Яков Кривенок - За час до рассвета
Мать Юрия редко общалась с братом. Письмо, которое сейчас вручил от нее племянник, Айтека растрогало. Он без устали хлопотал и суетился вокруг гостя. «Наскучило в бирюках пребывать. Ишь, как живой душе обрадовался», — про себя отметил Маслов.
Юрий начал осторожно изучать дядю. С узкого смуглого лица Айтека с выпуклыми скулами, с крупным хищноватым носом не сходила приветливая улыбка. Лишь серые, холодные глаза оставались безучастными.
Обняв племянника за плечи, он водил его по двору, сараям, кладовым, показывал хозяйство, разрешил пользоваться всем, что приглянется.
— Отлеживайся, наращивай тело. Живу не в пример вам, городским: есть чем зубы занять… А что с рукой?
— Производственная травма, скоро пройдет.
На второй день тайком от дяди Юрий направился к железнодорожному переезду. Петляющую между гор однопутку немцы зорко охраняли: недалеко от переезда Маслов приметил бетонные колпаки с торчащими из амбразур пулеметами.
Юрий уселся под куст, обдумывая, как поступить. Отсюда ему было видно, как сторож неторопливо наводил лоск на своем участке: подмел настил через рельсы, затем принялся белить столбики.
У юноши не оставалось сомнения: да, перед ним тот самый дед Макар, которого описывал ему Максим Максимович. Предстоит теперь определить: Шмель ли он? А как лучше это сделать? Максим Максимович советовал поступать по обстановке, а что это значит?.. Тянуть дальше не имело смысла. Направился к будке, в которой скрылся сторож с ведром извести.
— Здравствуйте, дядя Макар, — проговорил он, закрывая за собой дверь. — Я от тети Сони, она маковые пирожки к чаю прислала.
Выслушав условную фразу, хозяин явочной квартиры никак не реагировал: вымыл руки, безучастно присел к столу. А он, как предупредили Юрия, сразу же должен был ответить так: «Давненько она не баловала меня своей стряпней». Но старик молчал. Как же быть? «Он предатель, конечно, он! — лихорадочно соображал Маслов. — Иначе почему не отзывается на пароль?»
Молчание сторожа подозрительно затянулось, что вконец озадачило Юрия. Он пошел на крайность: произнес вторую часть пароля:
— Еще вам кланяется сват Никифор и желает долгой жизни.
Теперь дед Макар улыбнулся:
— Давненько она не баловала меня своей стряпней.
У Юрия отлегло на душе. Старик опять замкнулся, взял в руки метлу, направился к выходу, строго предупредил:
— Тебе не следует здесь оставаться, патруль ко мне частенько наведывается. Через два часа сменюсь, жди у векового дуба, что у развилки дорог. Знаешь?
— Видел.
— А теперь уходи.
С тяжелой душой покидал Юрий сторожку. Поспешность, с которой Макар его выпроводил, не сулила приятного. А что поделаешь? Утешил себя поговоркой отца: лиса знает много, но тот, кто ее ловит, знает больше.
Забрался на конусообразную гору, спрятался среди кустарников. Отсюда хорошо просматривалось все, что происходило на переезде. Напротив будки, на пригорке, стоял деревянный дом, в котором живут сторожа. В ста метрах левее, почти у самого тоннеля, помещалась казарма, в ней квартировала команда охраны железнодорожного пути.
Юрий гадал, как поступит дед Макар? Бросится к немецкому начальству, чтобы сообщить о появлении связного от партизан, или подождет, пока сдаст смену.
Время от времени старик открывал шлагбаум, пропускал груженные соломой или сеном арбы, легковые и крытые брезентом автомашины. Ни к одной из них он не подходил, ни с кем не заговаривал.
Вот к сторожке проследовал сменщик с авоськой в руках. Что же предпримет дед Макар: кинется к казармам или к развилке дорог? Макар избрал путь к вековому дубу. Юрий поспешил опередить старика. «А зачем ему, опытному провокатору, прибегать к немедленной помощи немцев? — прикидывал Маслов. — Ведь о том, что он Шмель, по его убеждению, никто из наших не догадывается. Сейчас ему нужен не я, а то, с чем я к нему пришел».
Очутившись у дуба раньше, Юрий растянулся в тени, сделал вид, что находится здесь давно, успел даже вздремнуть. Макар толкнул Маслова, и тот приподнялся. Сторож тяжело вздохнул, опустился рядом на землю.
Вокруг развесистого дуба, кроме травы, ничего не росло: густая его крона не пропускала лучей солнца. Ковыряя в зубах сорванной былинкой, Юрий прикидывал, как бы сейчас поступил на его месте Метелин или Максим Максимович. Ничего лучшего не придумал, как в упор спросить:
— Как поживаете, господин Шмель?
Дед Макар удивился:
— Шмель? Почему? Что это такое?
— Я ищу человека по кличке Шмель.
— При чем тут я? Путаешь, парень! И схватил суковатую палку. — Катись отседова да побыстрее. Тоже — нашел господина.
Насупив косматые брови, дед Макар приподнялся на колени, напружинился, готовый вступить в рукопашную.
Маслову не хотелось верить, что попал впросак. «Никчемный я следователь, — выругал себя. — Дуролом, возомнивший себя психологом».
Прибег к маневру:
— Мне поручено передать штабу партизанского отряда важное задание. Как его найти?
Старик отчужденно ответил:
— Пошел вон. Я ни с каким отрядом не связан. Я человек старый, политикой не интересуюсь.
Опираясь на палку, дед тяжело приподнялся, не оглядываясь на Юрия, зашагал к переезду. Юрий догнал его в густом ельнике.
— Простите, дядя Макар, — взмолился Маслов. — Я от Максима Максимовича, он велел низко кланяться вам.
Старик остановился:
— От какого Максима Максимовича?
— Того, что живет в Приазовске. Вы с ним вместе в гражданскую воевали.
Косматые брови сторожа зашевелились:
— А поумнее посланца Максим Максимович не мог выбрать?
«Ого, дед с колючками», — отметил Маслов.
— Я из лучших, — рассмеялся Юрий.
— Не завидую ему, если ты у него — из лучших.
У Юрия улеглось сомнение.
— Штаб партизанского отряда арестован, — переходя на серьезный тон, сообщил он.
— Впервые слышу.
— Выдал его предатель по кличке Шмель.
— И ты обо мне такое? Неверием ты оскорбил меня, сынок.
— Извините, сами понимаете.
— Забудем о том. Плохую весть принес, сынок. А кому они доверились?
— Вот этого мы и не знаем. Кто такой Айтек Давлетхан?
— Замкнутый он. Отца его, Сагида, уважал.
— И я его любил, — сник Юрий. — Он дедом мне доводился.
— Тогда ты и Айтека должен лучше моего знать.
— Я редко с ним встречался, а война, как сами понимаете, к осторожности приучила.
— Ума не приложу, чем тебе помочь. Моя явка резервная. Я лично ни с кем не связан.
— А что Максиму Максимовичу передать?
— Порадовать нечем. Скажи, что фашисты альпийских стрелков подтягивают, легкие пушки, ручные пулеметы подвозят. Не иначе Главный хребет собираются штурмовать. Слушок идет — проводника ищут. Сердце кровью обливается: неужто сыщется?..
На обратном пути Юрий свернул к Каштановому озеру, на берегу которого предстояло встретиться с Ружей.
□Ружу в Спокойных Бродах устроили по-барски: по требованию Рейнхельта в гостинице отвели ей помер с отдельной спальней, снабдили продуктами. Энно три дня отсутствовал. Вернулся усталый, полдня проспал, затем снова исчез на двое суток. Ружа догадывалась, что штаб генерала Вольферца находится где-то поблизости. Энно там проводит все дни. Просила взять с собой — наотрез отказал.
Нет, не оправдывает она доверия Максима Максимовича. Рейнхельт свои делишки обтяпывает где-то вдали от ее глаз. В гостинице появляется один, она не в состоянии ничего узнать.
В номере гостиницы было душно и скучно. Пообедав, она прилегла отдохнуть. Ждала Энно — сегодня обещал непременно приехать. Незаметно задремала.
Сколько спала — не помнит. Разбудили ее голоса, доносившиеся из соседней комнаты. Было совсем темно. Осторожно потрогала дверь. Она была заперта. Заглянула в замочную скважину, откуда проникал свет, но рассмотреть что-нибудь мешал вставленный ключ. Ружа приложила ухо к двери. Услышанные ею слова заставили насторожиться. Металлический, с хрипотцой голос кого-то упрекал:
— У меня не хватает больше сил. Сколько так можно? Из-за вас я страхом мучился.
— Давай будем справедливыми, — возразил Рейнхельт. — В карательную сотню, как мне известно, ты добровольно вступил, силком не тянули.
— То не отрицаю. Мы в гражданскую войну своего добивались. Потому как люто большевиков ненавидели.
— А жить-то с ними пришлось, с коммунистами? — добродушно рассмеялся Рейнхельт.
— Нас тогда союзники предали. Сами из Новороссийска на пароходах смылись, а расплачиваться таким, как я, пришлось.
— Упрек опять несправедливый, — осадил Рейнхельт. — Ты сам, по доброй воле, в России остался и обязательство подписал.
— Так золотые горы обещали!
— Твой сотник — человек слова. По его ходатайству в Швейцарском банке счет на твое имя открыт. Вклад твой растет. Мне стало известно, что бывший твой сотник скоро прибудет в здешние места, он назначен начальником заповедника. И вообще хватит волынку тянуть. Ты, собственно, чего, Шмель, добиваешься?
