Валентин Стариков - На грани жизни и смерти
На море было совсем спокойно, и казалось, что с тех пор, как ушли последние рыбацкие моторные суда, противника больше не интересует наш район. Вот мы и решили воспользоваться спокойной обстановкой и пообедать. Столы накрыли, и сменившаяся вахта приступила к обеду..
Смычков все это время нес перископную вахту и через каждые несколько минут, поднимая перископ, добросовестно осматривал горизонт, надеясь, но пока безуспешно, обнаружить противника. Наконец Щекин, успевший уже пообедать и отдохнуть, сжалился над другом:
— Сдавай вахту, хвастун, а то тебе грозит полное истощение, пока противник удостоит тебя своим вниманием.
Но в этот момент со Смычковым что-то произошло.
Он вдруг присел, словно у него подкосились ноги, и побледнел. Потом повернулся к Щекину и что есть силы заорал:
— Конвой!
— Так не шутят, болтун! — разозлился Щекин.
Смычков отвернулся и снова посмотрел в перископ.
— Командира в рубку! — крикнул он и хлопнул Щекина по спине.
— Опускай скорее перископ! — закричал Щекин.
Я в это время уже поднимался в рубку. Одного короткого взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что из за мыса, далеко выдающегося в море на юго-западе выходил конвой-два транспорта с сильным охранением. Заметил я и то, что конвой ложился на новый курс.
— Придется выждать несколько минут, пока противник выйдет из-за мыса и перестроится на новый курс. Время еще есть, он сам идет на нас, — сказал я, опуская перископ. — Дайте сигнал торпедной атаки.
Сигнал был дан. Снизу почти тотчас же поступил Доклад о том, что все стоят по местам. Как всегда в такую минуту, меня охватило смешанное чувство радости и тревоги. Но сейчас было не до чувств. Требовалось срочно разработать план действий. Оттого, насколько удачным будет этот план, зависело все. Я строго, порой очень строго, осуждал и наказывал тех, кто допускал какую-нибудь оплошность во время атаки. Приходилось в такие моменты быть особенно требовательным и к себе. Малейшая ошибка в расчетах могла сорвать атаку и свести на нет огромный труд всего экипажа.
Голова занята расшифровкой замысла противника — организации боевого порядка конвоя. Еще раньше разработаны примерные варианты. Теперь надо наиболее подходящий из них рассмотреть применительно к конкретной обстановке.
Было очевидно, что на этот раз противник особенно позаботился о том, чтобы надежнее прикрыть суда: Два транспорта охраняют восемь сторожевиков. Значит, противник правильно оценил обстановку в районе: он видел подводную лодку и подготовился к встрече с ней. Неспроста он гонял нас полдня вчера, а на ночь выслал «рыболовов», чтобы выследить нашу лодку. Ну что ж, теперь мы вышли в финал, через каких-нибудь 30–40 минут решится, в чью пользу закончится полуторасуточная игра в кошки-мышки.
Я поднял перископ: конвой заканчивал перестроение.
— Придется прорывать охранение, — сказал я Щекину. Потом Смычкову:
— Определите плотность электролита и напряжение аккумуляторной батареи.
Смычков быстро нашел в журнале последнюю, недавно сделанную запись и назвал нужные данные.
«Маловато. Для такой атаки мало! Прорываться придется с головы на контркурсах. И если это удастся, то после залпа надо будет уходить от преследования.
В том, что мы будем засечены, уже сейчас нет никакого сомнения. Жаль, что маловато осталось для такого случая электроэнергии. Но будь что будет!» — размышлял я.
— Через час батарея здорово сядет, не пришлось бы нам всплыть под огонь противника? — как бы услышав мои мысли, сказал Смычков.
Я не ответил. Это ясно и так. Но где же выход? Отказаться от атаки? Этого, конечно, не будет.
Снова поднял перископ. Противник лежал на новом курсе в полном боевом порядке. Обстановка трудная. Теперь конвой шел прямо на нас. Нам не придется давать больших ходов, значит, больше останется электроэнергии на тот случай, если надо будет отрываться от преследования. Рассчитав курс атаки, я дал команду рулевому, на глаз определил элементы движения цели и сообщил их штурману.
Конвой приближался. Впереди шел большой корабль. На довольно значительном расстоянии от него — еще несколько боевых кораблей. Внутри многоугольника, образованного ими, двигались транспорты. Чтобы атаковать их, нужно было поднырнуть под передний боевой корабль и всплыть под перископ где-то между транспортами и их охраной.
Теперь предстояло самое трудное: рассчитать траекторию подныривания. Задача эта очень сложная из-за незнания точной скорости противника, и ее практическое выполнение требует исключительного внимания.
Глазомер никогда не обманывал меня, даже в самые критические моменты, когда времени на знакомство с обстановкой и расчет было в обрез. Но как будет на этот раз? Времени и сейчас мало, а расчет требует большой точности. Нужно нырнуть, не задев корабля, пройти под ним, а потом всплыть так, чтобы сразу занять удобную позицию для стрельбы по транспорту и постараться остаться незамеченным до тех пор, пока торпеды не пойдут в цель.
Для расчета я взял среднее расстояние между кораблями охранения и транспортами по траверзу, согласно типовому боевому порядку, принятому у немцев, — шесть кабельтовое. Правда, на этот раз расстояние могло быть и другим. Кроме того, между передним кораблем и транспортами могли оказаться малые противолодочные корабли, которых сейчас пока не было видно. Но тут уже ничего нельзя было сделать. Приходилось идти на риск.
Расчеты были закончены и нанесены на карту. Рулевому я дал новый курс. Наступило очередное испытание нашей выдержки. В лодке все затихло. Слышны были только приглушенно работающие механизмы и тикание приборов. Люди застыли на своих местах. Смычков, стоя рядом со мной, впился глазами в стрелки приборов, готовый в любой момент дать нужную команду. Щекин нагнулся над картой, периодически он делал короткое движение рукой, отмечая на карте наш путь. От напряжения, а может быть, просто от спертого воздуха у многих на лбу выступил пот.
Прошло несколько минут. Кажется, что уже давно пора всплывать. Хочется закончить побыстрее этот томительный нырок. Но усилием воли заставляю себя выждать положенное время. Ведь все рассчитано до одной минуты. Сейчас главное — выдержка. Она равноценна победе. Выдержал — победил. Не выдержал, сорвался — и начинается непредвиденное, то, что может привести к гибели всего экипажа.
Над головой послышался шум винтов. Затаили дыхание. Еще минута — и шумы остаются за кормой. Кажется, пронесло. Кое-кто облегченно вздыхает. Но еще не все. Теперь нужно еще удачно вынырнуть, на секунду всплыть под перископ и тут же лечь на боевой курс, пожалуй, самый короткий, поскольку расстояние до транспорта будет не более 3–4 кабельтовое. Стрелка часов приближается к расчетному делению. Пора всплывать. Подаю команду. Хвалов, сорвавшись с места, быстро перекладывает рули. Не дожидаясь, когда лодка выйдет на заданную глубину, начинаю поднимать перископ. Прильнул глазами к окуляру. Ворвавшийся в оптическую систему солнечный луч больно резанул глаза. На миг закрыв их, открываю снова. Все в порядке! Расчет верен!
Передний сторожевой корабль теперь сзади нас. Справа, не более чем в четырех кабельтовах от нас, один из транспортов. Огромный, с небольшим креном на левый борт. По другую сторону лодки на расстоянии трех кабельтовое параллельно курсу транспорта идет сторожевой корабль. Он так близко, что можно пересчитать всех наблюдателей на мостике. Их много, они с биноклями смотрят вперед и не видят, что делается у них под бортом.
— Атакуем первый транспорт, — объявил я.
Не мешкая, отдаю команды:
— Право на борт! Курс!.. Аппараты — товсь!
Опустив перископ, еще раз проверяю расчет. Он верен. Даю команды. Они выполняются, как говорится, «на лету». Пока ничего не мешает нам. Лодка заканчивает циркуляцию. Последний раз перед залпом поднимаю перископ: обстановка без изменений, только теперь уже перед глазами черный высокий борт транспорта, будто приготовившийся принять на себя весь торпедный залп. «Пусть так и будет», — подумал я, устанавливая индекс перископа на залповый азимут.
— Стрелять залпом!
Вижу, как неуклюжий нос транспорта медленно наползает на крест сетки перископа… Вот он, тот миг, ради которого мы пришли сюда и которого так ждали.
Лодка дрогнула. Сейчас, облегченная, она начнет всплывать. Но экипаж знает свое дело. Лодка послушно пошла вниз. Теперь нужно срочно менять курс, иначе можно оказаться под обломками тонущего корабля. Но потонет ли он? Над морем глухим раскатом пронеслись два мощных взрыва.
— Есть одиннадцатиметровый! — вскричал, подпрыгнув на месте, Смычков. (Он ко всему прочему был еще заядлым футбольным болельщиком). В отсеках послышался радостный шум. И тут же снова все смолкло. Люди не знали, что еще будет впереди.
