропах. Он попытался освободиться, но только еще сильнее запутался. Маркан, осторожно подходя с бойцами к дереву, кричал издали:
— Не смей стрелять, если хочешь жить!.. Глядите, глядите, он висит! Вниз головой!
В редкой листве мелькали руки летчика. Он что-то громко и непонятно выкрикивал.
— Что будем делать? — спросил Маркан.
— Снимем его. Я залезу. Подсадите только немножко, — предложил Младен. Вскоре он уже проворно карабкался по ветвям дерева.
Запутавшийся парашютист беспомощно размахивал руками и ногами:
— Партизан! Партизан!
— Не бойся, мы не кровопийцы какие-нибудь. Видишь, выручаем тебя! А потом ответишь за свои пакости! — кричал Маркан снизу.
— Не кричи, это англичанин! — вдруг сказал Младен. — Ему, наверное, здорово досталось.
— Англичанин? Ты гляди!.. Как же он допустил, чтобы его немец сбил? — удивился Маркан.
Младен ножом перерезал стропы парашюта, и вскоре английский летчик оказался на земле перед Марканом.
— Ну, здорово! — протянул ему руку Маркан. — Неприятность с тобой случилась, ничего не скажешь! — С сожалением глядя на англичанина, он стал трясти своей узловатой пятерней его холеную белую руку. — И одежку ты, милый, порвал...
— Дай ему свои штаны. Не можем же мы голого союзника в штаб вести, — сказал Младен.
— А я как же? — встревоженно оглядывая себя, спросил Маркан.
— В трусах пойдешь. Ничего, переживешь. А союзнику надо помочь. Мои брюки будут ему слишком малы, да и ваши тоже, — сказал Младен партизанам, с любопытством столпившимся вокруг.
— Что ж, делать нечего... Раз для союзника... — Маркан стал расстегивать пояс.
Он что-то бормотал себе под нос, путаясь в штанинах, и по этому можно было заключить, что он несколько не в духе.
Волчица
Высоко в горах залегли партизаны. Изредка раздавались одиночные выстрелы — это бойцы пытались хоть как-то разрядить накопившееся за много дней нервное напряжение. . Прямо перед ними в ярких лучах солнца тянулась узкая ложбина, покрытая зеленым ковром молодой травы.
Стоящее высоко в лазурном небе солнце за день раскалило скалы и камни, за которыми укрылись партизаны. Сейчас, сползая к западу, солнце незаметно для глаз удлиняло тени поросших чернолесьем холмов, на которых закрепились немцы.
— Скоро солнце уже не будет мешать немцам вести прицельный огонь, — заметил командир взвода Лазар.
— А нам станет бить прямо в глаза, — посетовал Мият, ожесточенно скребя свою густую, колючую бороду. — Долго нам еще здесь торчать?
— Ты думаешь, можно найти лучшую позицию?
— Надо куда-нибудь отсюда двигать. Мы заслужили передышку. Почему нас никто не сменяет? Пусть другие тоже здесь пожарятся.
— Чем языком трепать, ты бы лучше за фашистами следил.
— Я уже за ними наследился, чтоб они все подохли! — пробормотал Мият. — Шебуршатся — значит, что-то готовят.
Лазар сдвинул на затылок мокрую от пота фуражку. На его изнуренное лицо легла тень тревожного предчувствия.
Коротко ударил пулемет. Над головой прожужжали стальные осы. Командир взвода высунулся из укрытия, потом обернулся к притихшему Мияту и сообщил:
— Перегруппировались, паразиты! Пулеметы и минометы перебросили на левый фланг. Наверное, оттуда попробуют ударить.
— Да, не выдержим мы. Нас так мало, да и вооружены мы одними винтовками.
— Дрейфишь, Мият, и не можешь скрыть свою слабость. Говори тише, чтобы другие не услышали. Мы здесь ради великого дела, ясно тебе?
— Хочешь сказать, что нам не о чем беспокоиться, что мы списаны в расход и должны погибнуть, чтобы другие смогли драпануть и спасти свою шкуру?
Лазар ничего не ответил. Он обвел взглядом левый фланг немцев и заметил за поваленными деревьями головы в касках. Через несколько секунд раздался свист, неподалеку от партизан взорвались мины.
— Кидают? Ну и пусть! Говорю, ничего страшного нет, — произнес Лазар.
— Хочешь подбодрить? — едко спросил Мият.
— Такая у меня должность... И вообще, заткнись наконец!
— А мне, может, охота поговорить.
— Отложим до более подходящего времени.
— Эх, если бы знать, что оно будет... Тогда я бы и помолчал. А так не могу.
— Не можешь, так уходи отсюда!
— Один я никуда не пойду. Лучше пуля. Но ведь я знаю, что и другие так думают.
— Сомневаюсь!
Мият почувствовал, что командир взвода едва сдерживается, чтобы не сорваться.
Стрельба усилилась. У Лазара заложило уши. Пули ложились все ближе. Приглушенно застонал раненый боец, потом второй. Тяжелораненых товарищи отнесли по узкой тропинке к ущелью, заросшему пожелтевшими от палящих лучей солнца елями. По этому ущелью, скрытому от глаз врага, днем и ночью пробирались небольшие группы раненых и больных партизан. Они медленно двигались, идя на восток, в долину. Те, у кого уже не оставалось сил, не дойдя до желанной долины, до шумящей в ней быстрой реки, умирали в пути или искали хоть какого-нибудь, пусть ненадежного, убежища среди скал.
Взводу Лазара была поставлена задача помешать эсэсовцам завладеть господствующей над местностью высотой в прикрыть отход раненых.
«Без приказа не смей даже думать об отступлении. Ты защищаешь важнейшую высоту, это наше самое уязвимое место. От выдержки твоего взвода зависят сотни жизней» — вот что сказал командир батальона в ответ на его вопрос о возможности отхода к дубовой роще, и Лазар запомнил эти слова.
Он взглянул на Мията, который что-то бормотал себе под нос, Он терпел этого трепача, вероятно, за его удивительную интуицию. Тот обладал каким-то даром предвидения, хотя и любил все преувеличивать.
Лазар потер глаза, пытаясь отогнать сон, и стал пристально вглядываться в холмы, с которых немцы так щедро поливали их огнем. Но отяжелевшие веки сами собой закрывались, и, на секунду поддавшись дремоте, он уронил голову на руки. Но уже в следующее мгновение, очнувшись, он напомнил бойцам, чтобы они не тратили зря патроны:
— Эсэсовцев пугать — дохлый номер. Они воробьи стреляные и вернут нам пули с процентами. Спесь с них сбивает только неминуемая близкая смерть. Вот тогда они кидаются спасать свои шкуры.
Мият взглянул на Лазара, которого уже начала томить неизвестность, и, желая отвлечь его от тревожных мыслей, сказал:
— Мне не дает покоя вон та каска. Наверное, снайпер. Я на него пять патронов израсходовал. Он, подлец, в бинокль нас рассматривает! Или снайпер, или разведчик...
— Сейчас я ему стекляшки вышибу! — Лазар прицелился.
— Думаешь, попадешь?
Прозвучало три выстрела. Фашист пригнулся и остался невредим.
— Ничего, только не надо спешить. Нельзя же терпеть, чтобы нас так нагло рассматривали! — упрямо сказал Лазар и яростно ударил кулаком по камню, за которым лежал. Опытный стрелок, он понимал, что надо терпеливо ждать, когда голова немца окажется у него на мушке.
