Валерий Поволяев - Лесные солдаты
– И вот ещё одно дело, не менее важное, чем сопротивление врагу, командир, – произнёс Мерзляков трескучим простуженным голосом. – Надо бы пройтись по бойцам, выяснить, есть ли среди них печники.
– Согласен, – Чердынцев мигом, без особых разъяснений понял, куда клонит комиссар.
– А в землянках сложить печки, – изложил свою мысль до конца Мерзляков, – иначе нас холод раньше немцев на тот свет отправит. Без печек пропадём.
– Займись этим, Андрей Гаврилович. Чем быстрее – тем лучше.
Хлопот полным полно, воз и маленькая тележка. Никогда не думал Чердынцев, что человеку так много нужно для оседлой жизни. Когда он находится в движении, отступает или наступает, ему надо мало: «сидор», чтобы сложить в него нехитрый скарб, зубную щётку с душистым мятным порошком, запасные портянки и нательное бельё, две катушки ниток, белых и чёрных, иголку, сапожную щётку с гуталином, алюминиевый котелок с ложкой, бутылку, либо фляжку для воды, утирку – небольшое полотенце, и всё… Остальное – по потребности.
А оседлому бойцу имущества требуется столько, что сам чёрт ногу сломит. И светильник ему нужен, и печка с дровами, и веник, чтобы было чем жильё подмести, и стол, хотя бы небольшой, и топчан, на который можно кинуть свои усталые кости, и… В общем, два листа бумаги нужно, чтобы только составить список. Одних только вёдер для воды и кружек, чтобы попить, надо иметь одиннадцать – по количеству землянок. Голова кругом идёт, остановиться не может.
В заботах даже о доме некогда вспомнить, о матери – как она там, в Москве, всё ли у неё в порядке, об отце: по-прежнему он на Дальнем Востоке держит границу или же и его военная служба сдёрнула с места и перебросила на запад вышибать зарвавшимся фрицам зубы? Интересно бы знать… Но от кого узнаешь, где, как, кто расскажет об этом?
Одиноко, печально, даже пусто делается на душе, когда не знаешь, что происходит с родителями и где они? В разную трескучую говорильню, которая доносилась до лейтенанта – немцы, мол, захватили Москву, – Чердынцев не верил. Никогда ещё не было такого, чтобы немцы завалили Россию, ни при Александре Невском, ни при Николае Втором… И не будет! Что касается матери, то она легко могла уехать куда-нибудь из Москвы – на Дальний Восток, например, или на Алтай к своим родичам…
Чердынцев снова углубился в карту.
Примерно в двадцати километрах от их базы пролегала железная дорога. А почему бы не тряхнуть её, не завязать рельсы узлом и не заставить кувыркаться под откос какой-нибудь немецкий воинский эшелон?
Заманчивая идея. Надо только узнать, кто из бойцов знаком с подрывным, с минным делом, умеет правильно заложить заряд под шпалы. Это раз. Из этих людей и будет состоять подрывная команда. Ещё надо будет создать группу разведки. Это два. Без разведки они будут слепы и глухи.
Чердынцев помял остывшие пальцы, протянул их к примитивной печушке, в которой, звучно пофыркивая, щелкая пузырями, вспухающими на сырых дровах, плескался огонь. За кирпичами также пришлось совершать рейд в село, на волокушах тащить их оттуда. Зато в лютые январские морозы, когда замерзшие на лету птицы начнут камнями шлепаться в снег, они не пропадут.
Командиром разведки надо назначить, конечно, человека, который и ходить беззвучно умеет, и стреляет без промаха, и глазом приметливым наделён… Из своих людей Чердынцев знал пока только одного такого – Ломоносова. А вот насчёт подрывников… Тут, как говорят заносчивые шляхтичи, надо «пшепшечить и зашвандить». Нужно поговорить с мужиками.
Оказалось, что с подрывным делом на сержантских курсах основательно познакомился Бижоев: он и противотанковую мину умел правильно поставить, и заряд закопать под рельсы так, чтобы он сработал в нужную минуту.
– Мы с комиссаром решили тебя командиром подрывной группы поставить, – сказал Бижоеву лейтенант. – Пойдёшь? – Вгляделся в маленькие карие глаза горца, словно бы хотел увидеть там что-то важное для себя. – Можешь сразу не отвечать, можешь подумать…
– Пойду, – твёрдым голосом произнёс Бижоев.
Чердынцев облегчённо вздохнул: ему показалось, что Бижоев откажется.
– Заглядывай вечером к нам с комиссаром, вместе поломаем голову, где достать взрывчатку, – сказал ему лейтенант.
Бижоев молча кивнул. Лейтенанту нравился этот человек – степенный, рассудительный, выглядит старше своих лет, говорит мало, делает много – настоящий горец. Всякое задание старается выполнить во что бы то ни стало, – собственно, Чердынцев тоже был таким, тоже умел доводить всякое дело до конца и выполнять задания.
Ломоносов стал командиром разведгруппы. А то, что у него в петлицах не было ни одного кубаря, ни одного эмалевого или жестяного, окрашенного в защитный цвет сержантского треугольника, ничего не значило – Чердынцев верил, что из маленького солдата получится командир.
Он-то, Ломоносов, и ушёл в первый рейд – надо было осмотреться, понять, что находится в двадцати километрах от базы в одну сторону, в двадцати километрах в другую, в двадцати километрах в третью – без точных данных из леса вообще не стоит показывать нос. Когда группа находилась в движении – тогда другое дело, можно было совершать налёты вслепую, а когда отряд стал оседлым, когда он прикован к одному месту – тут нужен совсем иной подход…
Чердынцев подумал, что на этот счёт очень нужно бы иметь запасную базу – если немцы нащупают их здесь и начнут постоянно тревожить, можно будет переселиться. Но запасной базы у них не было.
Неплохо бы наладить связь и со здешним райцентром – наверняка там есть люди, которым приход немцев, как кость в горле…
Через четыре дня из первого похода вернулась разведгруппа Ломоносова. Все раскрасневшиеся от мороза, улыбающиеся, довольные собою – на двух широких санках, сколоченных, чтобы возить воду, притащили девять немецких противотанковых мин, кроме них – два мешка муки, мешок гороха, часть коровьей туши, два мешка хлеба и старый сундук, поставленный на берёзовые плети и по самую крышу набитый картошкой…
Но это было ещё не всё – с Ломоносовым пришли окруженцы, десять человек, среди них – два лейтенанта.
Чердынцев обрадовался:
– Нашего полку прибыло!
А ещё больше обрадовался противотанковым минам: это было то самое, что надо. Лейтенант не удержался и азартно потёр руки – будет работа крепышу Бижоеву.
Бижоев тоже обрадовался минам и повторил жест лейтенанта – потёр руки, улыбнулся белозубо.
Жизнь на берегу реки Тишки понемногу налаживалась.
Через две недели группа Ломоносова совершила бросок к райцентру, к Росстани – крупному посёлку, в котором и свой маслозавод был, и две МТС – машинно-тракторные станции, и кирпичное производство, поскольку неподалёку от Росстани ещё двести лет назад местные жители разрабатывали глиняный карьер и занимались обжигом, и льнопрядильная фабрика имелась – на ней работала едва ли не треть всего женского населения района, и птицефабрика своя была… Правда, сейчас всё производство свернули, не до него было, но немцы, похоже, решили восстановить его: им и куры требовались, и масло с яйцами, и хорошие нижние рубахи для парней из Силезии, мёрзнущих на холодном русском фронте, и вообще много чего нужно было, потому и требовалось, чтобы над предприятиями дымили трубы, а народ выходил на работу и до седьмого пота вкалывал на армию рейха.
Ломоносов, которому лейтенант отдал собственный бинокль, обвёл окулярами дома райцентра и выругался: во дворе льняной фабрики толпились тёмные, закутанные в шали фигурки женщин. Среди баб неторопливо, с помещичьей важностью расхаживали двое полицейских с белыми повязками на рукавах, с винтовками, закинутыми на плечо.
Маленький солдат сплюнул на снег:
– Во обнаглели! Ничего не боятся!
Рядом с ним лежал Игнатюк. Он тоже сплюнул на снег и, стянув с головы шапку, отёр себе подкладкой лицо. Рыжая голова его настоящим костром, приметным издали, заполыхала в пространстве. Ломоносов толкнул его:
– Ты чего демаскируешь разведгруппу? Шапку надень!
Игнатюк поспешно натянул шапку на голову.
– Так-то лучше, Рыжий. Не то немцы заметят твой котелок и устроят нам кордебалет.
– Мы ответим своим кордебалетом.
– Отвечальщик хренов, – Ломоносов отрицательно крутнул головой. – Наше дело – разведка: смотреть, слушать и всё запоминать, а бой, пиф-паф – это для нас не главное… Это – потом. Понял?
– Чего ж тут непонятного? – Игнатюк стукнул костяшками пальцев по голове. – Бестолковка моя всё схватила… Понял, в общем.
Райцентр был вольно расположен на нескольких некрупных холмах, на одном из них стояла строгая кирпичная церковь с насквозь продырявленным куполом – похоже, купол был навылет пробит завершившим своё опасное путешествие артиллерийским снарядом; в отдалении, уже за райцентром, находилась вторая церковь, поменьше первой – там, судя по всему, был расположен погост, и церковь эту поставили возле дорогих могил… Богато жили здешние люди, верой держались, хлеб выращивали и кормились им, две церкви поставили.
