Владимир Германздерфер - Путь израильского наёмника
Уж лучше бы они остановились. Дайте покой востоку. Молитесь вы своим богам и не желайте никому смерти. Пусть будет всё, как есть и тогда вы увидите, что восток начнёт править миром как тысячи лет назад. Кто-то получает огромные деньги от реклам наших ракетных комплексов, а кто-то со страхом в глазах прячется от сирен. Кто-то кричит:
«Аллах акбар», а кто-то взрывается. А те, кто играют нами, набивают карманы деньгами и ищут новых шахидов. Стрелять легко, а вот хоронить трудно. Уставшие после своей волчьей работы, мы часто смотрим по телевизору смерть. Раньше такое было только у нас в стране, а теперь шахиды [28] зовут старуху-смерть по всему миру. И зовут её к простым, мирным гражданам. Почему не к солдатам? Не к тем, кто держит в руках оружие, а к тем, кто кормит обе воюющие стороны.
Я закрыл глаза и вспомнил события недельной давности. Тот, кто взорвал свой пояс смертника между детьми, вряд ли попадёт в свой рай. Скорее в него попадут те, у которых он отобрал жизнь. Вот так просто взял, прокричал «Аллах акбар», и замкнул цепь. Если бы он хоть на миг заглянул в глаза умирающей девчонки, которая плакала на моих руках не от боли, а потому что даже смертельно раненная хотела жить. Глаза с расширенными зрачками смотрели в ночное небо и цеплялись за жизнь. Но тело остывало, а звёзды равнодушно мерцали над юной девочкой. Мои окровавленные руки коснулись остекленелых глаз и закрыли их. Всё, конец.
Их было много таких, тогда, на дискотеке. Смерть не выбирала никого специально. Она просто забрала к себе всех тех, кто был поближе к живой бомбе. Они ушли сразу, а те, кто был подальше, ещё долго будут ощущать её ледяное дыхание возле себя. Кто-то назвал это джихадом [29] , кто-то убийством ни в чём неповинных детей. Тогда, по телевизору, мать смеялась в камеру и говорила, что так угодно Аллаху. Даже если твой сын всё время готовился к встрече с ним, всё равно, любящая мать не может так поступать.
Не может, всё видя и всё понимая, вот так легко попрощаться с сыном. Не может! Или что-то ужасное произошло с этим миром. А тот, кто готовил юношу к убийству, вполне вероятно был в этот день в толпе. И возможно даже коснулся моего плеча, когда я бежал на взрыв. Я представляю, как мои офицерские погоны вызвали на его лице злорадную ухмылку. А потом он просто растворился в толпе и исчез. Потерялся в шуме приехавших на взрыв пожарников и полицейских. Такие, как он, привыкли прятаться за чужими спинами, посылая на смерть других. Но придёт время, и тебя найдут. А пока живи ради нового греха, который ты задумал. Для этого тебе надо будет просто внушить свою идею очередному мальчишке или девчонке и воспользоваться их телом как живой бомбой.
Мир рушится уже давно. Не надо ни потопа, ни извержения вулканов, ни небес упавших на землю. Этот конец света живёт в сердцах, отравленных верой, и чем больше их, тем ближе он. Страшно подумать, сколько их по всему свету, готовых нести смерть в дома и на улицы, в метро и в школы, да куда угодно лишь для того, чтобы самому жить вечно. И вновь мать такого вот убийцы будет улыбаться в камеру. Но если присмотреться, то видно красные круги под глазами. Слёзы текли всю ночь, оплакивая сына. Иначе она не мать, а просто человек родивший машину для убийства.
Все славят Бога, лишь повинуясь вере, а надо стараться жить в любви, чтобы небеса смотрели на нас счастливых и радовались. А когда от старости мы попадём туда, нам скажут:
– Ты прожил хорошую жизнь. Вернись и проживи такую же, сделав счастливым не только себя, но и других.
И мы возвращаемся. Делаем рай на земле. Но как быть с теми детьми, которых на дискотеке в дельфинарии убил сын Аллаха? Я думаю, они стали ангелами прямо на глазах. И теперь их невидимые души оберегают нас, чтобы ещё один такой не пришёл и не взорвал себя на радость рейтингам телерадиокомпаний и газет. Но знайте: чем больше вы, шахиды, убиваете, тем злее становится взгляд в сторону арабов, тем больше рождается ненависти к вашему Богу. Вы умираете за Бога, а я защищаю живых от вас.
Трудно в вас стрелять, ведь мы совсем не звери. Трудно смотреть в прицел и нажимать на спусковой крючок. Тяжело смотреть на остановку сердца. Но я солдат армии Израиля и должен это делать. А всё почему? Да потому что ваш Бог велик. Об этом слышно везде. Ты об этом говоришь в телевизионную камеру, но не показываешь глаз. Детоубийца. Прости, я может это сказал по-солдатски слишком громко? Тогда я шепну это тебе на ушко, араб с поясом шахида. Но толка всё равно не будет. Ты слушаешь других, которые рассказывают, как хорошо будет там, у Аллаха. Но они не говорят тебе, что попадая в свой рай, ты впускаешь в наш мир предсмертные крики детей. За что? Мы не должны нести боль. Нас создали для любви. Мир рушится вокруг. После горячих ветров войны рождается пустыня для всех. И для тех, кто несёт смерть и для тех, кто защищает. И это не наша вина. Она на тех, кто с детства бога ставит выше, чем человеческие жизни. Ты вовсе не выше меня только потому, что ты верующий. Ты всего лишь показуха веры. Да, ты учишь правила, ты знаешь наизусть нужные книги, открывшие тебе тайны бытия, но ты человек. И ты далеко не святой, потому как ешь, пьёшь, гуляешь и дышишь как все мы. Ну, вот как я или Андрей, сидящий сейчас за рулём. Только тебе с детства внушили, что ты велик, потому что ты читаешь святые книги, но сердца у тебя нет. Ты не смог в вековой мудрости отыскать истину, да она, похоже, тебе и не нужна. Тебе нужен Бог придуманный людьми, который устанавливает границы для повиновения. А вот истинного Бога, доброго и любящего, ты не поймёшь и не увидишь никогда.
Дорога в раздумьях о жизни и смерти стала намного короче. Я выскочил у самого дома.
– Андрей, заедешь за мной через два часа.
Сигнал машины за спиной, и любопытные соседи выбежали посмотреть на меня.
– Чёрт, с этого всего забыл переодеться.
Улыбнулся любопытным глазам.
– Шалом [30] .
И побежал по лестнице к себе в квартиру, чтобы быстрее спрятаться от ненужных взглядов. Ключ тихонько открыл дверной замок. Я вошёл, а мой ребёнок сидит в комнате и смотрит по телевизору передачу, как взорвали дельфинарий. Маленькая обезьянка бросилась мне на руки.
– Где мама?
– На работе, – шепнул детский голосок на ушко. – Люблю тебя, папа.
– И я тебя люблю, малыш. А давай посмотри мультики?
– Папа, смотри, наш город показывают.
– Вчера опять обстреливали?
– Да, очень страшно было. Но наши ракеты сбили всех. Так сказала мама. Папа, это плохие дядьки?
– Да, моё золотце.
Сажусь на диван. Ищу канал, на котором нет войны или убийства. Но кругом мне в ответ смерть, смерть, смерть. Даже в мультиках сплошное насилие.
– Папа, зачем ты выключил телевизор?
– Пусть отдохнёт. Хочешь, я почитаю тебе сказку?
– О чём?
– А какие у тебя есть?
– Вот, «Красная шапочка».
– Понятно. Тогда я почитаю тебе сказку, как надо любить близких и не делать больно другим.
– Даже арабов?
– Любить надо всех и просто жить. Они такие же люди как я и ты, и вовсе они не чудовища.
– Но они по нам стреляют. Знаешь, как страшно? Они плохие.
– Они хорошие, просто никто не научил их жить иначе.
– Чему не научил, папа?
– Ну, например, учится в школе. А потом сеять, пахать, выращивать фрукты и овощи, или пшеницу для хлеба.
– А я в пятницу по контрольной получила плохую отметку. Пап, я не стану от этого шахидкой?
Я улыбнулся и поцеловал нежную щёчку.
– Нет, от этого не станешь.
– Тогда я пойду, поучусь немножко, чтобы точно не стать шахидкой. Школу отменили из-за обстрелов.
– А сказку?
– А сказку почитаешь мне на ночь.
– Я люблю тебя, моё маленькое солнышко.
– Папа, я тебя люблю ещё сильнее.
Мир создан для любви. Я понимаю это, когда меня обнимает ребёнок. Ему не нужна за это какая-то плата. Он прижимается к тебе спонтанно, потому что сам любит.
– А ещё, папа, у нас в школе говорят, что мы избранные.
– Нет, мы не избранные, мы такие же, как и все. Но хочешь, я тебе скажу, что делает нас немного отличимыми от других людей?
– Да, папа.
– Это древние знания, которые мы не потеряли и ещё еврейское сердце, доброе и покорное. Жаль, что истинных евреев осталось мало.
– Почему, папа?
– Да потому что ещё давным-давно их всех хотели уничтожить. Сжигали в камерах, стреляли, душили газом. Хотели уничтожить добро. Не знали, глупые, что добро нельзя уничтожить.
– Даже плохой колдунье нельзя?
– Да, даже плохой колдунье это не под силу. Пусть Бог всегда будет не на устах, а в сердце и в деяниях твоих. Вот тогда ты станешь настоящей еврейкой.
– А это как, папа?
– Ну, хорошо учись, помогай старшим, не обижай младших. Будь счастлива и все вокруг тебя также будут счастливы.
– А мама опять в госпитале. Придёт поздно, папа.
– Ну, это её работа.
– Я знаю. Всегда когда прилетают ракеты и падают на дома у неё много работы.
– Черт, вот так ничего и не успел.
– Ты уходишь на войну?
– Нет, бегу защищать тебя от войны.
