Евгений Мариинский - Я дрался на «Аэрокобре»
— Да я знаю, так не бывает…
— И не может быть. Вы ж пришли только в полк. Опыта нет. Боев никогда не вели. Даже не видели живых «худых» и «Фоккеров».
Виктор свернул цигарку, закурил и продолжал:
— Слетанность плохая. Ведомый и без команд по радио должен знать, что хочет сделать ведущий. А у нас как? Вы на севере в Иваново получали матчасть, тренировались, а мы, фронтовики, на юге. Собрались вместе только в Воронеже перед отлетом на фронт. Вместе почти не летали. Четыре полета!.. Это ж смех! Сразу оторвешься. А ведомый с ведущим и на земле и в воздухе всегда должны быть вместе… Ничего, втянетесь, повоюете, тогда и сбивать будете. И сейчас нечего нос вешать. Слышал, Бекашонок с Кошельковым пять штук завалили?
— Слышал. По одному «Мессеру», по одному «Юнкерсу» и в паре еще одного «Юнкерса»…
— Ну вот. Всего-то за эти вылеты шесть мы сбили, а у нас только трое не вернулись. И с пробоинами наверняка тоже есть у них.
Все, что говорил Виктор, было понятно, И соотношение потерь вроде не такое уж плохое. Но одно дело понимать это умом, а другое — сердцем. Сбитые фашисты упали где-то там, на линии фронта, а пустые стоянки трех невернувшихся самолетов, техники и механики, понуро сидящие у этих стоянок, — вот они, рядом.
Королев между тем продолжал говорить:
— А пока смотреть лучше нужно. Если видишь немца, то он тебя не собьет. Всегда из-под огня уйти можно. А то привыкли за ведущим смотреть, а что в воздухе делается, вам неинтересно!
— Смотрел я кругом…
Смотрел я действительно плохо. В этом пришлось убедиться очень скоро.
Второй вылет на прикрытие ничем не отличался от первого. Разве только совсем ушла облачность и солнце светило вовсю. За Днепром группа так же разошлась по парам. «Зачем расходимся? Вместе ведь лучше», — подумал я, но во время патрулирования больше не видел ни наших, ни немцев. Только после команды идти на свой аэродром неожиданно увидел между собой и ведущим еще один самолет какого-то грязного желто-зеленого цвета. На его фюзеляже ярко выделялся черный крест, обрамленный белыми полосами.
«Мессер»! Откуда он взялся?! «Ме-109» был совсем рядом — каких-нибудь двадцать — двадцать пять метров. Я забыл обо всем: о радио, о том, что нужно предупредить ведущего… «Сбить!..» Немного подвернул самолет, прице… Прицелиться-то и не смог: прицел был выключен. Так учил инженер по спецоборудованию полка, оберегая дефицитные американские лампочки прицела, он рекомендовал включать прицел только в бою. Но немец совсем рядом, и так не промахнешься! Я нажал и тут же отпустил гашетку. Красный шар пушечного снаряда мгновенно преодолел это короткое расстояние и впился в мотор «Мессера». Разрыва снаряда не было — «значит, бронебойный». Две пули крупнокалиберных пулеметов — одна прошла перед самой кабиной вражеского летчика, а вторая пронзила эту кабину. «Эх, еще бы немножко…» Поздно. Фашист резким движением рулей увел свой истребитель вниз, под мою «Кобру». И тут же что-то вспыхнуло у пола кабины, обожгло правую ногу, раздался треск… «Второй „Мессер“ в хвосте», — понял я. Теперь моя очередь выходить из-под огня фашиста. Как это делать, я не знал. Королев и Архипенко рассказывали, но со слов не очень-то понятно. Инстинктивно повторил маневр «Мессершмитта». Попаданий в мою «Аэрокобру» больше не было. Оглянувшись, я никого не увидел, и сколько я ни осматривал воздух, немца нигде не было. Только теперь я передал по радио Королеву: «Худые» рядом!», но было уже поздно: «Меня подбили, иду на вынужденную!» — услышал ответ Королева. «Живой!» — настроение у меня немного поднялось, и я полетел на аэродром.
Не успел я выключить мотор у себя на стоянке, как вокруг самолета собрались летчики эскадрильи. Все интересовались подробностями.
— Бой вели? — спросил Чугунов.
Я не успел ответить. Чугунова отодвинул в сторону Валентин Карлов, коренастый шатен среднего роста, с несколько монгольскими чертами лица. Во время боев на Курской дуге он был ведомым у Королева и сейчас, естественно, хотел узнать, где он.
— Что с Виктором? — спросил Карлов.
Я подробно рассказал все, что произошло, успокоил Валентина, что Виктор благополучно сел на нашей территории, показал место посадки.
— Эх ты, вояка! Прозевал! Ведущего чуть не сбили, сам с пробоиной пришел. С парой «худых» не могли справиться! — возмутился Чугунов. — Я бы уж дал «шмиту»!
— Хватит тебе! Все вы одинаковые, — оборвал Чугунова Карлов, имея в виду всех молодых летчиков, прибывших в полк на пополнение. — Увидите «худого» — и мандраж в коленках.
Примерно через час у костра появился Королев.
— А! Виктор! Целый?! — окружили его.
— Целый… По мотору только попало немного…
— Слышали мы тут, как твой ведомый прозевал.
Я думал, что Королев будет ругать, но тот, наоборот, всю вину взял на себя.
— Да с Женьки какой спрос? Только летать начал. Первый боевой вылет. Всего-то сто часов налету на всех типах. Из них семьдесят пять, наверное, с инструктором. Хорошо, он «шмита» снял, а то бы могли сразу обоих срубить. — Виктор подсел было поближе к огню, но тут же поднялся. — Учить нужно, рассказывать, как сами учились, бои вели… Пошли, Женька, разберемся что к чему…
— Ну, рассказывай, как все получилось, — снова заговорил Королев, когда мы отошли на несколько шагов.
— Черт его знает… Когда разворачивались домой идти, вроде блеснуло что-то на солнце. Потом смотрел, смотрел — ничего не видно. Так и не передал по радио.
— Зря…
— Думал, показалось.
— Сказал бы, не подставили хвост солнцу. Показалось, не показалось — передавай, вместе смотреть будем. Дальше?
— Смотрю, «худой» между нами, рядом, вот как до этого самолета, — указал я на «ястребок», стоящий метрах в двадцати. — Дал я по нему короткую… — Королев остановился и даже сплюнул от возмущения.
— Ты что?.. Это даже для пробы оружия мало! Эх ты… Соображать надо! — Виктор крепко выругался.
— Все время в школе, в ЗАПе учили стрелять короткими очередями, беречь боеприпасы… — с обидой ответил я.
Думаю, Виктор понимал, что зря обругал меня. Чем я виноват? Его самого, как и всех летчиков, учили беречь боеприпасы… Пришлось на фронте переучиваться. Им повезло. Почти месяц до начала больших боев на Курской дуге они перехватывали разведчиков, вели бои с одиночными самолетами противника во фронтовом тылу. Один раз отражали налет «Юнкерсов» на свой аэродром. За это время поняли, что многие догмы, преподнесенные им в летных училищах и запасных полках, неприменимы на фронте. А наше пополнение без подготовки пошло в бой…
— Беречь… На кой черт тебе эти боеприпасы на том свете? Поберег, а этот же «Мессер» тебя потом сбить мог. Длинную очередь ты бы мог даже без прицела по трассе подвести. Расстояние-то вот… — ногтем большого пальца он отмерил кончик указательного. — Тут нужно бить, пока не увидишь, что фашист загорелся, падает… — Виктор стал советовать, когда и какими очередями нужно бить фашистов, объяснять, как строится взаимодействие в паре, как смотреть за воздухом. — Искать самолеты нужно не рядом, под своим хвостом, а вдали. Увидишь далеко — не растеряешься. Успеешь и меня предупредить, и проверить все.. Увидел — блеснуло что-то на солнце, а прицел не проверил, мне не передал… Нельзя так.
Мы еще долго разговаривали о воздушных боях, о повадках фашистских истребителей, о том, как держаться в строю над линией фронта.
Тут-то я и вспомнил о том, что мне не понравилось во вчерашних вылетах.
Пока мы обсуждали подробности того вылета, к стоянке подошел грузовик, на котором лежала «Аэрокобра» Виктора. Как сказал подошедший от грузовика инженер полка, потребуется заменить погнутый при посадке винт и поставить новый капот на носу самолета.
— Завтра утром самолет будет готов, считайте его в строю, — закончил инженер.
Тем временем солдаты и сержанты — младшие авиаспециалисты — сняли «Кобру» с автомобиля, установили на специальные треноги с винтовым штоком, как у рояльной скамейки, чтобы можно было поднимать самолет на какую-то высоту, выпустили шасси, опустили самолет на шасси и стали готовиться снимать погнутый винт. Машина ушла за новым винтом. Работали техники быстро, минут через десять погнутый винт уже лежал на земле, и люди на стремянке работали у редуктора, готовясь насаживать на его вал новый винт.
— Слушай, Виктор, зачем мы по парам расходимся? Если одной группой ходить, то фрицы не смогут незаметно подойти. Кто-нибудь да увидит.
Виктор понял, что речь идет об «охотниках» — фашистских истребителях, атакующих только одиночные самолеты и небольшие группы. Как правило, «охотники» в активный бой не ввязывались. Они наносили неожиданный удар из-за облаков или со стороны солнца и сразу же уходили. Повторные атаки производили только по подбитым уже самолетам.
— «Охотникам»-то трудно будет на нас напасть, — ответил он. — Но зато и мы меньше сможем увидеть. Парами захватываем больший участок, значит, и видим больше.
