Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
«Отчего это? — думал Сергей — Не от жгучего ли чувства одиночества, вдруг охватывающего тебя?! Когда и твой так привычный тебе домик из дали горизонта, солнечных лучей, лазури неба и стерильно-белых облаков вмиг превращается будто бы в пар… И не похож ли ты тогда на этого жёлтенького червячка, шевелящегося в недоумении?..»
Холодная сырость тумана пробиралась под куртку. Сергей зябко поёжился. Вспомнился вчерашний тёплый вечер и долгий разговор у костра с Тамариным.
* * *«Какая она, Надя Красновская?» Он попробовал представить её по каким-то запомнившимся штрихам. По ассоциации на ум пришли слова Вересаева, сказанные о Наталье Николаевне Гончаровой: «Люди при встрече с ней останавливались в изумлении».
Эта фраза так и вертелась на языке, и он уже не мог не вспомнить и свою первую девушку. Как-то они заспорили с приятелем: есть ли в их районе по-настоящему красивая девушка? И когда Сергей шутя мотнул головой — дескать, нет и быть не может! — тут его и сцапал друг за плечи: «Поехали!.. Я тебя заставлю поклониться этой красоте!»
Приехали. Позвонили в дверь.
Приоткрыв дверь наполовину, она спросила: «Ты что, сдурел, Алёша!.. Видишь, в каком я виде?» (В байковом халатике неопределённого цвета, она стояла перед ними в тапочках на босу ногу, вероятно, только что прервав то ли стирку, то ли уборку квартиры.) Алексей как-то глупо заулыбался, стал бормотать, что они на минуту, и то лишь потому, что вот его друг, Сергей, никак не хотел поверить, что есть единственная красавица в Москве — Валя Локтионова. Тогда-то она и взглянула на Сергея, стоявшего в сторонке и не отрывавшего от неё глаз. Надо полагать, вид у него был слегка обалдевший, так как она, оттаяв сразу, рассмеялась.
Ну что сказать?.. Знала, плутовка, неистребимую силу этого своего кокетливо-приглушённого и чуточку ироничного смеха!.. У Сергея вспыхнули щеки. Выручил его Алексей. Он предложил поехать в Серебряный бор купаться, благо стояла июльская жара.
Через десять минут Валя возникла из мрака подъезда в светлом платьице в алый горошек, как «младая с перстами пурпурными Эос», — успел шутливо продекламировать Алексей (поди, и знал-то из «Одиссеи» несколько строк!).
Сергей выскочил открыть дверцу автомобиля, и Валя, садясь, одарила его такой улыбкой, что вмиг придала состояние, очень схожее с невесомостью… У Сергея перехватило дыхание, и по лицу пробежала тень глуповатой беспомощности, как бывает, когда вдруг теряешь под собой опору.
Пока ехали, Алексей не умолкал. Сергей крутил руль, злясь на себя за нелепое смущение.
Москва-река кишмя кишела купающимися. Раздевшись у сосен наверху, заторопились к воде: впереди Алексей, весьма довольный впечатлением, которое произвела на друга Валентина. Следом — Валя в оранжевом купальнике — нет слов! — и замыкающим Сергей. Когда сбегали по лестнице, двое встречных мужчин остановились как вкопанные. Сергей увидел в глазах их восторженное изумление. Расступившись, те переглянулись. «Вот эт-то да!» — прошептал один. Другой только и кивнул: «Сильвана Помпанини!» — и тут, заметив Сергея, словно спросил глазами: «Неужто твоя, счастливчик?!»
Комизм момента заставил Сергея приосаниться, дескать: «Ну?!»
Валя вроде бы и не заметила. Не оглянувшись, высоко вскидывая колени, вбежала в воду и легко поплыла. Сергей остановился у бровки, видя и Алёшку, — тот, явно фасоня, плыл кролем, стремительно удаляясь от берега. Валя обернулась:
— Ну что же вы?
Ах, как захотелось ему проявить себя как-то особенно, но черт его дёрнул созорничать:
— А я ведь… почти не плаваю.
Этого она уж никак не ожидала. Возвратясь тут же, Валя уставилась на него, кажется, впервые с нескрываемым любопытством. Он деланно виновато потупился.
— Ну что ж… поплывём? — пригласила. — Буду подстраховывать… Ну же, смелее!
Не скажи она этого, он, поди, нырнул бы и показал класс, а тут словно бес подтолкнул.
Будто преодолевая страх, Сергей осторожно вошёл в воду и кое-как поплыл, и был так естествен в неуклюжем старании держаться на плаву, что Валентина плыла рядом, не сводя с него глаз, готовая в любой момент протянуть руку, чтоб поддержать его… Она то и дело спрашивала: «Может, поплывём обратно?» — а он, мученически задирая подбородок, упрямо мотал головой, показывая решимость либо переплыть реку, либо утонуть, и мало-помалу продвигался вперёд.
Когда они заметно удалились от берега, Валя вдруг не на шутку встревожилась — пришлось, бултыхаясь, поворачивать обратно.
Она не скрыла радости, когда наконец почувствовала под ногами твёрдую почву.
— Упрямый сумасброд!.. Я так переволновалась… И всё же… вы молодчина!.. Для вас это настоящий заплыв!
Ему стало неловко за свой розыгрыш… Но Валя тут же переключилась на своё. И потом его не раз поражала эта её способность как ни в чём не бывало переключаться на своё.
— Да, о чём это шептались за моей спиной те двое, на лестнице?..
— Я чуть было не набросился на них, очень уж нахально-восторженно уставились на вас.
— Назвав при этом Сильваной Помпанини?
— У вас потрясающий слух!
— Да нет, — как-то невесело усмехнулась она, — просто привыкла, слышу это не в первый раз от тех, кому доводилось видеть «Утраченные грёзы»… И каждый раз задумываюсь и о нелёгкой судьбе героини этого фильма, и о том, как зачастую горько живётся именно красивой женщине.
Все ещё грызя себя за мальчишескую мистификацию, Сергей и вовсе потускнел. Да и что было сказать?.. Сослаться на классиков, что, мол-де, «красота — выше гения и делает царями тех, кто ею обладает», или поддакнуть её грустному обобщению, надо полагать, уже имеющему под собой кое-какую почву?..
Но разве это не было бы лицемерием?.. В её словах он уловил определённый укор и себе: не проявил ли он известной хитрости — пусть нелепой! — чтоб как-нибудь привлечь её внимание?..
— Э, что вы тут киснете, как в бане, когда вдруг вода кончилась! — налетел откуда ни возьмись Алёшка. И принялся обдавать их водой. Поднялся визг, и всю хмурь с лиц как рукой сняло.
И позже, когда сидели в кафе за мороженым и когда ехали обратно, было весело, болтали без умолку. И вечер прошёл бы великолепно, если б Валя, прощаясь, не вспомнила об их «заплыве».
Алексей взглянул недоуменно:
— Что ты сказала?.. Ой, меня душит смех!.. — И расхохотался самым беззастенчивым образом, а Сергей почувствовал, что теперь уже тонет по-настоящему. Валя, взмахнув ресницами, резко повернулась и, не сказав ни слова, исчезла в темноте подъезда.
— Что же ты наделал, леший?! — зашипел Сергей, наступая. Алексей закатился ещё пуще:
— Черт, что ли, тебя надоумил так разыграть девчонку?! Ну интриган, ну плутовер!..
— Что же теперь делать?.. Не простит она этой глупой шутки…
— Уж будто! Сама будет хохотать… Клянусь!.. Ну а как тебе она сама? — Алексей изменил тональность. — А! То-то же!.. Я что говорил?..
— Поди, бросит трубку, если завтра ей позвонить? Алексей посмотрел на него как на младенца:
— Ты, Серёжка… будто из другого века, что ли?.. Бросит — ещё сто раз позвонишь!.. А ты как думал? Не будь тюфяком!
Но Сергей отважился на звонок только через несколько дней.
Как-то утром, по дороге на работу, он купил цветы и, подкатив к её дому, поймал во дворе мальчишку, который за пачку мороженого согласился передать Вале букет.
Днём Сергей позвонил Вале, она была с ним мила и с удовольствием приняла приглашение поехать вечером на Воробьёвы горы. К условленному часу подошёл Алексей, и они отправились за Валентиной.
Садясь в машину, она так вопрошающе-благодарно глянула Сергею в глаза, что он застеснялся:
— Ой, как вы на меня победоносно смотрите!.. А я ведь ещё барахтаюсь…
— Это верно, — рассмеялась она, — барахтаетесь вы презанятно!.. Не могу без смеха вспомнить, как «тонули» в Серебряном бору…
— Плавают разными стилями, тонут — одним, — скаламбурил Сергей.
— Вот именно! — весело подхватила она. — К этому мы ещё вернёмся. Сейчас же, милейший мистификатор, разрешите поблагодарить вас за цветы…
— Какие ещё цветы? — очень естественно удивился Сергей.
— Ну бросьте, бросьте!.. Больше меня разыграть не удастся… Ведь это вы прислали утром цветы?
— Вот те раз!.. А я-то, дуралей, и думал о цветах, да вот не решился их вам занести!.. А ведь как просто и мило можно было сделать… Ну и болван!
Воцарилось молчание, и было заметно, что Валя хоть и не верит Сергею, а все же сбита с толку.
— Так кто же тогда?
— Да любой из мужчин, кто хоть раз вас видел.
Она усмехнулась:
— И почему я только не утопаю в цветах?
— Наверное, не все решаются. Уж очень вы красивы. И вызываете не только восхищение, но и робость, и даже безотчётную грусть… Да, да, грусть: от сознания собственного несовершенства. Всем кажется, что до вас как до звезды.
— Но кто-то же решился! — слукавила она.
— Постойте… И в каком возрасте был юноша, вручивший вам утром цветы?
