Богдан Сушинский - Черные комиссары
– Вот и меня тоже удивляет, каким чудом вам удалось уцелеть в этой классовой мясорубке.
– Вы уже ответили себе: чудом.
– Хотя, смею заметить, не ожидала, что вы решитесь высказываться в подобном духе, стоя под руку с капитаном Красной Армии.
– Теперь, когда румынские дивизии вновь готовы перейти исторические границы Бессарабии, многие начинают вспоминать, что в их жилах течет румынская кровь, – чуть пафоснее, нежели следовало бы, ответила Валерия. – Причем немало таких и среди красных офицеров.
– И все же благоразумнее будет сменить тему, – тут же вмешался капитан, все еще предаваясь стихии бессарабского наречия. – Кстати, Валерия утверждала, что здесь нас ждет общество местной театральной элиты.
– Предусматривалось, что мы соберемся более широким кругом, однако я перенесла эту, массовую, встречу ради того, чтобы поближе познакомиться с вами, баронесса Лозовская, и, конечно же, с вами, товарищ капитан. К нам присоединится только еще один приятный в общении мужчина, который только вчера прибыл из Москвы, но тоже связан своими корнями с Молдавией.
Елизавета взглянула на старинные настенные часы и, заверив, что последний званый гость должен появиться с минуты на минуту, пригласила девушку и офицера на довольно просторную кухню, где их ждал скромно сервированный стол – с бутылкой молдавского вина, бутербродами и вазой с прошлогодними яблоками.
– Вижу, вы и в самом деле отдаете предпочтение выходцам из Бессарабии, – вежливо улыбнулась Валерия. И капитану показалось, что внутренне она старается подражать манерам Елизаветы Волковой.
– Я забыла уведомить вас, баронесса, что девичья фамилия моя – Олтяну.
– Мне не хватает познаний в истории молдавского дворянства, но уверена, что ваша принадлежность к уважаемому роду Олтяну многое объясняет.
– Признаюсь, баронесса, мне не суждено гордиться своими высокородными корнями, но и в роду моего отца, да и по материнской линии – тоже, появлялись истинные рыцари, и даже государственные мужи, которые не раз становились опорой молдавских господарей.
Гродов загадочно улыбнулся. В эти минуты он чувствовал себя так, словно перенесся на столетие назад, в один из дворянских салонов Российской империи.
Какое-то чувство неловкости светская манерность этих дам все же вызывала. Но Дмитрий решил, что, наверное, он еще попросту не успел настолько проникнуться духом классового невосприятия или даже ненависти, чтобы аристократическая салонность вызывала у него раздражение. Наоборот, ему хотелось присоединиться к дамам, чтобы вести себя в том же духе. Да, видно, прав был полковник Бекетов, который, благословляя его на эту встречу, предупредил:
– Только не надо подыгрывать аристократизму Волчицы и баронессы Лозовской, капитан. Оставайся в образе красного командира-пролетария. Пусть тебя не сбивает с толку показная обыденность всего того, что будет происходить в квартире мадам Волковой. Есть подозрение, что мы имеем дело с настоящим, хорошо законспирированным логовом наших идеологических противников.
– С которым могли бы легко покончить.
– Если бы не подозрение в том, что оно может превратиться в логово шпионско-диверсионное. Причем парадокс ситуации заключается в том, что нам выгодно, чтобы это превращение произошло как можно скорее.
– Понятно, ради внедрения в агентуру сигуранцы, а затем и абвера, старшего лейтенанта Лозовской. Мы это уже обсуждали.
Полковник покачался на носках своих всегда до блеска надраенных сапог и, загадочно взглянув на капитана, уточнил:
– А может быть, и не только ее. Пока что нам трудно прогнозировать развитие операции «Троянов вал», поскольку неизвестно, чем все же в реальности завершится наше противостояние с румынами на границе. Так что твоя миссия – не вспугнуть Волчицу и ее «будуар», и хотя роль твоя дальше пресловутого «кушать подано» не распространяется, ты все же оттачивай мастерство, а главное, талантливо подыгрывай этим женщинам.
И, видит Бог, капитан старался. Правда, порой Валерии казалось, что он переигрывает; во всяком случае, она несколько раз перехватывала взгляд Дмитрия, когда тот останавливался на фигуре хозяйки квартиры, ее осанке.
– Может быть, вы все же представите нам своего таинственного гостя еще до его появления? – великосветски улыбнулась Валерия, когда прошло еще около двадцати минут и стало ясно, что визитер непростительно опаздывает.
– Могу сказать только, что он тоже офицер, – отвесила хозяйка поклон в сторону Гродова. – Но не обычный армейский. Не исключено, что я не имела права говорить даже этого. Все остальное мой гость скажет о себе сам. Точнее, скажет то, что сочтет нужным.
Едва она произнесла эти слова, как откуда-то из-за портьеры, за которой скрывался черный ход, ведущий во двор из кухни, донесся негромкий стук в дверь.
– Это он, господа, – с облегчением вздохнула Волкова, неспешно поднимаясь. – У него профессиональная привычка появляться неожиданно и, как правило, с черного хода. У них, в НКВД, это приравнивается к правилу хорошего тона. Если, конечно, я не ошибаюсь, – мило улыбнулась Елизавета, скрываясь за портьерой.
– Вам явно нравятся женщины такого типа, капитан, – едва слышно произнесла Валерия, поведя подбородком вслед хозяйке.
– Только потому, что к этому же типу принадлежите вы, баронесса Лозовская, – вежливо заверил ее Дмитрий, прежде чем Волчица успела встретить своего гостя на лестничной клетке черного хода.
37
Войдя в комнату, гость внимательно осмотрел сначала Гродова, затем Валерию и только потом, поиграв желваками, процедил:
– Капитан Крамольников, с вашего позволения, товарищи. Не путать с Раскольниковым, – а как только Гродов представился и пожал протянутую руку, тут же обратился в Валерии: – Смею ли я поинтересоваться вашим званием?
– То есть каким таким… званием? – артистично опешила девушка.
– Тем, которое вам было присвоено в контрразведке.
Чтобы сгладить неловкость ситуации, Волчица тут же пригласила гостей к столу, но все трое не спешили воспользоваться ее гостеприимством.
– Ах, вот оно что: в контрразведке? Как у медсестры у меня есть звание сержанта медицинской службы, которое меня вполне устраивает.
– Медицинской, говорите, службы? – недоверчиво уточнил Крамольников, упреждая Дмитрия и галантно предлагая стул сначала Валерии, а затем и Елизавете.
– А что в этом предосудительного? Не всем же быть чекистами или артиллеристами. Но когда мне предложат службу в контрразведке, потребую, чтобы сразу же присвоили звание капитана, равное вашему, капитан Крамольников, – а немного замявшись, язвительно добавила: – и вашему, капитан береговой службы Гродов.
– Задавая этот вопрос, я всего лишь намеревался выяснить, являемся ли мы коллегами.
– Вот только задали вы его так, словно сами принадлежите к вражеской разведке. Да к тому же подозреваете, что то ли меня к вам, то ли вас к нам – заслали, – озорно улыбнулась Валерия на сдерживающий взгляд Гродова, которому такой выпад показался слишком неосторожным.
Крамольников тоже перехватил его взгляд и, восприняв как знак поддержки, тут же обратился к нему:
– Профессиональная привычка, черт возьми, которая уже не раз подводит меня в общении с женщинами.
– Если вы считаете, что прямо, в лоб, задавать подобные вопросы даме, да к тому же в присутствии посторонних людей – это профессионально… – пожал плечами Гродов. – Впрочем, в артиллерии все проще: засекаешь цель, определяешь дальность, делаешь поправку на силу ветра и износ орудия…
– …И «половинишь вилку»[38], – кивнул энкаведист.
– Вот именно, «половиню», чтобы все по науке, как в училище натаскивали.
– Благоразумно не стану уточнять, в каком именно.
– В обычном, артиллерийском. Но даже мне, флотскому комендору, понятно, что демонстрировать какую-либо профессиональную привычку для разведчика – непрофессионально.
– Принимается, артиллерист, принимается… Я – сотрудник кабинетный, – внимательно проследил Крамольников за тем, как Дмитрий разливает вино, – на службе и дома вращаюсь в основном в своих кругах, в которых теперь уже – сделал он ударение на словах «теперь уже» – не очень-то напрягаешься. Тем не менее первый тост у нас всегда – «За Родину, за Сталина!», а второй – «За бдительность и заветы товарища Дзержинского!». Судя по тому, что творится сейчас у наших границ, первый тост наш тоже будет – «За Родину, за Сталина!» и, конечно же, за бдительность! Без этого никак нельзя.
«Держится он вполне естественно», – подумалось Гродову. Речь безупречно русская, с хорошо знакомым ему, характерным московским произношением. Поведение тоже раскованное, компанейское. Неужели так способен вести себя человек, которого только что перебросили из-за рубежа и для которого провал означает только одно – смерть в подземельях НКВД? Правда, лицо его с явным налетом аристократизма, да и манеры напоминают те, которые приходилось видеть в кино и в театральных постановках о царских и белых офицерах. И все же скорее всего Крамольников – не тот человек, появления которого так терпеливо, по-охотничьи, ждет полковник Бекетов.
