Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов
Пули лязгнули по броне, заставив Саню захлопнуть люк. Самоходка двигалась вперед, посылая снаряды в окна, откуда велся огонь. Выстрелы «зверобоев» звучали реже, чем частые звонкие хлопки танковых пушек. Но попадания шестидюймовых снарядов проламывали стены, сметая перегородки и уничтожая засады, которыми был напичкан мрачный город-ловушка.
Семь танков второй роты батальона Шаламова с трудом продвигались сквозь месиво грязи, болотной жижи и заросли кустарника. Двигатель одной из машин заклинило от перегрева, и ее вытащили на бугор буксирными тросами.
Здесь встретили группу партизан. Человек десять, одетые в польские военные мундиры, гражданские бекеши и теплые куртки. На шапках и «рогатывках» (высоких скошенных фуражках) виднелись серебристые польские орлы, на рукавах красные повязки. У двоих на шапках были приколоты украинские трезубцы.
Старший лейтенант, командир танковой роты, настороженно оглядел вооруженных людей. Кто они? Если из Армии Людовой, то свои. Отряды Армии Крайовой нередко совершали нападения на советских бойцов, и хотя открытая война не велась, предписывалось быть при встрече осторожными. Старшему лейтенанту было двадцать три года, он не слишком разбирался в хитросплетении польской политики. Командир группы на довольно чистом русском языке объяснил, что они из отряда польских и украинских коммунистов.
– Союзники. Вместе бьем швабов, – заявил высокий светловолосый поляк с погонами подпоручика и автоматом ППШ на плече.
– А чего тогда здесь торчите? – недоверчиво спросил танкист. – В городе бой идет.
– Отряд тоже участвует в бою. Мы охраняем фланги. Да и вы пока не воюете.
Сказано было с добродушной улыбкой, но старший лейтенант не слишком доверял этим людям, вооруженным русскими и английскими автоматами, немецкими винтовками. Настораживали трезубцы на шапках украинцев. И все же, поколебавшись, ротный спросил:
– Здесь есть другая дорога?
– Да, да, – кивнули сразу несколько партизан, а поручик объяснил: – Возьмете правее, там снова низина, но танки пройдут. Затем накатанная колея, по ней доберетесь до окраины.
Подпоручик угостил танкистов сигаретами, сказал, что есть водка.
– Выпьем за боевую дружбу?
У поляка были голубые славянские глаза и открытая улыбка. Старший лейтенант, родом из деревни под Вологдой, где жили простые, чуждые хитростей люди, тоже улыбнулся в ответ.
– Перед боем пить нельзя, реакция притупляется. Подобьют фрицы…
– Так, так, – согласно кивал парень с трезубцем на бараньей шапке, а подпоручик еще шире расплывался в открытой улыбке.
– Мы будем неподалеку от вашего поврежденного танка. В случае чего, поможем, – сказал светловолосый польский офицер.
– Нельзя. Ближе двухсот метров не приближаться. Иначе наши откроют огонь. Инструкция…
Эти слова вырвались у старшего лейтенанта невольно. Предчувствовал он что-либо или нет? Наверное… В километре высился островерхий чужой городок, где погибла ночью усиленная танковая рота во главе с комбатом Болотовым, и сейчас снова шел бой.
Когда «тридцатьчетверки» повернули на указанную подпоручиком дорогу, поляк козырнул оставшемуся экипажу и повел свою группу в сторону леса.
– Инструкция, – бормотал западный украинец из Львова. – Нажретесь, москали, нашей земли. Думаете, умные?
А подпоручик, красивый белокурый парень, безмятежно продолжал улыбаться. Улыбка не сходила с его лица, когда взорвался направленный им по заминированной дороге первый танк. Затем рвануло снова. Хлопнули подряд несколько легких противопехоток, убивая, калеча десантников и спасавшиеся экипажи двух подорвавшихся «тридцатьчетверок».
– Может, сходим, добьем краснопузых? – предложил украинец в бараньей шапке.
– Не будем рисковать. Там еще много мин понатыкано.
Действительно, пока остатки роты выбирались с заминированного участка, потеряли еще один танк. Старший лейтенант приказал вынести раненых, оставил охрану и пересел на одну из оставшихся «тридцатьчетверок». Его собственная машина была взорвана и догорала. Ротный не был мастером говорить. Потрясая кулаком, он коротко пообещал:
– У нас остались всего три танка. Но воевать будем за всю роту. Не ждите пощады, сволочи!
Три машины шли на полном ходу, готовясь нанести удар с фланга, помочь сражавшемуся батальону, батарее Чистякова и десантникам.
В помутневших от злости глазах командира роты все еще стояли широкие улыбки белокурого поляка и бандеровца в бараньей шапке. Его обманули, и он поддался на обман. Хотя роте в любом случае предстояло выползать из низины к проклятому городку, где непрерывно вели огонь орудия, раздавались взрывы и продолжался бой.
Старший лейтенант знал, что ему придется отвечать за свою доверчивость, которую наверняка признают преступной. На минной ловушке подорвались три танка, один из которых сгорел. Погибли двенадцать десантников и танкистов. Но молодой ротный командир не боялся суда. Им двигала ненависть и желание мстить за погибших товарищей.
Три танка из первой роты и самоходка лейтенанта Кузнецова продвигались с боем по окраине городка. Справа возвышались высокие дома, похожие на крепостные стены. Слева тянулось одноэтажное предместье, огороды, сады, уже частично сбросившие листву.
Десантники, под прикрытием танковых пушек и пулеметов, расчищали путь. Оттеснили и частично уничтожили взвод немецких пехотинцев с «фаустпатронами». Отступая, те вынуждены были стрелять издалека, и ни один кумулятивный заряд пока не попал в машины.
Но командира танкового взвода, опытного сержанта, получившего офицерскую должность за опыт и смелость, не покидало ощущение, что немцы слишком легко сдают позиции. Он приказал одной из «тридцатьчетверок» развернуться и прикрывать тыл. Одновременно посоветовал по рации лейтенанту Кузнецову:
– Никита, будь готов тоже развернуться на сто восемьдесят градусов. Не нравится мне тишина позади.
– Ясно.
Лейтенант Кузнецов, худощавый, с мягким мальчишеским подбородком, еще не избавился от своей прежней клички Кузнечик. Не обращая внимания на пули, летящие с крыш и окон, он высунулся из люка, держа наготове автомат.
Через несколько минут опасения взводного подтвердились, а предусмотрительность позволила сохранить несколько жизней.
Два немецких штурмовых орудия медленно, почти бесшумно, выползали из-за домов предместья. Следом артиллерийские расчеты выкатывали две противотанковые пушки. Четыре ствола калибра 75 миллиметров были способны в течение считаных минут уничтожить танковый взвод и тяжелый русский «зверобой». Немецкие артиллеристы рисковали, так как видели, что одна из «тридцатьчетверок» развернута в сторону тыла.
Но передвижение осуществлялось настолько бесшумно и слаженно, что немцы рассчитывали опередить русских, которые уже потеряли ночью танковую роту. Все одиннадцать машин и десант были перебиты за короткое время, практически не успев оказать сопротивления.
Но крайне опасно рассчитывать на удачу дважды. В сорок четвертом году командиров вермахта слишком часто подводила эта самоуверенность и нежелание признать, что русские «Иваны» чему-то научились. Многие немцы продолжали верить в победу и свое превосходство.
События развивались стремительно. «Тридцатьчетверка» открыла огонь первой и пробила пять сантиметров лобовой брони штурмового орудия. Вторая «штуга» ответила не слишком точным выстрелом на ходу и промахнулась. Расчеты противотанковых пушек готовились к залпу прямо с того места, где их застали первые выстрелы. В эти же секунды, скрежеща и выворачивая камни из мостовой, быстро разворачивался «зверобой» лейтенанта Кузнецова.
Продырявленная «штуга» застыла, из нее торопливо выбирался экипаж. Т-34 успел выстрелить еще раз, но сразу два снаряда из противотанковых пушек угодили в покатую броню возле люка механика-водителя. В тесной коробке ворочались, пытаясь вылезти, оглушенные, контуженные танкисты. Их душил дым, из моторного отсека выбивалось пламя. У командира «тридцатьчетверки» хватило сил открыть люк, кое-как выбраться наверх и вытянуть башнера.
Самоходка Кузнецова выстрелила с разворота, наводчик не успел толком прицелиться. Шестидюймовый снаряд из накренившегося «зверобоя» взорвался шагах в семи от противотанковой пушки. Осколки и камни обрушились на нее, взрывная волна перевернула пушку и раскидала расчет.
Уцелевшая «штуга» и 75-миллиметровка пробили верхнюю часть рубки «зверобоя» и, словно молотом, ударили по массивной орудийной подушке. Наводчик был убит, лейтенант Кузнецов, оглушенный, мало что соображая, ворочался, пытаясь встать.
До этого получалось так, что опытный наводчик редко подпускал молодого командира к прицелу и вел огонь всегда сам. Сейчас Никите Кузнецову предстояло занять его место. Лейтенанта торопил заряжающий:
