Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы
Поезда были переполнены, ехать пришлось с пересадками, но в воинских эшелонах мне всегда находилось место. Лежу на полке и думаю: «Приближаюсь к полку, а полк приближается ко мне». В то время бон шли в предгорьях Кавказа, наши войска отступали. Добралась до Грозного, узнала, что полк базируется поблизости, в станице Ассиновская… Снова учёба и труд, труд, труд. Невежд и лентяев можно встретить в небе лишь среди пассажиров…
Видимо, детям не хотелось уходить, один из новичков спросил:
— Магуба Хусаиновна, сколько вы сделали боевых вылетов?
Хозяйка улыбнулась.
— Вы забегаете вперёд. Ладно, открою вам этот секрет — 782 вылета.
— И столько раз немцы обстреливали самолёт?
— Нет, гораздо больше. Случалось, нас обстреливали ещё на пути к цели, например, когда мы пересекали линию фронта. Кроме того, иногда штурман не успевала прицелиться или сбрасывала не все бомбы, приходилось возвращаться в огненный ад. Сама до сих пор удивляюсь, как это я и многие мои подруги остались живы. Были и удачные вылеты, когда немцы не успевали открыть, огонь, но это было не правилом, а исключением.
— Магуба Хусаиновна, а вы читали книги на фронте? — спросила одна из девочек.
Хозяйка не успела рта раскрыть, за неё ответил один из мальчишек:
— Не до чтения было. Война!
Но Магуба Хусаиновна опровергла это утверждение:
— Представьте себе, читала. У нас была своя полковая библиотека, несколько сот томов. Мы читали и перечитывали Пушкина, Лермонтова, Горького, Николая Островского, Шолохова и многих других любимых всеми писателей. Альбомы и дневники девушек были полны стихами известных и безвестных поэтов. И сами, почти все, писали стихи. Я говорила, мы выпускали рукописный журнал. Работал у нас философский кружок, проводились конференции, диспуты. На всё нас хватало…
Ребята ушли. Я сказал Магубе Хусаиновне, что через несколько дней уеду в командировку, пропущу несколько вечеров.
— Может быть потом, когда вернись, вы хотя бы коротко повторите для меня свои рассказы, — попросил я.
— Не волнуйтесь, — ответила она. — Мы сделаем ещё один перерыв, дождёмся вас. У меня есть о чём поговорить с ребятами…
Я поблагодарил её и ушёл со спокойной душой. Придя домой, сделал первую запись в новой тетради: «Книга вторая».
Ночь шестьсот восемьдесят седьмая
Природа словно ждала, когда наши войска прорвут фронт под Керчью. Впервые за всё время, проведённое нами в Пересыпи, установилась удивительно ясная, тёплая погода. Даже не верилось, что совсем недавно в Керченском проливе клокотали волны двух враждующих морей, а над нашим аэродромом с воем и свистом проносились шквальные ветры.
Полк наносит массированные удары по отступающим колоннам немцев. Но оставлять Крым враг не намерен: разведка сообщает, что из Румынии морем гитлеровцы получают пополнения.
Возвращаемся с боевого задания на рассвете, очередная максимальная ночь позади. Мелкие звёзды уже погасли, вдали, прямо по курсу, сверкает Венера. Мой сегодняшний штурман Вера Велик шуршит картой. «Что это она, — удивлённо думаю я, — такой ориентир перед глазами…»
— Товарищ старший лейтенант, пролетаем место, где погибли Паша Прокофьева и Женя Руднева.
Теперь это наша территория. Снижаюсь, делаю круг. Внизу истерзанная земля, напоминающая поверхность какой-то мёртвой планеты. Всматриваюсь, начинаю различать груды разбитых автомашин, самолётов, большие и малые воронки.
Снова беру курс на сияющее светило. Вера молчит, думает, конечно, как и я, о бывшем штурмане полка, нашем «звездочёте» Жене Рудневой. Её родители, наверно, уже получили письмо Евдокии Давыдовны Бершанской:
«В ночь с 8 на 9 апреля на боевом посту погибла наша героиня, Ваша родная дочь Женечка.
Она погибла храбро, мужественно, как герой. Слава о её подвигах будет жить в веках. Наш личный состав очень скорбит по любимой подруге. Никогда не забудем её светлый облик. Командование представило её к награждению званием Героя Советского Союза.
Мои дорогие, прошу Вас, не отчаивайтесь. Ведь героиня погибла за Родину! А погибнуть за Родину — это великая честь для советского человека, советского офицера.
Если бы можно было, то каждая из нас отдала бы жизнь свою за Женечку. Но этого сделать нельзя. Мы её вернуть не можем…
Мы продолжаем выполнять свою боевую работу и крепко бьём этих презренных убийц-бандитов. Мы отомстим им за смерть Жени и будем бить их, пока наши руки могут держать штурвал, пока наши глаза видят, чтобы и следа фашистов не осталось на нашей Советской земле».
На счету Жени 645 боевых вылетов, она стала вторым после Дуси Носаль Героем Советского Союза в нашем полку — и тоже посмертно. Ей было всего 23 года. Совсем недавно она встретила человека» которого полюбила по-настоящему. Ей предоставили отпуск на две недели, она поехала в Москву к родителям, вернулась оживлённая, радостная. «Светится изнутри» — говорили девушки. Думали, что так подействовала на неё встреча с Москвой, родственниками. Но, оказалось, была и другая причина. Смущённо улыбаясь, она призналась Евдокии Яковлевне Рачкевич: «Ваша непослушная дочь влюбилась…»
Штурман полка, наша умница, думающая, как мы считали, помимо своих прямых обязанностей лишь о звёздах и судьбах Вселенной, необыкновенная девушка, которая по общему мнению должна была отдать своё сердце, разумеется, после Победы, какому-нибудь учёному, астроному или физику, человеку не от мира сего, безумно влюбилась в какого-то юного офицера. Эта потрясающая новость с быстротой молнии облетела полк. Я ни о чем Женю не спрашивала, она сама через два дня после возвращения из отпуска предложила мне прогуляться по берегу моря. Некоторое время мы шли молча, потом она, взяв меня под руку, спросила:
— Марта, — так она меня называла, — ты знаешь, что со мной произошло?
— Кое-что слышала.
— Осуждаешь меня?
— С какой стати?
— Ну я же знаю, как ты относишься к таким вещам, мне девочки говорили.
— Что говорили? Интересно послушать.
— Они, конечно, утрируют… — Женя остановилась, встала по стойке смирно, нахмурила брови и отчеканила — Женщина, добровольно прибывшая на фронт, должна забыть, что она женщина! Должна забыть, что на свете есть мужчины. Должна помнить, что любовные переживания снижают боеспособность. И так далее. А вот Лейла… — Женя снова взяла меня под руку. — У неё противоположная концепция: влюблённых надо поощрять, разрешать им свидания, предоставлять им вне очереди путёвки в санаторий — вернувшись на фронт, они будут сражаться, как львы!
— Всё правильно, — с трудом сдерживая смех, сказала я. — Но тебя, Женечка, я не осуждаю. Будем считать, что ты — исключение.
— Спасибо! Я знала, что у тебя доброе сердце. Между прочим, в полку много твоих единомышленников. И я была в их числе, пока не встретила Славу. Помню, в Энгельсе был такой случай. Две девушки из нашей штурманской группы встретили в столовой знакомых ребят, вместе учились в университете, и после обеда прошлись с ними по улице. Боже мой, что тут поднялось! Вечером собрались и обрушили на их головы свой праведный гнев: «Опозорили всю группу! Весь полк!» Девушки в слёзы: «Больше не будем…»
— Ну и что, исключили их из комсомола?
— Нет, ограничились обсуждением.
— Напрасно, жаль, меня там не было. И куда Раскова смотрела.
— Они же раскаялись.
— Головы им надо было снять, чтобы другим неповадно было. Надо же, среди бела дня…
Так, балагуря, мы погуляли ещё немного, а на обратном пути Женя вдруг стала серьёзной и торжественно, трогательно-нежным голосом заявила:
— Обращаюсь к тебе, как председателю офицерского суда чести. Если предам свою любовь, судите меня беспощадно, приговорите к самой страшной казни!
Напустив на себя важный вид, я ответила:
— Хорошо, товарищ старший лейтенант, пощады тебе не будет. Заодно снимем голову и твоему Славе. Алмазным топором. Всё равно без тебя он жить не сможет, как Меджнун без Лейлы. Кстати, кто он, если не секрет? Из какого созвездия?
— Танкист, лейтенант. Знаешь, это какой-то рок. Летела в Москву, ни о чём таком не думала, не гадала. Что-то случилось с мотором, самолёт совершил вынужденную посадку под Орлом. Нас окружили люди, тут я и увидела его… Он что-то спросил у меня, не помню. Мне почему-то сразу стало весело. Механики возились с мотором полдня. Слава не отходил от меня. С ним было удивительно легко, интересно, мы понимали друг друга с полуслова. Было такое ощущение, что я знакома с ним давным-давно. Никогда не испытывала ничего подобного. Он тоже летел в Москву, по служебным делам, но другим самолётом. Если бы не авария… Подумать страшно. Попросил у меня адрес. На другой день пришёл к нам домой, меня не застал, я выступала в университете. Сказал родителям, что зайдёт завтра вечером. Представь, он им очень понравился, говорят, скромный, пригожий, герой, вроде тебя, два ордена, три медали, в общем, подходит по всем статьям. А я у них единственное чадо, на меня, значит, вся надежда, в смысле внучонка, они, оказывается, заждались. Чувствую, дело заходит далеко, прикрикнула: отставить штатские разговоры!
