Порфирий Гаврутто - На берегу Днепра
— И Гришку Фомина увезли, и Леньку Карася, и Надю Кабанову, — перечислял пастушок таким тоном, будто солдаты и лейтенант хорошо знали и Гришку Фомина, и Леньку Карася, и Надю Кабанову. — А девкам так и вовсе житья нет. Лучше и не показывайся на улицу, нахальничают, мою сестренку тоже увезли. — Он тяжело, как взрослый, вздохнул. — Мать очень плакала. И я тоже плакал. Зато когда Аксинью хоронили, я сдержался, не плакал. А жалко было…
— А кто такая Аксинья? — спросил Табаков.
— Это дочь нашего соседа, дяди Игната. Хорошая была, добрая. Все говорили, что краше ее во всем селе нет. Косы у нее такие толстые были, длинные, прямо до земли. Я бывало подбегу к ней сзади, дерну за косу, а она поймает меня и не так, как другие, чтобы сразу за уши, а только скажет, что так нельзя делать… И пела тоже хорошо.
— Ну и что с ней стало? — снова спросил Табаков.
— Да то, что берегли ее, берегли мать с отцом, да не уберегли. Вечером вышла во двор и пропала. Пять дней не было дома, на шестой объявилась. Все плакала, а потом и удавилась на своей косе.
Гришка умолк, насупил выцветшие брови и зашагал еще быстрее.
Показалась опушка леса, заросшая густым кустарником. Мальчик встрепенулся.
— Вот здесь, товарищ командир, надо свернуть. Вон видите стог соломы?
Лейтенант Табаков, осторожно высунувшись из кустарника, осмотрел расстилающееся перед ним поле, измерил глазами расстояние до стога соломы.
— Местность открытая. Как бы не нарваться на фашистов.
— Да здесь ничего, они сюда не ходят, — сказал пастушок. — А вот там, на дороге, это да! На машинах ездят.
— А дорога-то из-под горы идет? — спросил Табаков.
— Из-под горы, — ответил Гриша.
— Вот это и плохо, что из-под горы. Нельзя просмотреть, что там делается. — Он еще раз внимательно осмотрелся по сторонам и, положив руку на плечо мальчика, приветливо сказал: — Ну, Гришутка, до свиданья! Иди домой.
— Не-е! — запротестовал пастушок. — Я с вами.
— Нельзя! С нами опасно, — возразил офицер.
— Вот отдам пулеметы, тогда и домой. А то еще не найдете и скажете, что обманул.
— Ну что ж с тобой делать! Пойдем.
От опушки леса до стога соломы было больше километра. На полпути проходила шоссейная дорога. Это была та самая дорога, по которой утром шли к фронту автомашины и повозки. Тогда здесь шумели моторы, слышались окрики повозочных. Лейтенант со своими людьми пошел по открытому полю. Вот они уже приблизились к дороге. Она уходила вниз, под гору.
— А ну-ка, Шахудинов, посмотри на всякий случай, — приказал Табаков.
Шахудинов отделился от группы, торопливо зашагал влево. Но он сделал всего лишь несколько шагов и тут же попятился.
Кругом чистое поле и ни одного кустика, за которым можно было бы укрыться.
— Ложись! — приказал Табаков. Почти одновременно с этим из-под горы вынырнула автомашина.
Гриша замешкался было, но лейтенант сильно дернул его за ногу, и мальчик упал рядом с ним. Гитлеровцы, сидевшие в кузове автомашины, сразу же заметили советских солдат. Они задвигались, закричали.
— Огонь! — скомандовал лейтенант и выпустил из автомата очередь по кабине автомашины.
Автомашина свернула в сторону, скатилась в кювет. Мотор заглох. Гитлеровцы попрыгали на землю и, укрывшись за грузовиком, открыли ответный огонь. Постом перестрелка стихла.
Прошла минута, другая. Гитлеровцы не подавали признаков жизни. Один из разведчиков поднялся с земли. Но не успел он сделать и трех шагов, как из-за кузова в него полетела граната, а вслед за этим все увидели появившегося из-за автомашины пожилого немца. Петляя по полю, он пытался спастись бегством, но Шахудинов прицелился и убил его.
Все подбежали к машине. В кузове ее, на ящиках с продуктами, лежали три убитых солдата. Обер-лейтенант и шофер, сидевшие в кабине, также были убиты.
— Обыскать и забрать документы! — приказал Табаков солдатам, вытаскивая из кабины тело шофера. Он торопливо занял его место, нажал на стартер. Машина завелась, и, к великому удивлению самого Табакова, он без особого труда вывел ее на дорогу.
— Садитесь. Подъедем к стогу, заберем пулеметы, а потом к своим. Продукты нам тоже пригодятся.
Солдаты в мгновение очутились в машине. Табаков хлопнул дверцей и хотел уже ехать.
— Постойте! — воскликнул Шахудинов. — А где же пастушок?
— Ну что же ты, Гришутка! — окликнул лейтенант.
Гриша не отозвался.
— А ну-ка, Шахудинов, посмотри, что с ним. Не ранен ли?
Шахудинов побежал к ничком лежавшему в траве мальчишке. Пастушок не двигался.
— Гриша, сынок! — окликнул его солдат.
Мальчик поднял голову. Пуля пробила ему ключицу. Солдаты перевязали пастушка и бережно уложили на мешки в кузове машины. Гриша громко и жалобно застонал.
— Эх, Гриша, Гриша! Говорил тебе, чтобы шел домой, не послушался. И вот теперь…
Табаков влез в кабину, сердито хлопнул дверцей.
Автомашина, переваливаясь с боку на бок и подпрыгивая на неровностях, направилась к стогу. Здесь, как и говорил Гришутка, лежали станковые пулеметы.
Через пятнадцать минут грузовик по просеке подошел к расположению батальона.
Майор Черноусов вынес мальчика из кузова машины, положил на шинель, присел рядом.
Пастушок застонал.
— Ничего, малыш, крепись!.. — подбодрил его Табаков.
Черноусов хмуро глянул на него:
— Не уберег мальчишку… Смотреть на тебя тошно.
Табаков молчал. Его суровое, изъеденное оспой лицо помрачнело, и весь он как-то сгорбился.
— Убитых обыскали?
— Так точно! Вот их документы. Это обер-лейтенанта, а вот эти — солдат.
— Хорошо, разберусь. Ну, а на машине что?
— Продукты, товарищ майор. Сахар, консервы, макароны, сигареты и еще что-то в этом роде.
— Тоже неплохо! Раздать быстренько народу. Да будем уходить отсюда.
Машину разгрузили, откатили в сторону под деревья, прокололи скаты, разобрали мотор и на всякий случай замаскировали зеленью. Потом автомобиль прикрыли ветками, а на крышу кабины положили бревно. Издали его можно было принять теперь за танк.
2Перестрелка у обочины дороги привлекла внимание гитлеровцев.
В селе Тулинцы все пришло в движение: забегали связные, зазвенели телефоны. Офицеры подняли солдат по тревоге и повели на оцепление леса. Но приблизиться к нему они не решились. Замеченная на опушке леса замаскированная автомашина смутила их. Начальник гарнизона в селе Тулинцы полковник фон Румпел связался по телефону с командиром расположенной в нескольких десятках километров от Тулинц танковой бригады и просил спешно прислать ему танки для подавления советских парашютистов. Сильно волнуясь, полковник фон Румпел доказывал, что не рискует вступить в бой, так как, по данным разведки, у парашютистов имеются танки. Его успокоили и заверили, что помощь будет прислана немедленно.
Фон Румпел облегченно вздохнул и повесил трубку.
Одновременно с ним на другом конце провода положил трубку и майор Черноусов.
— Пообещал ему танки, — сказал комбат и улыбнулся.
— Неужели поверил? — недоверчиво переспросил Табаков.
— А это не столь важно. Важно то, что пока не стреляют, и мы успеем выбраться отсюда. Кстати, Назаренко! — обратился Черноусов к лежащему на земле телефонисту. — Мы уходим, а ты вместе с Кухтиным подежурь еще немного. Если будут требовать генерала, отвечай: «Просил не беспокоить». Если же кого другого, то — «занято», «не отвечают», «на линии повреждение» и так далее. В общем нам нужно еще минут десять. Ясно?
— Понимаю! — тихо ответил солдат и, нажав клапан, уже громко в трубку кому-то по-немецки ответил «занято».
Дело было в том, что Никита Назаренко обнаружил телефонную линию, подключился в нее и в короткое время установил почти все позывные штабных офицеров. Эту линию, связывающую между собой два гарнизона, Назаренко предложил Черноусову отвести в глубь леса, где и было организовано нечто вроде коммутатора. Таким образом, линия работала, но гарнизоны между собой говорить не могли. То и дело Назаренко отвечал в оба конца свое неизменное «занято».
Широкоплечий, не уступающий по силе своему другу Алексею Сидорову, Назаренко до войны учился в институте иностранных языков. Он хорошо говорил по-немецки и при действиях в тылу врага был незаменимым для командира батальона человеком.
Гитлеровцы нервничали, кричали на телефониста, угрожали ему. Назаренко нарочито испуганным голосом оправдывался, доказывал, что это не от него зависит, потом извинялся и прекращал разговор.
Между тем немцы открыли из Тулинц артиллерийский огонь по лесу. Один из снарядов угодил в замаскированную на опушке леса автомашину, и она загорелась, распространяя по лесу едкий темный дым. Потом на опушке показались гитлеровцы. Плотное полукольцо, обхватывавшее с трех сторон лес, все сжималось и сжималось, и когда до опушки леса оставалось не больше двухсот метров, артиллерия прекратила огонь. В ход были пущены автоматы. Ни на минуту не прекращая огня, гитлеровцы, наконец, ворвались в лес. Но он уже был пуст. Майор отвел свой батальон в соседний лес, где парашютисты, заняв круговую оборону, рыли окопы.
