Владимир Коротких - Броневержец
— Понятно! — Леха глубоко кивнул. — Тогда щас в сторонку отъедем, понакуримся этой очумей-травы, и колыхали мы с тобой по такому случаю всю войну на крыльях немы-ы-ы-ыслимого удовольствия! Ага?!
— Ага-а-а-а! — смеялся Рахимов.
— А ну-ка дай мне посмотреть! — Леха протянул руку.
— Вот! — Рахимов бережно положил ему на ладонь брикет.
Леха покрутил его, открыл люк и вышвырнул на дорогу.
— В-а-а-а-а-й! — только и успел выдохнуть Рахимов, от огорчения покачав головой. — Ва-а-а-а-а-ай, командир!
— Не вайкай! Запомни место! На дембель поедешь, подберешь! Дома свой дембель справишь! Накуритесь всей деревней! И на водку тратиться не придется! И еще хорошо запомни и усвой, Шурик Рахимов! — Леха, не оборачиваясь, погрозил ему пальцем. — Мне умный заместитель нужен, а не полудурок обкуренный! Ты понял?!
— Понял, понял, — продолжая сокрушаться, кивал Рахимов.
— Ну, вот и нормалек! А то чего я Иванову скажу, когда у тебя зенки с перекура совсем зажмурятся? Как я ему толком твою профпригодность обосную, когда у тебя глаза на жопе заморгают?! Не поймет он меня! Засомневается!
— Ага, — нехотя соглашался Рахимов.
— Да и дома потом эту дурь сумасбродную лучше совсем не кури! Родине главный бухгалтер нужен! А ты, как я посмотрю, вместо этого на дурдом со всего кайфа налететь захотел?! Родину подвести задумал? Турнут тебя с должности и портфель с портсигаром назад заберут! Жена красивая из дома выгонит! Чего хорошего? Будешь жить как Чебурашка — в телефонной будке и говно в фантики заворачивать! А оттуда тебе прямая дорога на должность кукушки в сумасшедший дом! Как ты потом из посольства «Мерседес» в смирительной рубахе домой через всю страну погонишь?! Разобьешься на хрен, и все!
Рахимов, обиженно насупившись, бухтел:
— Не дадут «Мерседеса». Пионеры шапку не найдут. Зачем им окурки там собирать?! Их детям вера курить не разрешает!
— Так у них пока и пионеров нету! Не горюй! Социализм тут им построим, сразу пионеры заведутся. А пионеры всегда окурки собирают. По себе знаю! Бывало, с дружками после школы всю округу у сельмага излазаем, понаберем бычков слюнявых, понакуримся, потом чеснока понажремся, чтоб родители не учуяли, — мухи вокруг дохнут! Житуха! Правда, я разок в детстве два окурка «Беломора» зараз скурил, облевался весь, и представляешь, только полгода назад, когда в город Харьков приехал, почувствовал резкий недостаток никотина в своем организме. А до этого хоть бы хны!
— Нет, у них вера суровый! Им нельзя! — не сдавался Рахимов.
— Ну, конечно, тебе видней, я насчет вашей веры говорить не стану. Тут я вообще не Копенгаген. Хотя, к примеру, по нашей вере в этих вопросах тоже кое-какие ограничения стоят! Запретзнаки развешаны! Но только чего-то у нас на Пасху все так поразговеются, что в конце святого праздника дальше губы отплюнуть не могут! Ну ты все равно не горюй, Шурик! Не будут ихние пионеры курить, и хрен с ними! Как на дембель назад проезжать будешь, так сам шапочку разыщи и положи ее на видное место. Найдут!..
Леха вглядывался вдаль. Между гор в низине лежал туман.
— А ну, глянь-ка в прицел, Шурик, что там правее по ходу?
Рахимов прильнул к пулеметному прицелу и скоро сообщил:
— Только туман вижу.
На спуске открывалась долина. Она угадывалась в тумане, простираясь у подножия обступивших ее со всех сторон хребтов. Машины змейкой неторопливо сползали вниз по серпантину. Туман оказался облаком, висящим низко над землей. Смотровые окна и броня сразу покрылись крупными каплями влаги, стоило лишь бэтээру ткнуться носом в невесомое ватное покрывало. Но всего через каких-нибудь двести метров они выскользнули в просвет. Внизу увидели равнину. Края горного плато терялись из виду в тусклой пелене. В конце спуска, у самого подножия горы, по обе стороны дороги раскинулся большой кишлак. На въезде в него стоял пост афганской армии. По бокам небольшого дома, сложенного из глиняного кирпича, заняли оборону два танка советского производства времен Второй мировой войны — «Т-34». У дома и возле танков отирались афганские солдаты, вооруженные старыми советскими автоматами — ППШ. На них были шинели мышиного цвета с пристяжными погонами, зашнурованные полусапожки и матерчатые фуражки с длинными козырьками.
Кроме как в кино, Лехе не приходилось видеть до этого ни «тридцать четверок», ни ППШ. Забавно было наблюдать их в таком азиатском антураже. Но это грозное и несколько нелепое в качестве современного вооружения железо все равно было очень родным, с детства привитым образом героической истории Отечества.
Рахимов, тоже глядя на эти военные декорации, расстарался, вспомнив известные классические строки, и воспроизвел их близко к тексту, но вольно:
— Ва-а-ай! Здесь русский дух! Здесь русским пахнет! — Он указывал пальцем в смотровое окно и весело хохотал. — Как музей!
— Это чем русским? Ты уточни, Шурик!
— Как чем? Русским! Чем?! Землем!
— Ясно, профессор, а то я думал… — Тут Леха отвлекся, указывая пальцем на дорогу. — Ух ты! Какой выпендрился! Глянь!
Сбоку дороги находился шлагбаум с поднятой вверх гнутой железной стрелой. У шлагбаума стоял афганец в коротком суконном кителе с высокими белыми нарукавниками и в фуражке с белым околышем. Кроме автомата, на его ремне висела еще и длинная кривая сабля.
— Не иначе буденовец! — сказал Леха. — Глянь, нарядный какой! Как цыганская елка!
— Это милиция, вон палка полосатый! Гаишник! — хихикал Рахимов.
На боку у этого военного действительно висел полосатый жезл регулировщика.
Они миновали пост и поехали по кишлаку, протискиваясь в узких улицах между глухими стенами домов и дувалов. Этот кишлак оказался более оживленным, нежели предыдущие. Дома здесь были не столько с куполообразными, а больше с плоскими крышами и уже не напоминали своим видом укрепления. Впереди показалась просторная площадь с мечетью и пикой минарета. Колонна остановилась. На машины со всех сторон моментально налипли торговцы. Они размахивали товарами, жестами зазывая военных в лавки. По площади разносился аппетитный запах жареного мяса. Солдаты из машин не выходили, настороженно поглядывая на местных жителей.
Рахимов быстро вскрыл штык-ножом две банки тушенки, нарезал хлеба, и они, пользуясь случаем, принялись за еду. Торговцы стучали по броне, бегали перед носом бэтээра и махали руками, заглядывая в смотровые окна. Не дождавшись положительной реакции, они просто разложили на носу бэтээра несколько прозрачных целлофановых пакетов с джинсовой одеждой так, чтобы экипаж мог хорошо рассмотреть предлагаемый ассортимент. Рядом с одеждой они поставили черный с серебристой отделкой большой двухкассетный магнитофон, обтянутый тонким целлофаном.
— Ничего себе бандура! — неподдельно восхищался Леха. — Красавец! Как новые «Жигули»! Как называется? — Он стал читать название, выполненное на корпусе крупным выпуклым шрифтом на английской языке. — «СХАРП»! Вот это техника! Стерео, видать! Не то что наша — мандула с бобинами! «СХАРП»! — брызгал слюной от восторга Леха, размахивая ложкой.
— «ШАРП», — поправил его Рахимов. — Очень хороший техника!
— А почему Шарп? Там же ясно написано — Схарп!
— Нет, первый две буква как «Ш» произносится. Я в школе английский учил!
— Я тоже…
— А почему такой простой вещь не знаешь, командир? — Рахимов лукаво скосил глаза на Леху.
— А потому, что ты его учил, а я его проходил.
— А какой разница?!
— Очень большой! Это примерно, как девчонке глазки строить или по-серьезному с ней закадрить. — Леха перевел взгляд на одежду. — А джинсов море! Откуда у них это все? А главное, зачем? Ходят не пойми в чем, как бродяги. Электричества, я гляжу, у них нету! Ни одного столба с проводами за всю дорогу не видал! Прям настоящий театр сплошных абсурдов! Шурик, высунись, порасспроси их осторожно, чье и почем.
Рахимов отставил банку с тушенкой, выглянул в люк и завел разговор. Беседа была недолгой. Он покрутил в руках целлофановый пакет с джинсами, вернул его торговцу и снова опустился в бэтээр.
— Не понимаю. Это не узбеки, у них другой язык. Совсем другой. Джинсы американский, фирменный. Отличный джинсы!
Торговцы, видно, потеряв к ним интерес, убрали товар и пошли дальше вдоль колонны. Через некоторое время кое-кто из них возвращался с банками тушенки в руках, вероятно, все же провернув некоторые мелкие сделки с солдатами.
— Ничего, Шурик, обоснуемся как следует, тебе тоже к дембелю американские штаны раздобудем. Очки черные — «капли». Заявишься домой, как моряк из загранки. Не можем же мы с тобой сейчас нашей тушенкой разбрасываться за их поганые шмотки. Самим жрать нечего будет. Сколько еще нам ехать? Да и стыдно этим заниматься. Мы что с тобой из нищей страны? Голые ходим? — Леха почесал кулаком нос. — На Украине, например, где я раньше служил, в городских магазинах этих джинсов полно! Хоть завались!
