Олег Сидельников - Одиссея Хамида Сарымсакова
Костя Макаров, Леша Киселев и я попали в одну учебную группу, к капитану Петросяну — отменному строевику. Было ему тогда лет тридцать пять, и поэтому он казался нам, юнцам, «старцем». Но «старцем» этим парни восхищались. С винтовкой он творил чудеса, выписывая четко и стремительно различные «артикулы», стрелял метко, по-снайперски. Спортивный был командир, хотя и склонный к полноте. Весь он словно на парад собрался — выутюженный, выглаженный, всегда идеально побрит, пострижен. Ко всему прочему у бравого капитана была очень красивая жена, которая иногда заходила в училище, и это почему-то еще более возвышало Петросяна в наших глазах. Словом, он пользовался уважением курсантов, хотя никаких потачек не давал и был требовательным и взыскательным командиром.
Требовательность Петросяна иной раз казалась нам чрезмерной. Оказывается, правильно заправить койку тоже целое искусство. Одеяло так должно заправить и пригладить, чтобы ворс переливался. Белые полоски гюйса обязаны составлять прямую линию с полосками гюйсов товарищей, сложенных вместе с форменками на тумбочках. Такие же требования и к ботинкам (разумеется, начищенным до зеркального блеска), к поясным ремням.
Паркетные полы, которыми мы так гордились первые дни, доставляли уйму хлопот. Придет Петросян при полном параде, поглядит на себя в паркет, нахмурится: «Не вижу своею отражения. Нехорошо. Приборочку надо», — и драим мы паркет до зеркального блеска.
Иные курсанты сердились, дескать, мы будущие штурмана, а не полотеры! Бели грянет война, недосуг будет расставлять ботинки в ровную линию! Однако вскоре все поняли: капитан приучает нас к порядку, к аккуратности, прививает нам качества, совершенно необходимые в штурманском деле.
А когда кончились карантин и «Курс молодого краснофлотца», начались и специальные дисциплины: штурманское дело, теория полета, бомбометание и взрыватели... Учили нас также плавать, прыгать в воду с вышки. Неутомимый капитан Петросян, парашютист-инструктор, обучал искусству прыжка с парашютом. Первый прыжок запомнился мне на всю жизнь. Прыгали мы с самолетика У-2. Надо было вылезти из кабины, встать на крыло и, по команде пилота, ухнуть в восьмисотметровую пропасть. А тут еще ЧП произошло — разбился курсант. Честно говоря, ёкало сердце. Но все же пересилил страх, прыгнул. Отсчитал пять секунд, дернул за кольцо... Рывок — и восторг душу охватил?.. Тишина. Красота неописуемая, и я парю над землей!.. Приземлился, правда, не очень аккуратно — ударился губой о верхний край запасного парашюта. Обычная ошибка новичка — слишком низко голову опустил, ожидая встречи с Землей.
Учеба буквально захватила меня. Все интересно: как пользоваться прибором ветрочетом, определяющим силу и направление ветра, штурманской линейкой, секстантом, как прокладывать на карте маршрут полета. Много разных премудростей. Чтобы обеспечить точный выход на цель, штурман должен учесть силу ветра, направление, скорость полета самолета, курс, угол сноса... Впрочем, я, кажется, увлекся, заговорил на слишком специальную тему.
— Это тоже интересно, Хамид. Дальше рассказывай.
— С удовольствием учился. Одно мешало: первое время постоянно хотелось есть, хотя кормили нас замечательно, по флотской норме. Уж очень большие были нагрузки. Да и ребята все молодые, росли еще.
Я вытащил из папки вырезку заметки, помещенной сорок четыре года назад в училищной многотиражке, прочитал вслух «Благодарность отличникам». Начальник училища объявил благодарность курсантам тт. Шевченко, Гнездову, Сарымсакову и Косолапову, которые отлично учились в течение года и только с отличными оценками выдержали переводные испытания. Всем этим отличникам, в виде поощрения, разрешено носить нарукавный авиационный знак». Знакома тебе, Хамид, эта заметка?
— Еще бы! Ребята нам по-хорошему завидовали. Надо же, — эмблема на рукаве! А заметочку эту, тоже в виде поощрения, написал капитан Незамов, командир нашей учебной эскадрильи.
— А остальные ребята?
— Почти все успевали. Ну, был старшина нашей группы Кузин. Трудновато штурманские науки ему давались. Он уже армию отслужил, подзабыл изрядно школьные науки. Но старался, а мы ему, как могли, помогали. Спокойный, уравновешенный был человек.
— Был?
— Получил известие: в сорок третьем геройски погиб наш Кузин... И вообще... Двадцать четыре курсанта учились в нашей группе. Две трети из них сложили головы в боях за Родину!
Помолчали, почтив память героев.
— Какие замечательные парни были! — произнес тихо лейтенант. — Дружные, трудолюбивые, храбрые. Никаких чепе. О спиртном даже в праздники не помышляли... Впрочем, одно чепе все же произошло, уму совершенно непостижимое. «Отличился» курсант Веркаль. Загадочная история. А вышло так... Начали мы летать. Ах, какое это наслаждение — полет! Словами передать невозможно! Произошло это на втором году обучения. МБР-2 совершал очередной полет. Пилот-инструктор за штурвалом, рядом штурман-курсант, в носовой кабине штурмана — курсант, а в хвостовой кабине стрелка-радиста — Веркаль. И вот, когда самолет, набрав высоту, летел вдоль Буга, Веркаль вдруг вскочил и, откинув колпак... вывалился за борт!
Можно себе представить состояние инструктора, всего экипажа!.. Ответственность за жизнь человека, гнев начальства!.. А Веркаль, раскрыв парашют, благополучно приводнился. Выловили его из Буга, отдали под суд Военного трибунала. Поступок его странный квалифицировали как воздушное хулиганство. И конечно же, Веркаль не избежал справедливого наказания. Но так и остались загадкой мотивы его нелепого поведения. На следствии, знай себе, твердил: «Сам не знаю, зачем прыгнул. Нашло на меня». А ведь совершенно здоровый парень. Может, и в самом деле «нашло». Бывает, говорят, такое. Через год ему все же разрешили доучиться. В сорок третьем, как я слышал, тоже погиб.
После минутного молчания я спросил:
— А второй год обучения как у тебя сложился?
— Я даже одной «четверочки» получить не имел права. Еще, на первом курсе избрали меня в комитет комсомола эскадрильи. Это раз. Должен пример показывать. А в сорок первом, в канун Дня Красной Армии, приняли меня в члены партии! Но имейте в виду, я учился на «отлично» не только ради примера. Мне было интересно. Радость испытывал.
— Друзья были в училище?
— Все — друзья. Но самый задушевный — Борис Милованов. Года на полтора меня постарше. Вместе в увольнение ходили. Слушали Ойстраха в Доме Флота. Мечтали. Потом разлучила нас военная судьбина. Нам говорили, что на третьем курсе обучат нас элементарному пилотажному искусству. Но до третьего курса, к сожалению, не дошло.
— Почему же не дошло?
— Двадцать первого июня сорок первого года теоретические занятия у нас заканчивались курсом метеослужбы. Читал его человек любопытный. Как говорится, не от мира сего. Начну с того, что был он в форме рядового краснофлотца. Матрос, в общем. В очках. Нескладный. Типичный ученый-ленинградец. Утонченный интеллигент. В годах уже. Мы его очень любили, потому что дело свое он знал блистательно и не нудил на кафедре, а будто поэму читал.
Закончил лекцию, поклонился нам, словно мы князья какие.
У меня с Борей Миловановым увольнительные. Пошли погулять в парк. Вдруг по городскому радио объявляют: «Большой сбор!» Мы, разумеется, помчались в училище. Время уже к отбою. Легли спать. Парадная белая форма «раз» на тумбочках. Утром — «Боевая тревога!» Построились. Замполит училища сообщил, что надо быть начеку. Неизвестные самолеты летают над Черным морем.
Команда «Разойдись!» Стали обсуждать непонятное сообщение. А вскоре выступление Молотова по радио о нападении фашистских полчищ на нашу страну. И, знаете ли, хотите верьте, хотите — как угодно, а не было у меня в душе паники. Раздавим Гитлера и его свору!
Вновь нас построили. Замполит училища на этот раз определенно сказал: «Война!» На нас уже форма летная. Петросян зачитал список: «Курсантам таким-то (в том числе и мне) выйти из строя». И тут же меня включил в экипаж летающей лодки. Посадили на катер — и вот мы уже на летающей лодке, стоящей на якоре... Да, забыл сказать, что мне и другим товарищам присвоили звание «сержант», выдали удостоверения, в которых мы значились не штурманами, а стрелками-бомбардирами, поскольку не прошли срочной службы в авиации.
МБР наш стоял на якоре. До вечера несли дежурство. После обеда вновь пришвартовался катер. Новый приказ: «Сержанта Сарымсакова — в штаб!»
В штабе сформировали шесть — семь экипажей и направили нас в Ейск, где находилось военно-морское авиационное училище, готовившее летчиков.
Прибыли в Ейск поездом. Представились. Тут же скомплектовали экипажи. Сказали, что летать мы будем на СБ — скоростных бомбардировщиках, чему мы, разумеется, очень порадовались. Разве можно сравнить СБ с тихоходным МБР! Одно смущало: не знакомы мы были с самолетом СБ. Но нам выдали инструкции. Все экипажи получили стрелков-радистов. И с утра следующего дня мы уже летали, проводили учебные бомбометания. А двадцать восьмого июня, поутру пять экипажей посадили в транспортный самолет, и вскоре очутились мы юго-западнее Ленинграда.
