Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости
Глава 7
Тишину разорвали звуки выстрелов, за которыми последовали взрывы гранат.
— Немцы! — встрепенулся Бортко и прислушался. — Идут с восточной стороны. Наши с ними в бой вступили. В ружье!
Но уже и без его команды все, кто мог держать оружие, были наготове.
— Эх, не успели уйти, — вздохнул комиссар, — опередили фашисты нас.
Они стремглав бросились туда, где шел бой. На ходу заряжая пистолет-пулемет, Кожевников крикнул Дашке:
— Держись рядом!
— Есть! — по-военному ответила она.
Старшина обернулся к Мамочкину:
— Ты тоже!
Они бежали по темным коридорам за комиссаром Бортко. Кожевников, старший лейтенант Анисимов и их солдаты не ориентировались в хитросплетении этих катакомб, поэтому старались не отставать. Даша хотела пойти впереди старшины, но он отстранил ее рукой:
— Иди за мной, дочка.
Если бы Кожевников был тут один, наверняка бы заблудился. Он потерял счет поворотам, многочисленным развилкам, спускам и подъемам. Звуки боя нарастали, но понять, откуда, с какой стороны стреляют, не представлялось возможным.
Они пробежали уже большое расстояние, когда Бортко сделал знак остановиться. Совсем рядом хлопали ружейные выстрелы.
— Мы на месте! — тихо сказал он.
В этот миг из-за угла выскочил солдат охранения. За ним огненными стрелами летели трассирующие пули. Он рухнул на руки комиссара и прошептал:
— Немцы…
Следом за ним выскочил уже знакомый Кожевникову боец с вологодским выговором. Тьма вдруг озарилась ярким светом, будто в глубине туннеля зажгли мощный прожектор или солнечные лучи пробились сквозь толщу земли и кирпича, разрывая мглу. Мгновением позже густая струя полыхнула из огнемета, ударила в спину бойца, окутывая его пламенем. Солдат вспыхнул факелом, споткнулся, упал и, дико крича, забился в конвульсиях. Резкий запах бензина и горелого мяса ударил в нос оторопевшим пограничникам. Огонь пожирал корчившегося в муках красноармейца, и помочь ему уже ничем было нельзя. Комиссар Бортко вскинул винтовку, собираясь облегчить страдания умирающего, но крики резко оборвались, и солдат затих. Только рука его слегка подергивалась, словно все еще пытаясь стряхнуть пламя.
— От болевого шока умер, — сдавленно проговорил Анисимов.
— Все назад! — крикнул Бортко. — Двигаемся в южную сторону! Даша, веди!
Теперь они мчались в противоположном направлении, и во главе отряда бежала Дарья.
Комиссар задержался.
— Я догоню вас! — крикнул он.
Кожевников, обернувшись, увидел, что у Бортко в руках две гранаты. Комиссар махнул ему рукой. Красноармейцы удалились метров на сто, когда сзади рявкнули очереди немецкого пистолет-пулемета, а потом раздался оглушительный взрыв.
— Подорвал себя! — процедил сквозь зубы Анисимов.
— Это их притормозит! — через плечо крикнул Кожевников, мысленно благодаря отважного комиссара.
— Дашка, показывай путь!
Через несколько минут слабость начала давать о себе знать, и бойцы решили немного передохнуть.
— Что делаем? — спросил Кожевников Анисимова.
— Прорываемся, раз уж начали, — ответил тот. — Я думаю, немцы нас в колечко хотят заманить. Отсиживаться глупо, задавят. Дарья, ты у нас тут лучше всех ориентируешься. Как думаешь, где можем попробовать выскочить?
— Комиссар был прав, — проговорила Даша. — Попытаемся выйти с южной стороны. Обычно немцы туда не совались. Плохо только, что далеко до дамбы идти, если наружу вылезем.
— Не «если», а «когда», — поправил ее Анисимов и окликнул солдат: — Все целы?
— Что-то левое плечо зудит, — пожаловался один из красноармейцев. Даша быстро подошла к нему и осмотрела плечо.
— Да у тебя там сидит пуля, — всплеснула она руками и передразнила бойца: — «Зудит»!
Она наскоро перевязала ему плечо, и отряд тронулся в путь. Снова они двигались по темным коридорам с низкими потолками, то и дело сворачивая в какие-то ответвления.
— Дашенька, а что там, на южной стороне? — спросил Кожевников.
— Там, папка, полуразрушенная казарма. Немцы туда пытались нос сунуть, но мы им охоту отбили быстро. Место хорошее, укрепленное — и прятаться там удобно, и к реке прорываться. Правда, расстояние до дамбы большое. На рассвете можно рискнуть, а днем — я лично сомневаюсь, что удастся.
— Может, пересидеть?
— Вряд ли, — отрезала Дарья. — Фашисты, кажется, охоту на нас устроили. Могут газ пустить. Так уже было, мы тогда еле улизнули.
Кожевников подивился, как изменилась его дочка за это время. Уже совсем не та застенчивая девушка, которую он знал. Та Дарья умерла вместе с первыми бомбами, упавшими на советскую землю двадцать второго июня. Теперь перед старшиной стоял боец Красной Армии, готовый в любой момент сразиться с врагом. И не смотри, что «боец в юбке». Настоящий солдат — храбрый и беспощадный.
«Двадцать три немца у этой хрупкой девочки на счету, — ужаснулся старшина. — Даже комиссар Бортко ею гордился, а бойцы и подавно смотрят с восхищением».
— Хорошо было пробираться с восточной стороны, как и предполагал Бортко, — продолжала Дарья, — но там они нас, как ты видел, опередили. Будем надеяться, что повезет на южной.
Спустя некоторое время Даша остановилась и подала знак
— Дальше двигаемся тихо. Смотрите под ноги, могут быть мины.
Следующий участок пути они продвигались осторожно, старательно вглядываясь себе под ноги. Взорвавшаяся мина в таком узком туннеле могла искалечить многих бойцов. Сквозь дыры в потолке проглядывало чистое голубое небо, пробивались солнечные лучи. В проходе стало гораздо светлее.
— Мы сейчас в самом опасном месте, — шепотом произнесла Дарья. — Тут казематы неглубоко располагаются, к тому же потолок бомбами порушило, и немцы частенько для профилактики в щели гранаты забрасывают. Могут и засаду устроить.
Но все обошлось, и они миновали этот опасный участок без каких-либо злоключений. Странно было наблюдать льющийся с потолка свет после долгих дней пребывания в темноте. Он казался нереальным, сказочным. И Кожевников поймал себя на мысли, что опасается этого света. Для него теперь он был лишь источником опасности. Мрак долгое время давал ему убежище, позволял забиться в темные углы, выждать, набраться во тьме сил, чтобы дальше крушить врага. Он задумался, что будет делать, когда выберется с дочерью из этой передряги… Но в этот момент раздалось зычное:
— Halt!
Сверху застрочил хорошо замаскированный пулемет. Солнечный свет сослужил бойцам дурную службу. Он ослепил глаза и не дал возможности сразу заметить засаду. Кожевников бросился к Дашке, толкнул вперед, прикрывая своим телом. Гитлеровцы специально выждали момент, когда группа пройдет, и теперь спокойно расстреливали их в спины.
Старшина зажмурился, крепко сжал кулаки. Он молился только об одном — чтобы те пули, которые прошьют сейчас его тело, застряли в нем и ни одна не попала в его дочь. Слева он заметил поднимающегося с колен растерянного Мамочкина и левой рукой ухватил его за шкирку, рывком поставил на ноги. Позади на пол со стуком упали немецкие гранаты.
— Ложись! — закричал он и рухнул на пол, в кровь обдирая лицо и руки об острые края битого камня и кирпича. Спину обдало горячей волной. Заполнившие туннель летящие в разные стороны мелкие камешки вспарывали кожу на спине. Ногу пронзила острая боль. От дыма ничего не было видно, уши заложило, и старшине казалось, что все кончилось, стрельба стихла. Кожевников приподнялся и увидел, как бежит к нему горстка оставшихся в живых бойцов. Они на ходу отстреливались, но звуков Митрич не слышал. Солдаты нажимали на спуск, отлетали пустые гильзы, но все это происходило, словно в немом кино.
В глазах стояла пелена, расплывалась серым туманом. Вдруг кто-то подхватил его и поставил на ноги. Он резко обернулся. Старший лейтенант Анисимов стоял подле него с черным от копоти лицом, махал руками и что-то кричал ему.
Дашка тоже была рядом, тянула его за локоть. Жива! Они подхватили его под руки и, поддерживая с двух сторон, потащили в глубь туннеля к спасительной темноте.
Слух постепенно возвращался. Первое, что он услышал, — собственный рык Сперва он даже удивился, что способен издавать подобные звуки. В них не было ничего человеческого. Но спустя мгновение понял — так рычат дикие звери, защищающие своих детенышей.
— Папка! Папка! — словно издали доносился голос его дочери.
Старшина повернул голову, но в темноте ничего разобрать не мог. Зажегся тусклый фонарик, осветил несколько метров туннеля и встревоженное лицо Дарьи.
— Дашка! Ты цела?! — Голос его был хриплый, надтреснутый.
— Да, — ответила она. — Давай перевяжу. Тебя в ногу ранило.
— Мы выбрались? — огляделся Кожевников и увидел, что их стало значительно меньше.
— Всего семь человек. — Перед ним стоял Анисимов и протягивал немецкий пистолет-пулемет: — Возьми, ты потерял его, когда нас взрывами накрыло.
