Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»
Тщательно прицелившись, часовой спустил курок. Возможно, что этот убитый диверсант стал первым в грозном счете уничтоженных врагов в войне, которую скоро назовут Великой Отечественной.
Рогачев взлетел под свист сбрасываемых бомб. Когда они начали рваться на стоянке и взлетной полосе, в воздухе было уже три И-16. Остальным летчикам и техникам оставалось только укрыться в свежеотрытых щелях.
О том, что взлетел еще кто-то, Андрей не мог знать. Радио у него на самолете не было, а на фоне густой мглы, затянувшей землю, он не мог обнаружить своих ведомых. Поэтому он действовал в одиночку, рассчитывая только на себя. Все внимание Рогачева было приковано к девятке «Хейнкелей-111», которая, разворачиваясь, строила маневр для повторного удара по их аэродрому.
Зеленый И-16 совершенно терялся на фоне темневшего внизу леса, окутанного предрассветной мглой, поэтому Андрею удалось незамеченным почти вплотную подойти к массивной туше «хейнкеля» и дать длинную очередь по его моторам и кабине летчика. Зачадив словно заводская труба, «хейнкель» повалился вниз. Но Андрей не успел почувствовать радость победы, ибо тотчас он был обнаружен вражескими стрелками. Его И-16 оказался в сплетении доброго десятка пулеметных трасс, хлеставших из строя бомбардировщиков. Огненные жгуты, тянувшиеся к машине Рогачева, обволокли, спеленали ее.
Пытаясь, уйти скольжением из-под кинжального огня стрелков, Андрей дал ногу до отказа, но, услышав тяжелые удары пуль, барабанивших по мотору и фюзеляжу самолета, понял, что дела его плохи. Машина сразу стала неуправляемой. По-видимому, были перебиты тяги рулей высоты и поворота.
Убрав газ поврежденного, тяжело вибрирующего мотора, он, вспомнив инструкцию, перекрыл пожарный кран и выключил зажигание.
Высота падала. Хотя Андрей открыл привязные ремни, его к сиденью прочно подсосала перегрузка. Держась за борта кабины, он с трудом поднялся на ноги. Затем ему удалось поставить колено на борт кабины, и, оттолкнувшись что было силы, летчик ринулся в плотный поток набегавшего воздуха.
3Когда из леса на опушку, где догорали остовы уничтоженных бомбежкой самолетов, вышел прихрамывая, с исцарапанным лицом капитан Рогачев, на него посмотрели как на восставшего из мертвых.
Он сбросил с плеча перетянутый стропами ком парашютного купола и, недоуменно оглянувшись, спросил:
— Вы что так на меня уставились? Доложите, что здесь произошло?
— Товарищ командир, мы смотрели, как падала ваша «десятка»…
— Я прыгнул на малой высоте, и вы не видели мой парашют за деревьями… Ладно, — круто изменил тему разговора, — Анциферов, доложите все по порядку.
Командир звена Анциферов, не успевший запустить мотор до бомбежки, вынужден был переждать удар «хейнкелей» в щели. Из нее он вышел уже «безлошадным» — его истребитель был уничтожен прямым попаданием немецкой фугаски.
— Взлет произвели три экипажа, — рассказал он, — кроме вас успели взлететь политрук Козырев и сержант Рогачев. Затем немцам удалось положить одну серию бомб вдоль стоянки. На земле уничтожено три самолета и два повреждено. Четыре самолета исправны. Сгорел один бензозаправщик.
— Где сейчас взлетевшие летчики?
— О политруке сведений пока не имеем, а сержант Рогачев… — Голос Анциферова дрогнул, и, замолчав, он снял пилотку с головы.
— Как это случилось? — глухо спросил Андрей, преодолев спазму, перехватившую горло.
Ему рассказали, что Рогачев-младший атаковал «хейнкеля» над самым аэродромом. Два эрэса, выпущенные по фашистскому самолету, прошли мимо и взорвались, не причинив ему вреда.
Тогда он выполнил три атаки, поливая бомбардировщик пулеметным огнем.
Но бронированный самолет продолжал лететь, как заколдованный. Когда у Андрея закончились патроны, он врезался своим самолетом в хвостовое оперение «хейнкеля». По-видимому, он хотел обрубить фашисту рули винтом, но не успел уравнять скорости. «Ястребок» Алексея снес «хейнкелю» не только стабилизатор, но и киль с рулем поворота.
— Где сейчас Алеша? — спросил Рогачев, говоря о брате, словно о живом.
Анциферов указал ему на кузов бортовой машины.
— Побился сильно, не узнать… — тихо сказал он.
Встав на заднее колесо ЗИСа, Андрей заглянул в кувов. Там лежало что-то бесформенное, прикрытое окровавленной простыней. Он приподнял край и увидел знакомый Алешкин сапог со слегка сбитым задником. Рука Андрея дрогнула.
— Дайте мне папиросу, — спрыгнув с машины, попросил Рогачев.
Пока курил — собирался с мыслями. Эскадрилья, потрепанная и понесшая урон, еще существовала. И нужно было ею командовать.
— Что будем делать с убитыми немцами? — спросил инженер. — Мы к ним не прикасались. Могут приехать свыше расследовать эту провокацию.
— Провокацию? — переспросил Рогачев. — Вы послуйте что творится там, — он кивнул в сторону границы, откуда доносились глухие раскаты взрывов и орудийной стрельбы. Это не провокация, — убежденно сказал он, — это война! Готовьте оставшиеся самолеты к боевому вылету.
4Алексея Рогачева хоронили, как обычно хоронят летчиков, в закрытом гробу. Домовину сколотили из досок, которые разыскали в хозяйстве лесника. На полевом аэродроме не оказалось ни красок, ни материала для обивки гроба, но зато все остальное постарались выдержать в традиционных рамках погребального ритуала.
Был наряжен взвод для отдания прощального салюта…
Была и непродолжительная гражданская панихида: прощальные короткие речи сказали старший лейтенант Анциферов, на которого Рогачев временно возложил обязанности политрука эскадрильи, и он сам.
Глухим, дрожащим от боли голосом Андрей произнес традиционное: «Спи спокойно, Алеша».
Некрашеный гроб опустили в могилу, приспособив вместо веревок парашютные стропы.
Трижды громыхнул салют.
Андрей первый бросил в могилу горсть земли, а затем, ссутулившись, побрел к лесу. Ему захотелось хоть немного побыть одному.
Глава пятая
Первые дни германская авиация действовала только по аэродромам и уничтожала советские самолеты в воздушных боях, завоевывая господство в воздухе. Наземные войска в ее поддержке не нуждались. Танки и пехота успешно продвигались вперед, пока не встретились с основными силами русских, подтянутыми из глубины страны.
Германские сухопутные силы, как и ВВС, применяли испытанные приемы. Танковые клинья пробивали бреши в советской обороне, куда устремлялась мотопехота. Избегая окружения, русские отходили на новые рубежи.
На третий день войны аэродром базирования «Гончих псов» остался в глубоком тылу, но у Буга круглые сутки, не умолкая, громыхала артиллерия и слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Это сражалась окруженная германскими войсками крепость Брест, отклонившая предложение о капитуляции. Ее засыпали градом бомб и артиллерийских снарядов, но советские бойцы продолжали обороняться. Эта война не по правилам была совсем не похожа на ту, что они вели на Западе, и отдавала азиатским фанатизмом. С азиатскими, по мнению немцев, приемами борьбы советских летчиков-истребителей они познакомились в первый же день войны.
Во втором вылете отряд Карла встретился с группой И-16. Воздушный бой распался сразу на несколько очагов. В одном из них Руди Шмидт со своим ведомым фельдфебелем Фрелихом «зажали» отколовшийся от группы И-16. Советский истребитель, по-видимому, расстрелял весь боекомплект и только имитировал атаки, не открывая огня. На вираже ему удалось зайти в хвост Руди Шмидту и рубануть винтом по стабилизатору его «мессершмитта». Руди едва успел выброситься из штопорящего самолета. Фрелих добил поврежденный при таране И-16, а когда из него выпрыгнул летчик и раскрыл парашют, то расстрелял его из пулеметов.
Авиагруппа Келленберга недолго сидела за Бугом. Вскоре они перелетели на полевой аэродром между Кобрином и Березой Картусской.
Когда, перебазируясь на восток, пролетали Брест, Карл посмотрел вниз. Над фортами стелилась красная кирпичная пыль и вздымались разрывы тяжелых снарядов. Казалось, что под этими руинами должно было давно погибнуть все живое. Но непонятные русские, истекая кровью, дрались зло и упорно, приковывая к себе крупные немецкие силы. Удивительно, на что они рассчитывали? Фронт откатывался все дальше в глубь России.
Глядя на проплывающие внизу заболоченные леса, на затерявшиеся среди топей избы деревень, Карл думал: «Где же эти сказочно богатые белорусские земли? Впрочем, — сообразил он, — это тоже богатство». Лес, лен, торф, скот, корма — миллионы рейхсмарок находились под самолетом, и все это теперь принадлежало рейху.
За неделю войны боевой счет Карла фон Риттена увеличился на четыре сбитых самолета. К польским, французским и английским самолетам добавились русские: тихоходный четырехмоторный гигант ТБ-3, юркий биплан У-2 и два истребителя И-16, а бумажник заполнился хрустящими премиальными рейхсмарками.
