Владимир Полуботко - Гауптвахта
По коридору мимо дверей с глазками медленно проходят двое охранников — ефрейтор и курносый рядовой. У обоих полудетские лица и настоящие взаправдашные карабины с самыми настоящими штыками. Оба солдата шёпотом переговариваются о чём-то весёлом.
А пока они ходят по коридору, сверху, с потолочных балок, за ними сурово наблюдают плакаты следующего содержания:
НА ПОСТУ — ЧТО НА ВОЙНЕ! БУДЬ БДИТЕЛЕН ВДВОЙНЕ! ЖИВИ ПО УСТАВУ — ЗАВОЮЕШЬ ЧЕСТЬ И СЛАВУ!И ещё что-то такое об укреплении воинской дисциплины и за подписью Владимира Ильича Ленина, дух которого витает и над этим городом, и над всеми происходящими в нём событиями.
6Камера номер четыре.
Полуботок тоскливо смотрит в глазок. Не увидев ничего интересного, осторожно отходит от двери, нащупывает табуретку и садится.
И сидит, отбывает свой срок. Секунда за секундою. Минута за минутою.
И тихо бормочет:
— И что же? Так вот все десять суток и будет продолжаться?.. Да-а, мне потом будет о чём вспоминать…
7Курносый солдат прохаживается по коридору мимо дверей с глазками.
Давешний ефрейтор куда-то ушёл, и теперь Курносому скучно… Вот он даже с тоски стал перечитывать плакаты…
Из глазка камеры номер четыре на него смотрит голубой человеческий глаз.
Курносый презрительно усмехается: дескать, ты — там, ну а я — так здесь! Во как здорово!
— Эй, слышь! — кричит Полуботок.
— Ну, чо тебе?
— А когда свет дадут?
— Не знаю.
— Слышь ты! А в туалет сходить можно?
— Можно. Я выводному скажу, он тебя и выведет.
— Ну так ты скажи там, а?
8Коридор гауптвахты.
Опередив замешкавшегося выводного, Полуботок самовольно выходит во двор. Потрясённый застывает при виде немыслимо голубого неба и высоких белых берёз, что растут где-то за забором. С наслаждением вдыхает в себя пьянящий воздух Свободы.
Это безобразие с ужасом замечает часовой, стоящий возле грибка с надписью «ТУЛУП». Нелепо выставив вперёд карабин со сверкающим на солнце штыком и выпучив карие тупые и испуганные глаза, он лепечет:
— А капитан сказал, чтобы без выводного — чтоб никого!.. Сказал, чтоб не выпускать! Стой! Стрелять буду!
Полуботок цедит сквозь зубы:
— Тьфу ты! Салага хренова!..
Появляется ефрейтор и выводит ещё нескольких губарей во двор. Увидев Полуботка в неположенном месте, говорит:
— А ты почему вышел без моей команды?
Тот не отвечает.
— А ну быстро в туалет, мужики! — кричит ефрейтор.
Наш герой и ещё трое арестантов идут к кабинкам туалета.
Двое других стоят в сторонке и ждут.
Все — арестанты, и их выводной — вышли налегке, но у ефрейтора на голове шапка, и при нём — ремень, не говоря уже о подсумке с магазинами, о карабине и о штыке. А вот у губарей ничего этого нет, и этим — но главным образом ОТСУТСТВИЕМ РЕМНЯ — чётко обозначается их юридический статус в пространстве по имени «ГАУПТВАХТА».
Полуботок входит в свою кабинку, хочет закрыть за собою дверь, как того и требуют приличия. Но ефрейтор пресекает это нарушение:
— Эй, там! Дверь не закрывать! Не положено!
Картина: арестанты, каждый в своей кабинке, стоят спиною к ефрейтору и делают своё дело.
9Камера номер четыре.
Полуботок сидит во мраке, уставившись в светлое пятнышко в двери.
Из коридора слышны голоса, шаги. Свет в глазке чем-то заслоняется, ключ в замке проворачивается, и вот — дверь открыта. И на пороге стоит капитан с добрым лицом.
— Ну что? Заморился сидеть в темноте? Тут у нас вышли кое-какие неполадки с электричеством. И надолго. Так что пойдём-ка, я тебя в другую камеру переведу. Туда, где светло.
Полуботок идёт по коридору. Жмурится.
Добрый Капитан отпирает дверь камеры номер семь для арестованных солдат (матросов) и подталкивает туда Полуботка.
— Заходи, здесь хоть окно есть. Посидишь пока здесь.
10Камера номер семь.
Сразу же, как только открывается дверь, происходит нечто необычное для того, кто никогда прежде не погружался в гауптвахтовскую стихию: все шестеро обитателей камеры с молниеносною быстротой выстраиваются — пятеро в шеренгу, а один — впереди.
Этот последний — рядовой Кац, стройбатовец.
Кац командует губарям:
— Равняйсь! Смирно!
И все пятеро застывают.
Кац продолжает:
— Товарищ капитан! В камере номер семь содержится шестеро арестованных! Докладывает старший по камере — рядовой Кац!
— Было шестеро, а будет семеро, — говорит Добрый Капитан. А затем строго приказывает Кацу: — Вольно!
Кац поворачивается к губарям и приказывает им:
— Вольно!
Арестанты несколько расслабляются, но стоят всё же в напряжении и ожидании.
— Замечания, претензии имеются? — спрашивает Добрый Капитан.
— Никак нет, товарищ капитан! — отвечает за всех Кац.
Рядовой Полуботок, подталкиваемый капитаном, переступает порог и остаётся в камере.
Дверь запирается.
Ключ проворачивается.
Шаги за дверью удаляются.
Теперь в камере номер семь содержится семеро арестованных.
Запомним эти цифры — они будут иметь значение.
11Камера номер семь.
Полуботок всё так же стоит на фоне захлопнувшейся за ним двери.
А арестанты тем временем рассаживаются по своим прежним местам. А у каждого здесь своё место. И не случайно оно. Ох, как не случайно!
Обращаясь ко всем, Полуботок говорит:
— Здорово, ребята! Прибыл… вот…
Ему в ответ — равнодушное молчание. Прибыл — ну и чёрт с тобой!
В углу, откинув спину на печку-голландку, сидит рядовой конвойных войск, однополчанин Полуботка, Злотников. Сидеть вот таким образом ему очень удобно — это и спину не замараешь побелкой, это и тепло, это и эффектно: другой бы и рад посидеть на этом месте, а не может. Не в праве.
Полуботок, увидав своего собрата по конвойному оружию, к нему и подходит.
— Злотников? Вот так встреча!
Злотников отвечает с достоинством:
— Да, давно не видались. Присаживайся. Гостем будешь.
Полуботок ставит свою табуретку рядом со Злотниковым, садится, держа спину сначала прямо, а потом, сгибая её, упираясь ладонями в колени. Говорить обоим, видимо, не о чем. Оба молчат.
Полуботок, поскольку ему указано быть всего лишь гостем, робко, насторожённо обводит глазами камеру и её обитателей. И вот, что он видит:
Крепкого телосложения стройбатовец, о котором он ещё не знает, что это второй по значению человек в камере. После Злотникова — человека номер один. Фамилия этого солдата — Косов. Деревенский парень из Чувашии. Сидит он, откинув спину на стену, а от предательской побелки его спасает прокладка — газета «Правда».
Другой стройбатовец — человек номер три — сидит точно таким же способом, только газета у него другая — «Красная Звезда». Это рядовой Лисицын — короткая стрижечка, пшеничные усики под носом; чертами лица, но не выражением, он поразительно напоминает Знаменитого Донского Писателя… Этот солдат тоже из Чувашии, но не из деревни, а из райцентра. Телосложение у него отнюдь не богатырское, да и умом он тоже не удался; все силы — и умственные, и физические — у него принесены в жертву одной-единственной силе. Да-да — той самой. Именно поэтому его крысья, гаденькая мордочка хранит на себе такой отпечаток порока, что ошибиться, глядя на неё, невозможно. Это — мразь.
Следующий арестованный — рядовой Бурханов. Он из того же самого авиационного полка, который стережёт гарнизонную гауптвахту. Шустренький, маленький, чернявенький. Газеты ему не досталось, и от побелки он спасает свою спину с помощью собственной портянки, а это очень рискованно, ведь в случае проверки он должен будет со страшною скоростью намотать портянку на ногу, воткнуть ногу в сапог, после чего ухитриться стать вовремя в одну шеренгу вместе со всеми; в предвиденье такой возможности его левая нога пребывает в повышенной боеготовности.
Старший по камере, рядовой Кац, сидит, опершись спиною о стол. Это не так удобно, но зато безопасно: чуть только ключ в двери начнёт проворачиваться — вскочил и готово! Кац, он хотя и стройбатовец, но внешность имеет далеко не пролетарскую. Родом он из очень порядочной и обеспеченной семьи, играет на музыкальных инструментах, носит очки и обладает приятным, мелодичным голосом. Чёрные волосы, большие чёрные глаза.
И последний обитатель камеры номер семь — это рядовой Аркадьев. Он из авиации. Голубоглазый блондин с узким продолговатым лицом и невероятно горбатым носом, который устало висит над столом. Владелец носа настолько неприспособлен к жизни, что никакой другой более удобной позы, видимо, себе и не представляет…
Полуботок закончил осмотр, длившийся не более одной минуты. Сидит на своей табуретке и, не зная, куда девать спину, машинально прислоняет её к стене.
