Николай Александров - Севастопольский бронепоезд
Боевая тревога на бронепоезде была объявлена сразу же, как только фашисты начали массированный налет из всех видов оружия. Дежурный диспетчер участка пути Александр Ильяшевский отдал по линии приказ — открыть «Железнякову» «зеленую улицу», следить за его прохождением и немедленно докладывать все команды, которые будут поступать от Харченко.
На Мекензиевых горах нас встретил неутомимый и бесстрашный начальник станции Андрей Игнатьевич Щеглов. И уже через несколько минут мы вступили в бой.
До этого «Железняков» делал налеты, главным образом, ночью, а днем вел огонь с закрытых позиций. Поэтому гитлеровцы не могли даже предположить, что при таком шквальном огне мы осмелимся выйти на линию. И когда бронепоезд на полном ходу выскочил из-за поворота и в упор стал расстреливать захватчиков, не выдержали они, дрогнули. Из амбразур железняковцы [196] видели, как заметались фашисты и побежали обратно, усеивая землю трупами.
С криками «ура!», «полундра!» наши пехотинцы бросились на врага со штыками наперевес, отогнали его на исходные рубежи.
И снова разъяренный враг обрушивает тысячи снарядов на полуразрушенные окопы, с диким ревом пикируют стаи «юнкерсов». Бронепоезд, пополнившись боеприпасами, снова выходит в рейс. Жарко железняковцам! Работают самоотверженно, до изнеможения. Пехотинцы получают чувствительную помощь.
Фашистские батареи то и дело засекают нас, обстреливают. Пока ни одного прямого попадания. Но зато часто разрушают полотно дороги. Бойцы капитана Селиверстова ремонтируют путь все время под огнем.
От непрерывного обстрела вышла из строя телефонная связь с Мекензиевыми горами. Связисты насчитали около тридцати повреждений линии. А нам эта линия необходима как воздух. Нелегкой была задача связистов. Но трудились они мужественно, героически. Несмотря на то, что кругом рвались бомбы, через головы летели снаряды и мины, Лупарев, Моделиков, Щербаков и Литвинов поднимались на столбы и хладнокровно натягивали провода. Они были хорошей мишенью для фашистских батарей. И действительно, вскоре их заметили и открыли по ним огонь. Мы с замиранием сердца следили за смельчаками. Кажется невероятным: кругом кромешный ад, земля становится дыбом, свистят осколки, а связисты работают как ни в чем не бывало.
Наконец, натянут последний кусок провода. Связисты спускаются на землю. И тут случилось то, чего каждый из нас боялся все время, пока шел этот беспримерный ремонт. Снаряд упал у самых ног смельчаков. Все заволокло дымом. А когда дым рассеялся, мы увидели: двое остались лежать неподвижно. Их подхватили живые и унесли в укрытие.
Позднее нам рассказали: Лупарев был убит наповал, Моделикову оторвало ногу. Остальные товарищи по счастливой случайности остались невредимыми. Лупарева похоронили недалеко от места гибели, в воронке разорвавшейся бомбы.
Так, не жалея жизни, связисты выполнили свой [197] долг перед Родиной. Бронепоезд получил надежную связь.
А фашисты снова и снова лезут, стремятся во что бы то ни стало, любой ценой сломить сопротивление.
Сколько в этот день отбили атак севастопольцы? Мы потеряли им счет.
И так было на второй, на третий, на четвертый день. За пять дней наступления фашисты произвели 9 тысяч самолето-вылетов, сбросили 45 тысяч фугасных бомб, выпустили 100 тысяч снарядов. И почти не продвинулись. Стойкость защитников Севастополя была непоколебимой.
Погода стояла жаркая. Все выгорело от зноя и пожаров. Небо заволокло тучами дыма, и солнце проглядывало сквозь них тусклое, красное. Вся долина покрыта разлагающимися трупами гитлеровцев. Чуть подует ветер со стороны противника — дышать нечем от зловония.
В направлении Мекензи фашисты бросили танки. Кое-где они потеснили наши поредевшие подразделения. В течение четырех часов «Железняков» трижды выходил в этот район, поддерживая своим огнем морских пехотинцев. Танки общими усилиями были задержаны.
Днем и ночью мы в рейдах. Только примем боеприпасы — и снова в бой. Хорошо, что заблаговременно все свои склады перевели в Троицкий тоннель. Здесь они в безопасности, и заправляемся без помех.
15 июня командующий приказал бронепоезду обстрелять скопление танков в лощине кордона Мекензи. Комендоры Кочетова и Буценко зарядили орудия бронебойно-зажигательными.
Выйдя из-за поворота, «Железняков» с расстояния четырехсот метров открыл огонь по танковой колонне. Вспыхнули два головных танка. Задымила и машина, замыкавшая колонну.
Танки начали беспорядочную стрельбу. Продвинуться вперед или назад они не могли — дорогу преграждали подбитые машины, а свернуть в сторону не давали крутые скаты выемки. «Железняков» бил и бил из всех пушек и минометов. Мы, пулеметчики, тем временем косили немцев, выскакивавших из люков танков. [198]
На выручку своим танкистам поспешила фашистская авиация. Нам не очень-то хочется связываться с нею, тем более что и снарядов осталось маловато. Берем курс к тоннелю.
Но бомбардировщики пытаются не упустить добычу. Бомбы рвутся совсем рядом. На бронеплощадках появились убитые и раненые.
Подносчику снарядов Володе Дмитриенко оторвало руку. Ксения Каренина и Саша Нечаев тут же, на ходу, оказывают первую помощь. Вместо раненого Нечаев сам стал на подачу.
Бронепоезд, отстреливаясь от самолетов, полным ходом шел в укрытие. И вдруг на пути встал огромный столб дыма. Бомба разрушила полотно.
Ведя непрерывный огонь по «юнкерсам», бронепоезд маневрирует на уцелевшем отрезке пути. Ремонтная группа тем временем меняет рельсы и шпалы. С балластной платформы сгружены все запасные рельсы. Но их не хватает. Где взять? Головенко вспомнил, что рельсы есть около станции Мекензиевы горы. Но там уже враг…
Доложили командиру.
— Полный вперед! — приказывает командир.
Бронепоезд, как метеор, влетел на станцию, открыл огонь из всех видов оружия. Пока мы вели бой, железнодорожники под командой Головенко и Андреева на руках перенесли два звена рельсов.
Мчимся назад.
За несколько минут путь исправили, и бронепоезд нырнул в укрытие. Только втянулись в тоннель, тяжелой бомбой завалило вход.
Дождавшись ночи, бронепоезд вышел с другого конца тоннеля. И пока саперы расчищали вход, мы выходили в рейды на другие участки.
Днем во время очередного артобстрела в тоннель вбежал запыхавшийся солдат. Сразу же за входом затрещала автоматная очередь. Оказывается, солдат шел с каким-то заданием в район электростанции, перебегая от укрытия к укрытию. Фашистские самолеты летали над Севастополем уже почти безнаказанно. Они охотились буквально за каждым человеком, не жалели патронов и снарядов. Когда «мессершмитт» спикировал на солдата и дал по нему очередь, тот упал. Почувствовав, [199] что ни одна пуля не задела его, он бросился в наш тоннель.
Солдат пришел в себя и засмеялся:
— Чуть было не испугался.
Разговорились. Оказалось, что Григорий Гетман тоже был под Одессой. Перед войной он служил около Кишинева в артиллерийском полку, сдерживавшем натиск врага на реке Прут. Потом — одесская оборона, сначала Дюссельдорф, потом Лузановка.
Григорий рассказал, как участвовал в боях под Крыжановкой, как отбросили оттуда врага на 20 километров, как под огнем врага сделали налет на фашистские позиции и, захватив в бою два дальнобойных орудия, обстреливавших Одессу, вывезли их прямо из-под носа противника.
Для меня в рассказе Гетмана было все дорого и интересно. Сам Григорий служил сейчас в артполку, занимавшем оборону на высотах вдоль дороги на Симферополь. Там он и другие бойцы часто видели бесстрашные рейсы нашего бронепоезда, восхищаясь мужеством и смелостью железняковцев. Это восхищение он высказал здесь же, не стесняясь.
Вся страна следит за героической борьбой севастопольцев. Отец пишет мне:
«Когда я получаю газету, то первым долгом ищу сообщения о Севастополе. Как тяжело вам там, сынок! Все восхищены вашей стойкостью. А соседи, узнав, что ты под Севастополем, уступают мне место в очереди за хлебом. Я, конечно, отказываюсь от такой привилегии. Но горжусь, что я отец защитника Севастополя. Будь же достоин нашей гордости, сын!»
Письмо отца я прочитал товарищам. Его поместили в «Боевом листке». Таких писем получаем много.
Однажды мне вручили небольшой треугольничек со штампом «Батуми». От кого бы это? Распечатываю и не сразу узнаю — почерк незнакомый.
«Здравствуйте, товарищ старшина! Вы меня, конечно, и не помните уже. А я все время думаю о бронепоезде. Недавно прочитал в газете о ваших боевых делах. Я тоже могу гордиться бронепоездом: ведь в его постройке есть доля и моего труда. А помните, я просился к вам на бронепоезд, когда вы выходили в [200] первый боевой рейс? Вы сказали тогда: мал еще, подрасти немного. Так, может, сейчас все-таки возьмете? Во-первых, я уже подрос за эти полгода, а, во-вторых, время сейчас не такое, чтобы ждать. Я знаю, что в Севастополе трудно. Поговорите с командиром, может быть, примете… Разве я не смогу помочь вам? Стрелять умею, да и технику ремонтировать могу, имею высший разряд по электросварке. Здесь я, конечно, тоже не сижу без дела, приношу пользу флоту, ремонтирую подводные лодки, но всей душой хочется на фронт, туда, где потруднее…