Войо Терич - Семь бойцов
— Да. Или в лапы к противнику.
— Ты очень умный.
— Ты тоже, — ответил я.
— Я не умная.
— Когда ты это говоришь, я могу всякое подумать.
— Не бойся. Я ни о чем не жалею.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не должен ни о чем беспокоиться. Я по-прежнему люблю тебя.
— Знаю.
— Знаешь? Не будь таким самоуверенным!
— Не буду!
Больше за весь день мы не произнесли ни слова,
XV
Мы шли по намеченному пути, ориентируясь по солнцу. И это был единственно правильный путь, который вел нас к своим. По многим приметам я чувствовал, что приходит конец нашему уединенному бродяжничеству.
Канонада усиливалась. Теперь мы уже могли различить выстрелы из легкого оружия. Но пока это еще как потрескивание веток на костре, и даже слабее. Однако если слышны такие выстрелы, значит место боя уже недалеко. Перейдя реку, мы окажемся там через полдня. Если только им не придет в голову отступить!
Мысль о возможной разлуке с Аделой не давала мне покоя и целиком поглощала меня. Казалось, я совсем забыл о том, чем занимался целых два года. Разве я не командир взвода и разве уже непригоден к тому, чтобы снова занять свое место в части, если удастся ее догнать? Я достаточно научился управлять людьми и оружием. А что еще нужно уметь человеку на войне?
Подобно муравьям, мы тащились по каменистому гребню. На краю его виднелось углубление — небольшой кратер или старинная мастерская по переливке свинца. Может быть, из античной эпохи. Здесь была только голая земля и не росла трава.
Мы начали спускаться с гребня. В этот момент справа в кустарнике я услышал ворчание медведя.
— Медведь? — спросила Адела.
— Да. Ты боишься?
— Он не нападает на людей?
— На войне только люди нападают друг на друга.
И это действительно так. Во время военных действий испуганные стрельбой звери становятся более робкими и избегают человека. Звери как бы становятся благороднее и лучше людей. Словно сама природа еще раз этим подчеркивает, что человек может быть страшнее любого зверя. И потом, в конце концов, звери убивают, чтоб или насытиться, или защититься. У них нет такого стремления — искоренить другой биологический вид…
Ворчание стало удаляться, превратилось в недовольное брюзжание, потом ветер унес и его.
Мне казалось, что перед решающим шагом, когда предстояло перейти в другую область, необходимо, чтобы в наших отношениях не осталось и тени сомнения. Я должен поговорить с ней о брачных узах, чтобы думать теми же мыслями, что и она. Нужно сказать ей многое. Она ждет, чтоб я говорил о своих чувствах, а я никогда не умел распространяться на эту тему. Мое поведение сейчас явно не удовлетворяет ее.
Звезды усыпали небо, словно тлеющие искры костра или угольки чьего-то взгляда.
Ветер ласкает лицо. Шелестят деревья. Рядом во тьме шагает Адела. Перед нами поблескивает река. Звезды качаются на ее волнах. Вода бурлит меж огромных камней. «Ты не поблагодаришь меня, если станешь тонуть», — подумал я. На воде я всегда чувствовал себя неловко.
— Что ты сказал? — спросила Адела.
— Я сказал: за удачное начало.
Мы шли по берегу. Как я и предполагал, в кустах, показавшихся мне подозрительными, стояла лодка. Адела помогла мне ее вытащить. Я осмотрел дно, но ничего не увидел. Может быть, немного рассохлась, но выдержит, не потонет. Здесь же мы обнаружили и два длинных весла. Вода бурлила немного повыше этого места: там, наверное, обрушивался водопад.
Наклонившись, я столкнул лодку, придерживая рукой, пока садилась Адела. Благополучно миновали водоворот и стали всматриваться во тьму ночи. Река была здесь слишком широкой. И слишком бурной. Зацепились за какой-то каменный выступ, выросший перед самым носом. Я старался грести изо всех сил. Волны то подхватывали нас, то быстро возвращали обратно. Я крутанул правым веслом, и мы скользнули вбок.
— Вот и переправились, сказал я.
Шум воды заглушил мой голос. Адела нагнулась ко мне, но в это время лодка ударилась в берег, и девушка схватилась за мои плечи, чтоб не упасть.
Бросив в лодку весла, я сильно оттолкнул ее от берега. Сквозь шум воды слышно было, как она ударилась о какую-то скалу. Теперь никому в голову не придет искать нас здесь.
Мы шли по берегу. Вдруг мне показалось, будто кто-то зовет меня по имени.
— О…во…йо…во…йо!
«Старая история», — подумалось.
Почва под ногами стала наклонной. Мы поднимались в гору. Было не более двух часов пополуночи.
— Удачно! — вздохнула Адела.
— Тебе было страшно?
— Нет, — ответила она. — Ты ориентировался по течению?
Гора круто поднималась вверх. Мы свернули на северный склон. Во тьме мне удалось разглядеть тропинку, и мы пошли по ней.
Моя дивизия намеревалась перейти в Боснию через Сутьеску. Чтобы попасть сюда, мне понадобилось двадцать девять дней. Река за спиной звучала все глуше, почти утихая совсем. Оставшись позади, она словно чертой отделяла пережитое от предстоящего. Кто знает, что нас ждет? Я не знал и знать не хотел. И, может быть, это было к лучшему!
Мы часто останавливались и садились на островки травы под соснами, словно в домике из хвои. Чуть брезжил рассвет, и мы стали различать тропы, по которым двигалось зверье. Заросли дикой ежевики цеплялись за ноги. Плодов на ней не было. Я вспомнил, что вчера мы видели вдали село. Нивы были огорожены изгородью.
Последние несколько дней пути остались в памяти как сплошная прогулка, поскольку ни разу нам не угрожала опасность. «Повезло», — думал я. Все дни были солнечными, ночи — ясными. В селах нам удавалось выпросить что-нибудь из еды. Мы спокойно поднимались в горы и устраивались где-нибудь под деревом.
По ночам, до этой последней, мы рано укладывались спать, и я, прислушиваясь к лесным шорохам, радовался, как пригодилось нам полотнище старой палатки, которое я раздобыл мимоходом. Теперь мы расстилали его на траве, сбрасывали куртки и накрывались ими.
Я любил подолгу смотреть в ночное небо, как в распахнутое окошко. Спалось хорошо, воздух по ночам был свежий и чистый. И война в эти мгновения казалась далекой-далекой.
Порой мы уклонялись в сторону от своего маршрута. Если тропинка в гору оказывалась слишком крутой, мы сворачивали на пологие склоны и шли между деревьями. Сейчас я вспоминаю об этом времени, как о самом прекрасном в своей жизни.
Мы шли по горам, словно по главной улице большого города, рассматривая мимоходом витрины магазинов. В этом городе было много отелей, и мы устраивали передышку через каждый час пути. Образ большого города неотступно вырисовывался на фоне кустов и деревьев, и я в этой пестрой мозаике различал парки и городские площади. Это была иллюзия, но что из того. Меня манил к себе город, огромный, как лес, где всякий занят своими заботами и никого не касаются чужие дела. Мечтая о таком городе, я мечтал о свободе. Было бы неплохо жить вместе с Аделой в таком городе…
— Жалко, — сказал я, — что наше путешествие так затянулось.
— Было очень увлекательно.
Мы уходили от каньона Дрины. Солнце еще не взошло, и было зябко.
— А что, если нам отдохнуть? — спросила Адела.
— Давай, — согласился я, — если ты устала.
— Вот мы и в Боснии, — произнесла Адела, когда мы сели.
У нее было хорошее настроение. Клочья тумана подкрадывались к нам откуда-то с юга.
— Все в прошлом, — сказал я.
— Ты не радуешься?
— Радуюсь.
— Это большой каньон.
— Это всего лишь большая долина. В темноте она кажется каньоном. Никак не могу вспомнить, где точно мы пересекли границу двух областей?
— Я тоже. Знаю лишь, что это верхнее течение реки.
Пока Адела отдыхала, я поднялся на гору и осмотрел местность.
Когда я вернулся, Адела сидела в глубокой задумчивости.
— Что с тобой происходит? — спросил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Вчерашнее.
— Слишком ты стал самостоятельный, сказала она. — Занят только собой.
— Неужели?
— Да.
— О чем ты думаешь? Вчера ты так на меня смотрела, будто ненавидишь меня.
— И ненавижу.
— Это невозможно!
— Я многое в тебе ненавижу. Но к тебе у меня, конечно, ненависти нет.
— Что ты ненавидишь во мне?
— Ты слишком поглощен собой, слишком независим, и теперь это больше бросается в глаза, чем раньше.
— Ты должна понять, что я солдат.
— Я знаю. Ты — солдат, но ты не должен быть эгоистом.
— А что это такое? — старался отшутиться я.
Она не поняла моей шутки и объяснила:
— Себялюбие…
Быстро наступал рассвет, Адела, помолчав, вдруг сказала:
— Прости меня. Я, наверное, глупая.
— Нет, — возразил я. — Ты права.
Стало совсем светло. Осматривая местность, я искал, где бы мы могли укрыться на день.
XVI
Еще засветло я почувствовал подозрительное движение в лесу. Я не принял близко к сердцу опасность, хотя по многим признакам понимал, что вокруг рыщет банда. На одном из отвесных склонов мы увидели пещеру. К ней можно было подобраться лишь с одной стороны. Скала господствовала над местностью. Волей случая или нет, но мне пришло в голову там укрыться.
