Хануш Бургер - «1212» передает
Ответ Шонесси был коротким и выразительным: «Пошли вы к черту».
Значит, сегодня вечером не будет никакого Дитмара. Майор Годфрей подмигнул мне, спрашивая, есть ли что-нибудь взамен этого материала.
Материал у меня был. Мы сделали небольшую передачу об американском певце Поле Робсоне. В заключение Робсон исполнил несколько песенок на немецком языке, в том числе «Болотные солдаты».
В тот вечер Тони заявил, что не узнает меня. Сегодня, по его словам, я был просто скотиной…
На днях произошло нечто странное. На короткое время из Германии приехал Дитер Хейн. Он переводил на допросе показания одного полковника из Пятнадцатой мотопехотной дивизии. Полковник утверждал, что начиная с середины апреля командование немецких войск имело у себя напечатанный план будущих зон оккупации Германии союзниками. Тони утверждал, что этот план попал в руки к немцам не без умысла. По его словам, немцам дали понять, что в западных районах они могут считать себя в безопасности.
Трудно сказать, насколько все это соответствовало действительности, однако вопрос о сдаче в плен окруженных немецких дивизий уже стоял на повестке дня.
А вот почему мы разрушаем заводы Шкода теперь, а не раньше? Но ведь и Эйзенхауэр неоднократно повторял, что все немецкие генералы — военные преступники, однако генерал Дитмар, попав в плен к американцам, спит себе спокойно в отеле.
Дитер Хейн рассказал нам и еще один интересный факт. В Альтфельде, недалеко от Айзенаха, его приставили переводчиком к одному высокопоставленному американскому боссу. Это был Лоуренс из Голливуда. До войны Лоуренс владел конным заводом в Нормандии. Нацисты разворовали его породистых рысаков, и теперь в поисках своих лошадок Лоуренс продвигался по всему фронту вслед за наступавшими американскими войсками (одним из первых он вошел и в Париж). Командование предоставило в его распоряжение машину и переводчика, чтобы допрашивать немцев.
В Альтфельде, где находился крупный конный завод, состоялась оригинальная встреча. Из американской военной машины в сопровождении американского офицера вышел элегантно одетый немец в гражданском — банкир и владелец «Опенхейма» из Франкфурта. Нацист фон Опенхейм тоже разыскивал своих лошадок с помощью американских офицеров. И все это происходило в дни жестоких боев, когда солдаты Красной армии проливали кровь за каждую пядь земли.
Тони был прав. Я действительно ничего не понимал…
Части Красной армии уже ворвались во внутренние районы Берлина. Скоро конец войне!
Я радовался. Прага, казалось, уже спасена!
В этой войне у каждого была своя цель. Американский босс и нацистский барон разыскивали своих лошадей. Американский генерал Дрейнер вместе со своими помощниками рылся в бумагах в здании «ИГ» во Франкфурте. А в это время Кантария и Егоров водружали Знамя Победы над рейхстагом!
Американский же солдат Петр Градец из Праги будет считать войну законченной, если увидит свой родной город в целости и сохранности…
5 мая в час дня меня вызвали в студию. Радио Праги просило о помощи! Часть передачи записали на пленку: «…правительственные войска! Все скорее к зданию радио! Эсэсовцы хотят нас всех убить! Скорее!…»
Голос диктора был взволнован. Конец фразы неразборчив. Наконец удалось поймать волну: пражское радио просило союзников о помощи!
В Праге вспыхнуло восстание.
Я знал, что на севере советские войска находились у Дрездена, а на востоке — у Остравы, возможно, даже в Брюнне, то есть в двухстах километрах от Праги, отделенные от нее к тому же горами. Третья же армия Паттона уже была в Богемии и, наверное, овладела Клатови, то есть находилась в среднем в ста двадцати километрах от Праги. Немецкие войска охотно сдавались американцам в плен, так что ни о каких боях не могло быть и речи.
Население Праги решило взять свою судьбу в собственные руки. Это уже были не выдумки «1212». Восстание было налицо. Рабочие Праги строили на улицах баррикады и вооружались.
«Чехословацкий народ взял свою судьбу в собственные руки…» — так я и начал в тот вечер свои комментарии для солдат вермахта.
В девять часов я попытался связаться с Шонесси. Он должен отпустить меня отсюда! Ведь не раз обещал. В ответ я получил краткую телеграмму: «Градецу и Брейеру продолжать работу, пока существует вермахт».
Мы бродили по улицам. Тони сочувствовал мне.
Положение в Праге оставалось неясным. Радио передавало призывы о помощи на английском и русском языках. Число баррикад в Праге за ночь сильно выросло. Немцы стягивали войска, чтобы сломить сопротивление. По словам Тони, Прага нужна была гитлеровцам, чтобы прорваться на запад.
Фашистские самолеты (вряд ли они еще были на Западном фронте!) сбрасывали на город зажигательные бомбы. Сердце мое разрывалось на части. Прагу ждала судьба Лондона…
А войска генерала Паттона почему-то все еще стояли там, где были вчера, хотя ни горы, ни оборонительные укрепления не отделяли их от Праги. Это было уму непостижимо!
Взят Мюнхен, освобождены Венеция и Милан. Британские части соединялись с русскими. Южная армия немцев сдалась. Альпийская гитлеровская крепость рухнула.
О чем можно было писать в такой день? Кто тебя будет слушать? Бойцы с пражских баррикад? Им не нужны комментарии. У них другие заботы. Они хотят знать, когда к ним придет помощь.
Возможно, их призывы слышит противник. Даже наверняка! Конечно, эсэсовские генералы слышат эти призывы и собирают свои войска в Богемии, а у них там почти миллион солдат…
И сейчас, в последние часы войны, следует еще раз подчеркнуть, что лежит на совести германского генералитета.
Принимал ли Гитлер решения? Разумеется, принимал, но не без помощи своих генералов. Дитмар и Фриге постоянно твердили о победоносном конце! Вместе с Гитлером разрабатывали планы Рундштедт, Редер, Кейтель, Дениц, Хойзингер, Шпейдель. Без них фюрер не смог бы сделать ни одного шага! И пока все шло хорошо, они получали ордена и медали, рыцарские кресты и бриллианты и с гордостью носили их. Своим женам и дочерям они посылали целые вагоны награбленного барахла (немало таких транспортов попало в наши руки!). Многие из них были заинтересованы в получении прибылей от военных заводов. Они ставили на победу, а сейчас, когда скачки проиграны, они приписывают себе роль «маленьких человечков», которые-де ни за что не отвечали…
Вот так я хотел провести последнюю передачу для вермахта, но этого не случилось. Цензор сообщил о капитуляции немцев на Южном фронте.
Вечер я провел у Баллоу. В Праге, видимо, еще шли бои. По радио говорили, что потери восставших превысили тысячу человек, а французское радио определило их в пять тысяч. Радио Праги, видимо, снова захватили нацисты. На этой волне время от времени была слышна какая-то слабенькая станция, которая то и дело взывала о помощи.
Меня одолевали мысли о Еве. Что она сейчас делает? Сражается с оружием в руках или же помогает раненым — ведь она врач.
Все ли я сделал ради нашей встречи? Пять месяцев на фронте — это неплохо для американского солдата. Этим можно было гордиться. Но вот эта зима, проведенная в теплом гнездышке, не была ли она бессмысленной? Похвальное письмо генерала лежало в моем кармане, но что оно могло значить? Сумели ли мы со своей радиостанцией хоть на йоту приблизить конец войны? И почему я не в армии Паттона?
Американские войска стояли в Пльзене или, может быть, еще дальше. По крайней мере, они должны были быть в шестидесяти километрах от Праги. Но начиная со вчерашнего дня фронт, казалось, застыл на месте. Единственно, что могло мешать продвижению вперед — это немецкие войска, но в эти дни они сдавались в плен по десять и даже по сто тысяч. Так что же сдерживает Паттона?…
«Война в Европе окончилась!» — сообщило радио Люксембурга.
В помещении радиостанции царило праздничное оживление. Все бегали из отдела в отдел, целовались, выскочив на улицу, обнимали совершенно незнакомых людей. Во всех комнатах беспрерывно трещали телефоны. В городе звонили колокола. Солдаты палили в воздух из пистолетов и карабинов, так что стекла в окнах звенели.
В комнату вошла мадемуазель Бри, что-то держа за спиной.
— Сколько дадите за новость, Петр?
На листке бумаги было написано: «Градецу от Шонесси из Бад Наугейма. Лошади оседланы. Сержант Градец включен в состав разведывательной группы, движущейся на Прагу. Если восьмого мая в шесть часов утра будешь в Наугейме, привези мой дорожный несессер».
Шонесси сдержал свое слово! Я ему все простил: он был молодец!
Мы с Тони помчались к майору Годфрею. Майор не возражал: наши передачи потеряли всякий смысл. Он выдал нам документы, но до послезавтра не было ни одного места на армейских машинах.
К четырем часам наш трофейный лимузин был отремонтирован. Две канистры с бензином лежали в багажнике. Приклеив на ветровое стекло пропуск, мы заехали домой, загрузили машину мукой и, собрав свои вещички, помчались на восток. Адью, Люксембург!…
