Борис Бурлак - Граненое время
— Вода, вода, — озабоченно проговорила Наталья, бережно опустив трубку на рычаг. — Всем нужна вода, а силенок у нас не хватает...
Оставшись один, Синев долго ходил из угла в угол, пока не донеслись гулкие удары по обрезку рельса. Обеденный перерыв? Взглянул на часы: нет, перерыв уже кончился. Так вот почему его никто не побеспокоил.
Что можно восстановить в памяти за какой-нибудь час, если с тех пор прошло столько времени? Час и годы... Верно, в течение всего этого многолетнего перерыва он не раз мысленно возвращался в тот совхоз под Харьковом. Но кто мог знать, что эхо того боя долетит до мирных полей другого совхоза? Что это — совпадение, случайность? Впрочем, связь времен имеет свою логику: в том или в другом месте — неважно, но прошлое обязательно, так или иначе, напомнит о себе.
Вечером он разыскал среди книг старую топографическую карту, склеенную вишневой смолкой, и просидел над ней до полуночи (благо, что Ольга и Рита ушли к Братчиковым).
19
Атаки, контратаки...
Они следовали одна за другой, перемежаясь. Центральная усадьба совхоза переходила из рук в руки. Не успеет пехота, осмотреться в немецких траншеях, как противник снова введет в бой самоходки. И солдаты возвращаются под огнем восвояси.
Ничейная полоса глубоко распахана артиллерией, так глубоко, что спотыкаются в бороздах «фердинанды». А для пехоты воронки — отличное убежище: она заполняет их, как вешняя вода.
Вот и плещутся людские волны между траншеями, то затопляя отмели степных высоток, то оседая на промоинах, то с размаху откатываясь назад, через всю нейтральную зону. Море бы давно устало, обессилело, а солдаты пятый день, без перерыва, кидаются на голый берег переднего края немцев. Только к ночи шторм ослабевает. Но едва потянет с востока предрассветный ветерок, как с прежней силой загрохочут батареи, вскинутся к небу черные гребни земли, перемешанной с едким дымом.
Быстрым течением боя дивизион Синева отнесло на юг, и если бы не высота 157, к которой его прижало, он бы оказался бог знает где. По ночам дивизион менял огневые позиции, расчеты наспех окапывались, — и все валились с ног прямо у орудий, чтобы с часок поспать перед утренней атакой. Артиллеристы завидовали автоматчикам: у тех, по крайней мере, есть готовые траншеи, обжитые за последнюю неделю. А расстояние до смерти одно и то же: противотанковые пушки располагались в боевых порядках пехоты.
В сумерки офицер связи передал Синеву приказание явиться на НП комдива. До наблюдательного пункта — рукой подать. Он пошел по коленчатому ходу сообщения, но заплутался и, выругав саперов, поднялся наверх, пошел по открытой всхолмленной степи. Немецкие ракеты освещали ему дорогу, идти было легко, и он насвистывал привязчивую мелодию модной солдатской песни. Удивительно устроен человек: стоит лишь стихнуть канонаде, как он уже поет.
У генеральского блиндажа Синев поправил сбившуюся на живот кобуру, привычно тронул козырек фуражки — все ли в порядке? — и постучал в крашеную, филигранной работы дверь, даже с бронзовой ручкой, которая никак не подходила для землянки. Ему никто не ответил. Тогда он приоткрыл эту царскую дверь, где-то раздобытую саперами, и протиснулся внутрь блиндажа. Вокруг стола сидели офицеры, на столе две лампы, карбидная и керосиновая «молния». Но здесь было так накурено, что он едва узнавал командиров стрелковых полков и приданных дивизии артиллерийских и танковых частей. Он отыскал взглядом генерала, доложил о своем прибытии.
— Садись, Синев, — не поднимая головы, сказал комдив.
Он скромно притулился в углу, на краешке скамейки, как самый младший. Верно, здесь находились еще два майора, но один из них командовал полком PC, другой был начальником оперативного отделения штаба, — все выше его по должности.
Офицеры разговаривали полушепотом, а генерал сидел молча, устало склонившись над склеенной топографической картой-полукилометровкой. Вид у комдива был совершенно больной: отекшее лицо, мешки под глазами, воспаленными от бессонницы, то и дело вздрагивающая рука, что лежала на карте. Таким еще не видел его Синев даже в самые критические дни кавказской обороны, когда немцы пытались оседлать перевалы Главного хребта. Что и говорить, командиру дивизии приходится куда тяжелее, чем ему, командиру дивизиона, хотя у генерала над головой тройной накат из дубовых бревен.
Офицеры встали. Синев поднялся позже всех — и тут же встретился глазами с Витковским. Тот быстро вошел из соседней землянки, откинув плащ-палатку, которой закрывался вход. Повелительным жестом он дал знак, чтобы все сели. Комдив посторонился, уступая ему председательское место.
Витковский тоже был усталым, но храбрился. Одетый, как всегда, очень просто — в саржевой гимнастерке, аккуратно перехваченной солдатским ремнем, — он выглядел юношески стройным, гибким. Наглухо пришитые полевые погоны мягко облегали его плечи, на груди гвардейский значок, — и больше ничего.
— Товарищи офицеры, — сказал он глуховатым голосом. — В то время, когда по всему фронту успешно развивается наше наступление, мы с вами топчемся на месте. Дивизия опять не выполнила боевую задачу. Позор, — негромко добавил он, покосившись на комдива; тот сидел рядом с ним, тяжело облокотясь на стол. — Командующий армией приказал: к исходу завтрашнего дня, овладев совхозом, выйти на рубеж... — Не глядя на карту, он стал перечислять населенные пункты и высоты, которые давно уже казались всем буквально недосягаемыми, пусть до них напрямую и не больше десятка километров. — По имеющимся у нас разведданным, противник готовится к глубокому отходу в общем направлении на юго-запад. Не дать ему оторваться, преследовать его по пятам и с ходу, на его плечах, форсировать Днепр в районе Днепродзержинска — вот дальнейшая оперативная задача армии. Вопросы ко мне будут?
Вопросов не было.
— Тогда у меня есть. Подполковник Кривченко?
— Слушаю вас, товарищ генерал-майор, — встал и вытянулся командир стрелкового полка.
Витковский поморщился: он не любил, когда его называли генерал-майором, а не генералом.
— Это я хочу послушать вас, подполковник. Почему вы сегодня не сумели зацепиться правофланговым батальоном за высоту с отметкой 192? В чем дело? Отвечайте кратко, без ссылок на артиллеристов.
— У меня в ротах осталось...
— Старая песня! Садитесь. Подполковник Феоктистов, объясните мне, пожалуйста...
Для каждого был заранее приготовлен неожиданный вопрос. Никому, конечно, не хотелось оказаться двоечником, и Синев, ожидая своей очереди, тщательно перебирал в памяти все неудачи минувших дней. Он оказался в выгодном положении: Витковский назвал его последним. Но вопрос, обращенный к нему, прозвучал особенно резко:
— Кто вам дал право, майор, самовольно менять огневую позицию на северо-западных склонах высоты 157?
— Я действовал по обстановке, товарищ генерал-майор.
— То есть?
— Учебная рота соседней дивизии, обеспечивающая стык, внезапно отошла, бросив мои батареи без всякого прикрытия.
— Это вы должны прикрывать пехоту и обеспечивать стык огнем.
— Разрешите доложить, что артиллеристы в этой обстановке ходили в контратаку наравне с пехотой. Я отдал приказ о смене позиции только тогда, когда противник уже начал окружать дивизион.
— Всюду вам мерещатся окружения!
— Я отвечаю за дивизион...
— А я за армию! Понятно? Могу избавить вас, майор, от всякой ответственности!
— Я в первую очередь коммунист, а потом уже офицер, и я выполню свой долг, куда бы ни послала меня партия.
— Опять лозунги?
— Мы с ним идем на смерть, товарищ генерал.
— Вы что, явились на политинформацию?! Я вам покажу, как митинговать! Вы у меня узнаете кузькину мать с горбинкой! Ишь какой пропагандист нашелся. Вы мне бросьте спекулировать словом «партия». Не поможет!
— Разрешите, товарищ генерал?..
— Садитесь!..
Одиннадцать старших офицеров с тревожным любопытством наблюдали за неравным поединком между заместителем командующего армией и командиром противотанкового дивизиона.
Все были уверены, что судьба майора предрешена; нисколько не сомневался в этом и сам Синев, зная крутой нрав Витковского.
— Сегодня получите новую плановую таблицу боя, — сказал Витковский после некоторой заминки, обращаясь к командирам. — До рассвета еще далеко, подготовьтесь. Завтра — решающий день. Понятно? А теперь все свободны.
В землянке стало тесно от столпившихся офицеров. Кто-то одобрительно пожал локоть Синева, он оглянулся — это был полковник Субботин, командующий артиллерией дивизии. Синев хотел было поговорить с ним, но тот легонько подтолкнул его к комдиву. «Верно, уже решили, куда меня», — со странным равнодушием подумал он.
— Вот что, майор, получена шифровка, немедленно откомандируйте старшего лейтенанта Братчикова в отдел кадров штарма. Братчиков техник-строитель?
