Анатолий Недбайло - В гвардейской семье
бомбардировщика. Пятьсот килограммов бомб несли врагу плоскости, обтянутые перкалью. Как только
ни называли ее — и «кукурузник», и «стрекоза», и «полуночник», и даже «швейная машинка»...
На этой машине, прежде называвшейся У-2, я выполнил свой первый самостоятельный полет. Теперь в
честь ее создателя, талантливого советского авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова
самолет был переименован в По-2.
Итак, По-2 ждет меня. Сел в заднюю кабину, передал пилоту:
— Жми, дорогой коллега!..
Затарахтел мотор, машина пошла на взлет.
Летели с полчаса — и вот он, указанный нам район посадки. Круг, второй...
— Не сядем здесь! — кричит мне обескураженный летчик.
Внизу, действительно, только небольшой зеленый квадратик, ограниченный с одной стороны лесистым
холмом, а с другой — шестами с натянутыми на них проводами. [187] Пилот прав: садиться на этот
крошечный «пятачок» рискованно.
— Что будем делать, товарищ капитан?
— Садиться! — спокойно отвечаю ему, будто речь идет о чем-то привычном и самом обыденном.
— Врежемся в столбы или в деревья!..
— Врезаться каждый может. Это дело нехитрое! Сам буду сажать машину...
Беру управление на себя. Снижаюсь. Как только прошел над проводами — сразу же убрал газ. Посадка
прошла благополучно.
— Ну и ну! Еще бы на центральную площадь населенного пункта пригласили сесть! — всердцах
произнес я.
У приземистого кирпичного здания стояла группа армейских и флотских офицеров. Среди них — уже
пожилой генерал-майор и моложавый контр-адмирал (к сожалению, фамилии их не запомнились).
— А мы вас уже ждем! — сказал генерал, пожал мне руку и подвел к большому ящику с песком, где был
воспроизведен в миниатюре весь район боевых действий.
— План операции состоит в следующем, — начал генерал. — Поставить дымовую завесу вдоль косы по
самому урезу воды и ослепить огневые точки противника, — указка пробежалась по «артиллерийским
установкам» и «пулеметным гнездам», втиснутым в песок. — А потом мы уже сами постараемся
разделаться с ними! — улыбнулся генерал. — Задача для ваших летчиков выполнима?
— Вполне, товарищ генерал! В назначенное вами время дымовая завеса будет поставлена.
Я тут же пометил на своей полетной карте место, где должен ослепить врага.
После этого контр-адмирал повторил с командирами в деталях высадку десанта.
— Все ясно? Вопросы есть?..
— Ясно, товарищ контр-адмирал!
— Что ж — в добрый час!
— Одна просьба: сесть-то мы сели, а вот взлететь без помощи мы не сможем.
В наше распоряжение выделили четырех крепких «хлопцев», и они весело потащили самолет за хвост к
самым вешкам. [188]
Взлет я выполнял сам. По-2 разбежался, взмыл и словно повис над самыми верхушками деревьев, взбиравшихся по склону высокого холма. Впечатление было такое, что самолет вот-вот либо колесами, либо левой плоскостью зацепится за макушки сосен. Но тут деревья словно отпрянули, отдалились.
Теперь можно было уже передавать управление.
...В указанный нам день и час шестерка «ильюшиных» была на подходе к цели. Внизу — Кенигсберг, пепельно-серая полоска залива, белые барашки на гребнях волн. Впереди прорисовывается извилистая
кромка косы Фрише-Нерунг. В южной части залива, у самого берега, сгруппировались наши десантные
суда. Справа — необозримый темно-зеленый простор — Балтийское море...
«Пора», — подсказало мне чутье, — и я повел группу к косе.
В воздухе спокойно — вражеских истребителей не видно. Непривычно лететь над водным простором. Но
длится это совсем недолго: вот уже и коса. Группа наших самолетов подходит с юга, правее «нашего»
участка, — чтобы фашисты не разгадали замысел. У берега делаю крутой, почти на девяносто градусов, разворот, и все самолеты поочередно повторяют маневр. Идем вдоль желтого берега. Внезапно ударили
зенитки.
— Я — «Коршун»-ноль три! Внимание. Пуск!
По этой команде все летчики нажимают кнопки бомбосбрасывателей, и одна за другой по четыре от
каждого отделяются от самолетов «сотки».
— Разворот «все вдруг влево»! — командую ребятам и разворачиваю свою машину курсом на южный
берег залива.
Выходим из зоны обстрела. Тем временем клубы дыма уже плывут по ветру, образуя сначала широкие
полосы, затем сливаясь в густую пелену, наползающую на указанный участок.
Воспользовавшись дымовой завесой, наши десантные баржи и катера отчаливают от берега, спешат
преодолеть залив.
— «Коршуны», «коршуны»! Я — «Стрела». Задание выполнено отлично. Вам — благодарность от
командующего! — передает станция наведения.
— Я — «Коршун»-ноль три. Понял вас. Служим Советскому Союзу! [189]
...Когда вернулись домой, командир полка сообщил: десант успешно форсировал залив Фриш-Гаф и
завязал бои на косе Фрише-Нерунг. Потери незначительные.
3.
Кенигсберг... Мрачная фашистская крепость притаилась в ожидании бури. Вокруг серых каменных
громад домов — полоса обороны глубиной до трех километров: доты и дзоты, сложная система разного
рода заграждений. За ней — линии долговременных фортификационных сооружений, огромные форты
внешнего и внутреннего обводов.
В самом городе до 130 тысяч человек войск, сильная система противовоздушной обороны.
...Утро выдалось тихое, безмятежное. Наши войска в полной готовности. Готовы к штурму пехотинцы и
саперы, танкисты и артиллеристы. Ждем у самолетов сигнала и мы, авиаторы. На оперативных картах
стрелы нацелены в кружок, обозначенный словом «Кенигсберг». Сотни тысяч глаз неотрывно смотрят на
город, десятки тысяч орудийных стволов готовы выплеснуть огонь в притаившегося за его стенами врага.
Под крыльями бомбардировщиков уже висят бомбы. Наготове и наши «илы».
Накануне штурма Кенигсберга мне поручили нанести бомбово-штурмовой удар по аэродрому Нойтиф.
«Читаем» с командиром крупномасштабную карту. Аэродром этот расположен почти на северо-восточной
оконечности косы Фрише-Нерунг, как раз против порта-крепости Пиллау. С Нойтифа действуют
вражеские истребители, мешая нашей бомбардировочной и истребительной авиации. Поэтому перед
штурмом Кенигсберга очень важно блокировать Нойтиф.
Накануне мы всей дивизией нанесли удар по аэродрому, находившемуся северо-западнее Кенигсберга, непосредственно на Земландском полуострове, где базировались бомбардировщики фашистов. Аэродром
был разбит вдребезги.
Теперь пришла очередь Нойтифа.
— Состав вашей группы — восемь «илов», — говорит подполковник Стрельцов. — Бомбовая нагрузка
— авиационные осколочные бомбы весом двадцать пять и десять [190] килограммов. Цель — вражеские
истребители на стоянках и в ангарах.
С аэродрома Шиппенбайль я повел две четверки штурмовиков на Нойтиф.
Высота 1100 метров. Идем над заливом Фриш-Гаф. Сквозь дымку начинают пробиваться очертания косы
Фрише-Нерунг.
У береговой черты попадаем под плотный заградительный огонь зениток. Тут и там пляшут дымные
шары разрывов. Энергично перестраиваю группы в кильватер и веду самолеты «змейкой» со снижением
до 700 метров. Теперь зенитные снаряды рвутся в стороне и выше. Завожу группу с севера, первый и
последний заходы на аэродром противника выполняю нашим излюбленным приемом «круг» с левым
разворотом. Вот уже видны стоянки фашистских истребителей. Ни один из них не успевает взлететь —
мы обрушиваем на них бомбы.
Вражеские зенитки неистовствуют. На четвертом заходе один из снарядов разорвался совсем рядом с
машиной Кожушкина, и он передает мне по радио:
— Самолет подбит. Иду на вынужденную.
Пристально наблюдаю за поврежденным самолетом, запрашиваю Кожушкина, не ранен ли он, жив ли
стрелок.
— Целы, командир! А вот машина серьезно «продырявлена»...
— Осторожно, Николай! Земля здесь каменистая. Садись вдоль берега на «живот».
Самолет Кожушкина идет над самым урезом воды, планирует и садится на фюзеляж. Буквально через
несколько мгновений две темные точки отделяются от машины и отбегают в сторону. Тут же вспыхивает
факел огня.
Как помочь товарищам? Что предпринять? Совершить посадку невозможно. Проштурмовали аэродром
еще раз и полностью вывели его из строя. Задание выполнено, но на душе горький осадок: экипажу
Кожушкина ничем не смогли помочь. А тут еще Молозев и Карпеев докладывают, что их самолеты тоже
подбиты. Скорее бы перелететь залив Фриш-Гаф!..
Наконец он позади. Мы почти дома. Вот и Шиппенбайль. Садимся. Докладываем командиру результат
