Михаил Слинкин - Война перед войной
Поехали медленнее, наслаждаясь прекрасными видами скалистых гор под высоким сводом бирюзового неба «азиатской Швейцарии», так еще недавно называли Афганистан в туристических буклетах. Шах-Заде понемногу пришел в себя и стал вводить нас в обстановку. Сообщил, что вся дорога до центра провинции безопасна, только в одном месте противник время от времени устраивает засады — в ущелье, где делающее зигзаг шоссе зажато с левой стороны речкой, а с правой вплотную примыкает к крутому горному склону. Я слышал об этом месте. Здесь несколько месяцев назад попала в засаду группа наших советников с переводчиком. Их спасло только то, что бронетранспортер, на котором они передвигались, наехав на устроенный на дороге завал, высоко задрал нос и граната из РПГ-7[40] ударила в днище под острым углом, не причинив вреда.
Подъехали к ущелью. Шах-Заде распределил роли. Мне было поручено отслеживать обстановку с левой стороны и сзади машины, на себя он брал ситуацию впереди и справа, то есть наиболее опасную зону. Приоткрыли на треть затемненные окна и взяли на изготовку автоматы. Петрович рулил. За поворотом ему пришлось резко затормозить: на том месте, где обычно устраивался завал, асфальт был вскрыт, и поперек дороги протянулась неширокая канава глубиной сантиметров пятнадцать, движению, однако, не мешавшая, если преодолевать ее не на скорости.
Покатили дальше. Слева ничего интересного не было — обрыв и речка, которые хорошо просматривались. Я обернулся: на фоне уже розовевшего неба виднелась цепочка силуэтов закутанных в шали афганцев, поднимавшихся по обратному склону на нависавшую над дорогой гору. На вершине они как-то странно пропадали, как будто бы сливаясь с камнями. Только что был десяток, вот осталось семь, вот уже пять, три, один, и через полминуты — ни одного.
«Ну и хорошо, — подумал я, — ведут себя тихо, а чем они там заняты — это их дело. Может, собрались пострелять уток, как здесь принято, на перелете через горные хребты. Самое время — осень».
Еще до наступления темноты добрались до Пулиалама и обнаружили в гарнизоне непонятную суету. Командир полка даже не доложился по форме высокому начальству в лице начштаба корпуса, а продолжал нервно покрикивать на солдат, бежавших с оружием к трем бронетранспортерам. Потом, вдруг что-то сообразив, спросил:
— Вы откуда приехали?
Вопрос был, конечно, глупый и неуместный. Шах-Заде даже несколько опешил:
— Как откуда? Из Кабула.
— Так на шоссе, в ущелье, банда села! Мне только что агентура доложила.
— Человек десять, не больше, — сказал я. — При нас занимали позиции.
Шах-Заде выругался, недобрым словом помянув моих ближайших родственников:
— …Что ж ты молчал, б… такая, если видел!
— За тебя боялся, чтоб ты голову не отвернул, пересчитывая их после того, как мы мимо проскочили.
На том инцидент был исчерпан. Бронетранспортеры, обдав нас сизыми выхлопными газами, перемешанными с мелкой серой пылью, двинулись туда, откуда мы только что явились. Успокоившийся командир полка призывно махнул рукой, приглашая всех следовать в штаб. Под него использовалась небольшая — в несколько комнат — вилла на окраине города. Ужин, как справедливо предполагал Петрович, нам полагался. За ним и начали обсуждать детали предстоящей операции.
На хостинском выступе[41] гардезская[42] дивизия, усиленная 37-м парашютно-десантным полком, должна была вести наступление в восточном и северо-восточном направлениях, уничтожая или выдавливая противника на пакистанскую территорию. 45-му полку ставилась задача прикрыть единственный горный проход, который западнее полосы наступления вел в глубь провинции Логар, и тем самым не дать противнику уйти из-под удара основных сил. Задача оборонительная. Но, чтобы ввести противника в заблуждение, было приказано, окопавшись, постоянно предпринимать вылазки в направлении горного прохода, давая понять, что главная задача полка заключается в его захвате.
Недолгие сумерки быстро сменились полной чернотой южной ночи. Сразу стало прохладно. Напившись чаю, я оставил Петровича беседовать с советниками полка, сославшись на то, что переводчик при этом не нужен, обошел виллу, нашел себе местечко поспокойнее и, завернувшись в балапуш — афганскую шинель свободного покроя с накладными карманами и капюшоном, завалился спать.
Утром, наскоро позавтракав лепешками и чаем, сформировали колонну и двинулись в район проведения операции, сначала на юг по шоссе, затем на восток по грунтовке в направлении деревни Хуши. Не доезжая Хуши, свернули налево и после небольшого подъема оказались на плато, с двух сторон окаймленном состоявшими, казалось, из одних камней горами, а с третьей — довольно крутым склоном, вдоль которого внизу и тянулась деревня. Четвертая сторона плато полого опускалась на запад. Скалистый проход на восток, который нам нужно было прикрыть, располагался там, где полукружье гор примыкало к нависавшему над Хуши склону.
Подъехали метров на 400–500 к нему, спешились и стали самонадеянно рассматривать в бинокли безжизненные горы и лежащую в километре левее от прохода деревеньку под названием Чинари. Совершенно неожиданно, ниоткуда лупанул пулемет. Вокруг, вызывая непроизвольные спазмы желудка, зажужжали свинцовые мухи. Потеряв спесь, все разом подались назад и рухнули на землю, пытаясь вжаться всем телом в чуть заметные складки слишком ровного для такого случая плато. Слева от меня по обыкновению по-русски ругался Шах-Заде, справа пытался углядеть, откуда ведется огонь, советник начальника артиллерии полка. Я с трудом приподнял голову и пошарил над землей глазами, стараясь отыскать Петровича. И что же? Петрович как стоял, приложив бинокль к глазам, так и остался стоять, лишь немного повернув голову в сторону края плато, откуда, как потом оказалось, велся огонь.
«Силен мужик! — подумал я. — Надо и мне подниматься».
Огонь так же неожиданно, как начался, прекратился. Шах-Заде, устыдившись своей, в общем-то, вполне естественной реакции на опасность, отряхиваясь, начал шумно отдавать распоряжения взводу охраны пробежаться до края плато и достать напугавших нас душманов.[43]
Петрович передал Шах-Заде бинокль и показал на расположенную левее горного прохода горку метров восемьдесят высотой и триста метров по фронту. Даже невооруженным глазом было видно, что на ее плоской вершине стояла группа людей.
— Вот противник, — сказал Петрович. — Надо будет ближе к вечеру, в сумерках, провести разведку боем и посмотреть, как у них построена оборона и где расположены огневые точки. А сейчас дай команду, пусть развернут артиллерию и собьют с них спесь, как они с нас сбили.
Колонна уже втащила свой хвост на плато. Полк стал занимать, как и планировалось, круговую оборону. В центре посадили приданный для усиления дивизион 122-мм гаубиц «Д-30». Натянули штабные палатки, тут же поставили машину с радиостанцией, а вокруг — четыре танка. Позиции полка растянулись примерно на три километра по фронту и четыре в глубину.
Весь оставшийся день Шах-Заде с Петровичем мотались по позициям, контролируя, все ли исполняется в соответствии с замыслом. Для меня же нашли дополнительное занятие — периодически доставлять связистам и отправлять депеши с докладами по обстановке. Причем доклады начальника штаба шифровали сами связисты, а вот то, что писал Петрович нашему старшему в корпусе, учитывая, что выходить в эфир на русском было строго запрещено, приходилось закрывать и переводить на язык дари мне, используя нами же придуманную примитивную код-таблицу, сплошь состоявшую из «самоваров» — танков, «труб» — артустановок, «огурцов» — боевиков противника (зеленые — значит исламисты), «помидоров» — солдат полка (красные — значит, свои) и т. п. С этой белибердой я намаялся и морально, и физически. Легкой трусцой, которой я передвигался от начальника штаба с его советником до связистов, я намотал километров 15–20, пока не сообразил попросить у Шах-Заде стоявший без дела штабной «уазик».
К вечеру организовали разведку боем в направлении деревни Пайрам, расположенной, как и Чинари, левее горного прохода, но чуть дальше — километрах в трех от него. После короткого огневого налета батальон при поддержке танков занял деревеньку без серьезного сопротивления со стороны противника, просто отошедшего вместе с жителями в горы. Батальон благополучно откатился на исходные позиции. Потом вдруг оказалось, что недосчитались одного танка и пехотинца. В сгущавшихся сумерках с КП полка начали суетливо шарить биноклями по местности.
— Вот они! Вот они, голубчики! — первый радостно закричал Шах-Заде, указывая рукой в направлении Пайрама. — Трофеи ведут.
Все развернулись туда. При недостаточной освещенности с большим трудом удалось разглядеть медленно пятившийся от деревни танк с развернутой в сторону противника башней, перед которым с хворостиной в одной руке и курицей в другой метался «пропавший» солдат, погоняя небольшую отару овец. Горы, нависавшие над Пайрамом, уже накрыла тень, и на ее фоне то там, то здесь прорывались всполохи выстрелов. Противник, раздосадованный потерей провианта, больше для острастки постреливал в сторону отошедших далее ружейного выстрела удачливых продовольственников.
