Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
Время прошло незаметно. Зашло солнце. Вокруг нас легли темные тени. Малчик предложил отправиться на Бунарджик.
Там мы встретились с Морицем, который отвечал за деятельность ремсистов в квартале Мараша. Присели на скамью у подножия холма.
— Осталось мало времени, — начал Малчик, — а нам с вами предстоят важные дела. Наступает годовщина Октябрьской революции. Наш долг отметить эту дату, рассказать людям об ее значении и тем самым поднять боевой дух ремсистов. Это сейчас самое важное для пловдивской организации. — Он пристально посмотрел на меня и добавил: — А этот жалкий червяк — Апостол будет уничтожен. Враг должен знать, что наша организация существует и нас не запугает какой-то один провокатор. Этим вопросом займешься ты!
Затем он повернулся к Морицу:
— Принес книгу?
Мориц достал из внутреннего кармана пиджака книгу в мягкой обложке. Это была «История ВКП(б)». Малчик взял книгу, посмотрел на луну, озарившую все вокруг неверным светом, и продолжил:
— Сейчас мы напишем небольшое обращение, которое прочтут и обсудят во всех ячейках. Писать буду я, а вы постоите на посту.
Приступили к делу. Я и Мориц заняли свои посты. Малчик вынул, насколько я помню, небольшую черную записную книжку и не более чем за час написал статью, в которой пламенно превозносил дело Великого Октября. Могу восстановить на память лишь конец:
«Октябрь призывает нас последовать его примеру. Тот, у кого мужественное сердце, должен встать под красное знамя и бороться за жизнь, достойную человека. Молодежь, поднимайся на борьбу за дело Октябрьской революции! Смерть эксплуататорам!»
Пловдив затих. С холма Бунарджик мы видели почти весь город. В реке Марице отражались огни ночных фонарей, когда Малчик, всматриваясь в даль, сказал:
— А сейчас нам нужно расстаться.
Повернувшись ко мне, он спросил:
— Ты знаешь, где можно переночевать?
— Знаю несколько квартир, но мы пойдем в одно безопасное место.
Мориц ушел, и мы остались вдвоем.
— Эх, брат, посмотри, какой большой город! — воскликнул Малчик. — Сколько домов, а для нас нет ни одного спокойного местечка! В каждом доме много хороших людей, из-за которых мы готовы пойти на смерть, но они наверняка ничего не знают о нас.
И вдруг он начал читать «Молитву» Ботева:
О мой боже, правый боже,
Не тот, что на небесах,
А тот, что во мне, боже,
Во мне, в сердце и в душе.
Малчик великолепно читал эти стихи. Он выразительно выговаривал каждое слово, и в этих словах слышалась огромная скорбь и жажда справедливости.
Мы пошли через город. Решили обходить стороной опасные улицы и участки, но на первом же перекрестке нас остановил полицейский. Сразу же сообразив, что к чему, я решил схитрить:
— Этот господин — торговец шелковыми изделиями. Швед по национальности. Прошу…
Малчик прикоснулся к полям своей шляпы и представился. Полицейский козырнул и удалился. Долго после этого мы смеялись и обменивались комплиментами.
Мы оказались в Небеттепе и направились на квартиру Савы. Сава, добрый парень, предоставлял мне свою комнату в полное распоряжение. Мы пересекли дворик и подошли к дверям маленькой комнаты. Малчик остановил меня:
— Подожди! Мне здесь что-то не нравится.
Мы прислушались и убедились, что в доме происходит что-то необычное.
— Ты подожди, — прошептал он, — я посмотрю в окно. Не нужно торопиться!
Тихо и осторожно Малчик подошел к окну. Послушал минуту-другую и вернулся взволнованный.
— Мы не пойдем в этот дом!
Мы обошли старый мост через Марицу и к полуночи нашли безопасную квартиру.
— Там было опасно, — сказал Малчик. — Если бы мы вошли туда, могли попасть в ловушку. Видишь, как важно быть внимательным.
— Вижу, но с опозданием. Сава — наш товарищ, и я не верю, чтобы он нас предал. Эту кашу заварил какой-то подлец.
— Возможно, это и так, — согласился Малчик, — но независимо от этого мы должны быть настоящими конспираторами. Враг хитер и коварен.
На следующий день стало ясно, что Саву арестовали, а его квартиру полицейские превратили в западню: каждого, кто приходил к нему, сразу же арестовывали. Так в руки полиции попали трое наших ребят. Враг нанес нам удар.
Я долго размышлял о случившемся, чувствовал себя виноватым в том, что мог стать причиной гибели Малчика, а он смеялся:
— Не ставь себе этого в вину. Не может так легко пропасть маленький человечек в широкополой шляпе.
СОВЕСТЬ РЕМСИСТА
Маленькая комнатка Васко в Каршиаке заполнилась молодежью. Собрались почти все ремсисты из группы Тошко.
Тошко вышел во двор, несколько раз обошел вокруг дома, осмотрел улицу. Убедившись в том, что поблизости нет подозрительных лиц, вернулся в комнату и сообщил:
— Товарищи, на улице все спокойно, думаю, что можно начинать заседание. Хозяин еще не вернулся, но даже если он и появится, то это не опасно, он неплохой человек.
На заседании предстояло обсудить только один вопрос: поведение Стоянчо.
Стоянчо выполнял ответственные задания и являлся одним из активных ремсистов в городе. Он был портным, жил бедно, как и все подмастерья в квартале Капана: с утра до вечера сидел склонившись над портняжным столом в мастерской. Единственным его развлечением были встречи с товарищами, ужины в небольшом кабачке дяди Гошо или прогулки по берегам Марины и в Каршиаке, где собирались сельские ребята, недавно пришедшие в город. Сейчас нам предстояло обсудить его поведение. Стоянчо обвинялся в том, что злоупотребил доверием организации, растратил ремсистские деньги.
Заседание открыл Васко, предоставив слово Стоянчо.
Стоянчо не решался даже взглянуть нам в глаза. Смущенный и расстроенный, он все время смотрел в землю. Он так и не сказал нам ничего в свое оправдание.
Ему поручили распространить среди подмастерьев в квартале Капана марки на сотню левов, а принес он меньшую сумму. И сейчас бедный подмастерье не мог объяснить, куда делись остальные деньги.
Одни предполагали, что он их пропил, другие — что потратил на девушек.
Стоянчо питался тем, что получал из родного села в дни, когда оттуда кто-нибудь приезжал в город на базар или по делам. Самая большая роскошь, которую он себе позволял, — это фасолевый суп в кабачке дяди Гошо или кусок белого хлеба, купленного в пекарне. То ли ему пришлось заплатить какой-то долг дяде Гошо — содержателю кабачка, то ли он купил себе что-нибудь на базаре, Стоянчо не признавался. Опустив голову, он только твердил:
— Товарищи, судите меня, я виноват! У меня нет этих денег, и все тут! Но должен сказать, что я не вор, что я честный человек. Решайте, как хотите.
Первыми высказали свое осуждение Васко и Тошко. Осудили Стоянчо и другие товарищи. Все сошлись на том, что Стоянчо виноват и должен быть исключен из организации.
Так мы и поступили. Исключили Стоянчо из РМС. Он больше не встречался с нами, да и мы сторонились его. Об этом узнали все наши ребята, и кое-кто даже намекал:
— Смотрите, как бы он не стал провокатором. Что тогда будем делать?
Прошло несколько недель с того дня, как Стоянчо исключили из РМС. Кроме нас, он не имел друзей. Наши ребята из города отворачивались от него. Сторонились его и ремсисты из сел, которым тоже стало известно об его исключении из организации.
Стоянчо и сам стал избегать встреч с ремсистами. Перестал посещать и кабачок дяди Гошо. Куда он ходил, где питался — никто не знал.
Однажды Иисус, секретарь окружного комитета РМС, спросил меня:
— Что стало с парнем, которого вы исключили?
— Мы потеряли его из виду! С тех пор он нигде не показывался.
До этого мы с Иисусом часто встречались на квартире у Стоянчо, проводили заседания, оставались ночевать. Стоянчо знал, что мы находимся на нелегальном положении, и, несмотря на это, предоставлял свою комнатку в наше распоряжение и всегда готов был услужить нам, чем мог.
— Послушай, Моисей[8], ошиблись вы с тем парнем. Стоянчо честный человек. Нужно глубже вникнуть в суть вопроса. Может быть, в данном случае с его стороны не было сознательного злоупотребления деньгами. Давай-ка сходим к нему.
— Я-то согласен с твоим мнением, но так решили товарищи. Однако, если ты предлагаешь, давай сходим. Уверен, что он обрадуется, увидев нас.
Мы застали Стоянчо одного. Он встретил нас, не скрывая радости, но все время смотрел в землю. Мы чувствовали, что он страдает, но не находит в себе сил признаться во всем. Всю ночь мы обсуждали события в стране, говорили о политике, но вопроса о его исключении не касались.
Через несколько дней мы снова решили его навестить, но хозяйка вышла к нам во двор озадаченная:
— Вот уже больше недели, как он не показывался. Даже не сказал, куда уходит. Может, он отправился к себе в село? Где он, даже его сосед по квартире не знает.
