Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг.
Как-то он заехал в госпиталь Куданзака навестить друга, ожидавшего операции по удалению аппендикса. Там оказалась и Фурукава Тосико.
— Посмотри-ка сюда! — позвал ее Ямамото и показал вниз в окно, — около госпиталя прогуливались двое переодетых военных полицейских.
— Это охрана? — спросила она.
— Охрана? — Он рассмеялся. — Это волки в овечьей шкуре!
Одновременно морское министерство в целом готовилось к возможной осаде, опасаясь повторения событий, происходивших при «инциденте 26 февраля». Подразделение морской пехоты было секретно передислоцировано из Йокосуки в Токио для охраны здания министерства. Офис секретарей связали сигнализацией тревоги с помещением, где постоянно находилась группа людей, вооруженных пистолетами; принимались меры для автономного снабжения электроэнергией и водой на случай экстремальных обстоятельств. Примерно в это же время среди работников министерства распространилось полушутливое предупреждение: «Что бы то ни было — не пользуйся машиной заместителя министра!»
Стало труднее, чем когда-либо, видеться с Чийоко, — иногда Ямомото месяцами не появлялся в Уменодзиме. С другой стороны, иногда он звонил ей из офиса в два-три часа ночи и просил послушать несколько строк песни, которую разучивал. Как говорит Фурукава Тосико, «воистину ужасно сентиментальный, он неплохо пел, имел глубокий, но не очень большой голос. Обожал строчку насчет «его головы на коленях прекрасной женщины », — ему нравилось считать, что это о нем...».
В общем, говорят о Ямамото, он относился благожелательнее к нижестоящим, чем к вышестоящим. Всегда охотно оказывал услуги другим. Как-то взялся даже написать иероглифы на вывеске над входом в только что открытый чайный дом, а также на коробках спичек, предлагаемых тем же домом. Этот дом возле храма Хонгандзи, в районе Цукидзи, назвали Вако, с хозяйкой Нивой Мичи, известной в районе гейш Симбаси как Косуга. На спичечных коробках Ямамото тушью рисовал три версии названия чайного дома, с адресом и номером телефона, и передавал их Мичи, предоставив ей самой выбирать, какую версию она предпочитает. Когда она показала их мастеру, изготавливавшему коробки, тот восхитился каллиграфией и спросил, «не может ли она договориться с этим человеком о сотрудничестве на постоянной основе».
10Ямамото очень не любил признавать свои поражения и имел слабое представление о том, что такое страх. Еще будучи лейтенантом, во время поездки на курорт с горячими источниками в Югавару он вместе с Хори Тейкичи съел сорок семь мандаринов за один присест — в результате приступ аппендицита. Когда пришло время операции, он попросил (по крайней мере так говорят), чтобы ее делали без анестезии. Когда кто-то из присутствующих поинтересовался почему, он заявил: потому, что «хочет выяснить, насколько больно совершать харакири». Неизвестно, достоверно ли это, но зерно истины тут есть.
Еще одна история: утверждают, что, когда он был ребенком, мать его одноклассника сказала:
— Исороку, ты ешь все подряд, но уверена — не съешь этот карандаш!
Ямамото схватил карандаш и без единого слова принялся старательно его жевать.
В другом случае вице-адмирал Танимура Тойотаро в офицерской кают-компании морского министерства поспорил с заместителем министра Ямамото, что тот не сумеет протащить зажженную спичку не потушив сквозь отверстие в десятицентовой монете. Ямамото тут же взялся за дело, но, как ни старался, Танимура неизменно выигрывал. Тут требовалась еще и сноровка: размер отверстия в таких монетах непостоянный; Танимура всегда держал в кармане монету с большим, а Ямамото давал монеты с маленькими. Тот перевел массу спичек и продолжал свои попытки до тех пор, пока не ухитрился протащить спичку сквозь маленькое отверстие, — а Танимура не смог этого сделать. Когда Танимура признал свое поражение и раскрыл секрет, Ямамото скривил губы (как писал позже сам Танимура) и с неприязнью посмотрел на него.
Йонаи вспоминал: Ямамото оставался невозмутимым в ситуациях, которые многих встревожили бы, — будь то в мчащейся автомашине, на краю вулкана или на боевом корабле, когда надо взобраться на мачту. Ответы заместителя министра в парламенте всегда оказывались четкими и свободными от колебаний. Если, например, речь шла о морских операциях, обычно старались избегать вопросов — необходимо защищать военные секреты; однако Ямамото (утверждает Такаги Сокичи) отвечал прямо и без экивоков. Даже после того, как враждебность к нему со стороны правых возросла, а сам он оказался под угрозой физической расправы, он не испытывал особенного страха и не унижался до военных хитростей в отношении соперников.
В те времена от угроз правых часто избавлялись, откупаясь от их агентов деньгами; Санемацу заявляет, что Ямамото никогда не давал им ни цента. Ежедневно ходил пешком из официальной резиденции заместителя министра, находившейся за американским посольством, до морского министерства на Касумигасеки. Однажды во время разговора с кем-то из своих гостей достал какой-то предмет, смахивающий на тюбик из-под зубной пасты, — скорее всего, он содержал слезоточивый газ; демонстрируя его гостю, словно это какая-то интересная игрушка, произнес:
— Смотрите — это приготовили для меня! Как говорят, для моей личной защиты. Но всерьез все это явно не принимал. Как-то в субботу после обеда знакомый встретил Ямамото в районе Гинзы: в хлопковом летнем кимоно и соломенной шляпе, он в жизнерадостном настроении прогуливался с тросточкой, громко стуча деревянными башмаками.
Однако каким бы легкомысленным он ни казался постороннему человеку, вряд ли в голове у него царила беспечность. Примерно в мае 1939 года он подчинился мысли о внезапной смерти и постепенно стал избавляться отличного имущества. В конце концов его кабинет почти полностью освободился от личных вещей.
После его гибели нашли заявление, которое он написал и положил в сейф в своем кабинете заместителя министра:
«Самое сокровенное желание военного — это отдать жизнь за Императора и страну; какая разница, отдает он ее на фронте или в тылу. Легко умереть славной и доблестной смертью в разгар сражения; но кто знает, как трудно умереть за свои убеждения, когда все тебя упрекают и осуждают? Ах, как велико милосердие императора, как стоек его народ! Все это имеет значение в долгосрочной имперской политике; личная слава или позор, смерть или выживание — все это здесь не важно. Как говорит Конфуций, «можно размельчить киноварь, но не испачкаться; можно жечь ароматные травы, но не уловить их запаха». Можно уничтожить мое тело, но мою волю не уничтожить».
Осталось много различных документов подобного рода, написанных рукой Ямамото, включая и те, что он написал позже, уже во время войны, — во всех них чувствуется поэтический или драматический, какой-то застенчивый тон; быть может, он отчасти и вводит в заблуждение, но по крайней мере ясно, как Ямамото воспринимает события. Как сам однажды заметил, он не против, чтобы его убили, если это поможет нации пересмотреть путь, по которому она движется.
Что касается того, кто именно и для чего покушался на жизнь Ямамото, наряду с тем, что уже отчетливо видно, все еще остаются некоторые темные места. Во многих случаях, как только появлялся кто-то подозрительный (или ожидалось, что появится), министерство приходило в движение: выясняли его имя и биографию, некоторых задерживали. Тут, например, и «некий грузчик из правого крыла», и «бывший несовершеннолетний преступник» из района Сиба, и «фермер из префектуры Ибараги».
Что касается одного члена Лиги священной войны, расследованием, проведенным юридическим бюро морского министерства, выявлены всевозможные факты. Например, его образование не простиралось дальше начальной школы. В возрасте около 25 лет он поскандалил с хозяином ресторана, нанес ему телесные повреждения и был приговорен к исправительно-трудовым лагерям усиленного режима. Выйдя из тюрьмы, вступил в особое сервисное агентство при Квантунской армии, а позднее оказался замешанным в неудавшемся военном перевороте.
Однако кажется немыслимым, чтобы такие лица оказывали постоянное давление на Ямамото. Вероятно, за ними стояла армия; но, когда пытаешься установить, только ли армия дергала за ниточки, ситуация не становится яснее. В чем есть уверенность, это в том, что армия тут приложила руку по крайней мере как посредник.
Как явствует из письма с угрозой, требующего отставки Ямамото, кампания поддержки трехстороннего альянса между Японией, Италией и Германией, а также антибританская кампания — это лицевая и оборотная сторона медали. На запрос императора, нельзя ли твердой рукой подавить антибританские манифестации, премьер-министр Хиранума ответил, что сделать это «будет трудно». Как бы объясняя, почему трудно, министр внутренних дел Кидо Коичи добавил: «Армия обеспечивает деньги, а военная полиция доминирует в стране, поэтому мы почти бессильны».
