Макар Бабиков - Отряд особого назначения
Держались час, второй…
Егеря медленно, но упорно подползали. Если немцы приблизятся на ружейный выстрел, будет очень и очень туго.
В этот момент появились наши самолеты. С первой же атаки сбили немецкого корректировщика, прошлись на бреющем полете над вражескими солдатами, поливая их свинцом. Много темных точек на снегу осталось лежать неподвижно.
Немецкие самолеты в небе не появились, батарей ни с Пикшуева, ни от Лицы больше не стреляли.
К утесу, где держались разведчики, подошел «малый охотник». На радостях ребята скатывались по отвесной скале прямо к берегу.
Шелавин попытался докладывать Визгину по форме, приложив руку к шапке, но тот прервал:
— Ладно, Федор, потом, потом обо всем по порядку расскажешь.
Военфельдшер Коля Заседателев, Андрей Головин и Степан Мотовилин оказывали первую помощь помороженным и застуженным.
— Не забыли, выручили! — еле шевеля губами, говорили ребята.
— А вы как думали? Головко своих орлов в обиду не дает! — отвечали моряки.
— Это точно! Мы еще дадим немцам по зубам!
Глава XXI
Сверре Сёдерстрем…
Эта фамилия и это имя останутся в памяти народа.
У норвежцев есть такое обращение: Сверре, сын Матеа из Киберга, — так иногда представляются люди друг другу и теперь.
Уже шла речь о Трюгве Эриксене и Франце Матисене, еще не однажды встретятся в этом повествовании другие Матисены, Микельсены, Утне, Ларсены, Эриксены…
Братья, отцы и сыновья, родственники, односельчане. Они много раз, вплоть до самого конца войны, с моря и с воздуха или по суше забирались в фашистский тыл, разузнавали о планах оккупантов, помогали Красной Армии и своему народу изгонять ненавистных захватчиков.
Не все они дожили до Победы. Бывало и так: погибал муж, и за него в строй становилась жена. За содействие разведчикам оккупанты покарали немало женщин.
Были среди сражавшихся люди в зрелых годах, были и совсем юные. Сражались коммунисты, но брали оружие и те, кто придерживался совсем других политических взглядов.
И так, Сверре Сёдерстрем.
Ему сороковой год. Родом он из Киберга. У него пятеро братьев и две сестры. Одна — старше его — живет в Осло, вторая — в Киркенесе, братья тоже не остались в родном поселке: двое поселились в Тана-фьорде, два его соратника по борьбе с фашизмом. Только один — самый младший — живет в родительском доме в Киберге. Ральф и Гюннар сперва ушли в Сопротивление, потом покинули родину, взяли в руки советское оружие, чтобы драться за освобождение Норвегии от фашистов.
Киберг — небольшое селеньице на юго-восточном берегу полуострова Варангер, невдалеке от Вардё. Не всякое более крупное поселение, а может быть и городок, дало столько активных борцов против фашизма. Отсюда уходили целыми семьями, грузились на бот с женами и детьми и переплывали Варангер-фьорд.
После Октября росло и крепло в Норвегии молодежное коммунистическое движение. Одним из создателей коммунистической ячейки в Киберге был Сверре. В тридцатом году он вступил в Норвежскую компартию, тогда же побывал с делегацией рыбаков в Советском Союзе.
Последние предвоенные пять лет был партийным вожаком в Киберге.
Шестнадцатого августа сорокового года фашистские ищейки провели обыски у коммунистов Киберга, конфисковали много литературы и документов, потребовали дать подписку о прекращении коммунистической деятельности.
Сверре вместе с односельчанами Францем Матисеном и Арне Эриксеном бежал через море в Советскую страну и добровольцем пришел в норвежскую группу отряда флотских разведчиков.
За опасное дело разведчика взялся со всей присущей его характеру основательностью и ответственностью.
Командир норвежской группы отряда Сутягин и политрук Крымов, представляя его Визгину для назначения командиром группы, идущей на длительное время во вражеский тыл, писали о Сёдерстреме, что он прошел всю необходимую подготовку, прыгал с парашютом, по характеру уравновешенный и выдержанный, наделен спокойным, аналитическим умом. Исключительно дисциплинирован и серьезен. Убежденный коммунист. Прекрасно разбирается в политических вопросах и умеет разъяснять их своим собеседникам.
Напарником и помощником Сёдерстрему назначили его односельчанина Оскара Юнсена. Он моложе Сверре почти на десять лет. В Киберге состоял в коммунистической молодежной организации. Дома оставил жену.
Радистом группы отплыл Владимир Чижевский. За два месяца до того, в начале февраля, он должен был вместе с Аспосом и Микельсеном высадиться на острове Арней. Но случилось так, что норвежцы остались на берегу без связи и с мизерным запасом продуктов, а подлодка возвратилась в базу, и на ней Чижевский.
Чижевский — самый молодой из группы, ему около двадцати четырех. Прекрасный специалист-радиооператор. Окончил учебный комбинат Мурманрыбы, плавал радистом на тральщике «Архангельск», в разведку пришел добровольцем на второй день войны.
О нем говорят, что он очень строг к себе и к товарищам, не по годам серьезен. На характере, скорее всего, сказалось семейное воспитание, его растили в дружной и трудолюбивой семье.
Был он суховат, не очень общителен и разговорчив, но комсомольцы судна видели в нем толкового специалиста и удачливого моряка, умеющего повлиять на других, и потому избрали его комсоргом.
В прошлогодних летних операциях он сумел «понюхать пороха», прислушаться к свисту пуль и разрывам мин, поползать на животе по камням и болотной грязи.
Тогда командиры поняли, что он не из робкого десятка, в бою голову не теряет. Перевели его в группу, которая вместе с норвежцами должна была вести многомесячную разведку на берегах норвежских фьордов.
В первые дни после неудачной высадки на Арней Володя Чижевский корил себя за то, что не вовремя решил переодеться и оттого задержался на лодке. Он присматривался и прислушивался: не попрекают ли друзья и начальники, не думают ли, что он с умыслом уклонился от выполнения боевой операции. Но никто ни словом, ни намеком не потревожил его. А вскоре горевать и мучиться угрызениями совести стало некогда, его включили в группу Сверре Сёдерстрема, задание заставило день и ночь готовиться к новой выброске. С Аспосом и Микельсеном он начал понемногу учить норвежский язык, теперь с новыми товарищами по будущей высадке нарабатывал навыки разговорной речи.
К концу марта подготовка группы закончилась.
В ночь на четвертое апреля сорок второго года подводная лодка «малютка» М-173 подошла к горловине Сюльте-фьорда. В перископ осмотрелись: море на севере и фьорд на всю протяженность и ширину к югу выглядели пустынными: ни корабля, ни огонька. Повернули к юго-востоку, приблизились к небольшой бухточке Итре-Сюльтевик на восточном берегу фьорда. Командование облюбовало это место для поста разведчиков.
В начале двенадцатого лодка подошла к месту высадки. Затем две шлюпки сделали от ее борта по два рейса к берегу, переправили разведчиков и все имущество.
Разведчики оборудовали шалаш, разложили продукты и другие грузы, укрыли все палатками, обложили камнями. На это ушло несколько дней. Снега возле берега было немного, он лежал сырой, отяжелевший, перемешанный с песком, напитавшийся соленой влагой. Лыжи по нему не скользили.
Осмотрели округу. Опасности не заметили.
На шестой день Чижевский передал в базу первую радиограмму, установилась надежная двусторонняя связь. Чтобы вражеские радиослухачи и пеленгаторщики не привыкали к его передачам и почерку, Чижевский менял позывные при каждом сеансе связи с базой; шифрами его снабдили такими, что внешне они походили на немецкие, которыми те пользовались в Норвегии.
Через две недели по сигналу разведчиков летчики утопили в Перс-фьорде транспорт на шесть тысяч тонн, спустя пару дней — два транспорта, причем один из них вдвое большего тоннажа, чем первый.
Вахту несли почти круглосуточно, время наступало светлое, видимость день ото дня улучшалась, обзор с высоты на мысочке открывался широкий, проскочить многомильный путь незамеченным можно было только в пургу или туман.
Суда, идущие и на восток и на запад, не могли пройти далеко в стороне от Сюльте-фьорда, они прижимаются к берегу, к проливам, к батареям, к аэродромам, стерегутся от подводных лодок и самолетов.
Правда, место это было не только удобным, но и весьма опасным, всего в шести-семи километрах к востоку — Хамнинберг, а там оккупанты строят большие укрепления, на другой стороне фьорда немецкие казармы, до Вардё тоже недалеко — всего два десятка километров. Разведчики уселись на бойком перекрестке. Этот отрезок пути с каждой милей на восток по мере приближения к Вардё, где суда начинают поворот к входу в Варангер-фьорд, становился для немцев все опаснее: разведчики сообщали о всех передвижениях.
