Виктор Манойлин - Базирование Военно-морского флота СССР
В середине одного из воскресных летних дней по служебному телефону от имени командования флота меня с женой пригласили на концерт, который должен был состояться в этот же день в Доме офицеров флота. Предупредили, что явка на концерт — служебное поручение, и сообщили мои ряд и место в зале. Просили не забыть взять с собой удостоверение личности. Сообщили, что на концерте будет Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин, который, возвращаясь из Вьетнама, остановился на несколько часов во Владивостоке.
Жили мы недалеко от Дома офицеров и пошли пешком. День теплый, но пасмурный, главная улица города безлюдна. Смотрим — по противоположной стороне улицы идет Косыгин. Один. Невольно мы стали свидетелями того, как Косыгин знакомился с городом. По пути он заходил в некоторые магазины, где-то останавливался, что-то смотрел. Все сам, никто его не сопровождал и никто ему не мешал.
К 18 часам зал Дома офицеров, вместимостью человек 500, был заполнен. Косыгин с командующим флотом вошел в зал. Выступал ансамбль песни и пляски Тихоокеанского флота. Ребята старались вовсю. У них все получилось здорово. Косыгин пожал руку мичману — руководителю ансамбля и улетел в Москву.
Во время моей службы во Владивостоке по решению Хрущева все органы партийной и советской власти были разделены на промышленные и сельскохозяйственные. Цель — поднять сельское хозяйство, накормить страну. Предполагалось, раз сельские партийные и советские власти не будут ничем загружены, кроме сельского хозяйства, то оно, это сельское хозяйство, быстро пойдет в гору. Начался дурдом. Краевая газета один день выходила как промышленная, второй — как сельскохозяйственная. А что делать с краевой больницей, которая работала на город и на село. Она же вела патронаж всех больниц, как сельских, так и промышленных. Какому крайкому ей подчиняться: сельскому или промышленному. В селе — кирпичный завод, 50% сельчан работают на заводе, 50% сельчан работают в колхозе. Школа — одна, медпункт — один. Как их делить, кому кто должен подчиняться, кто где должен лечиться и учиться. Чуть ли не еженедельно все газеты публиковали записки Хрущева в Центральный Комитет партии. Записки были большие, посвящались самым разным вопросам. Глупыми их не назовешь. Было только непонятно, зачем Хрущеву писать в Центральный Комитет, раз он им руководит.
Мы с женой пошли в кино. Как обычно — вначале киножурнал, который начался сразу с показа крупным планом Хрущева. Весь зал моментально грохнул от смеха. Никто ничего не сказал, но все смеялись от одного вида Хрущева.
В один из дней прихожу на службу. Дежурный офицер докладывает: «Хрущева сместили с должности Первого секретаря Центрального Комитета партии. Новым генсеком стал Брежнев». Дежурный ночью не спал, поэтому по радиоприемнику он и узнал первым об этом событии.
В 12.00 в зале Дома офицеров были собраны командиры и начальники политорганов. Зал был полон. На трибуну поднялся прилетевший из Москвы ответственный работник Центрального Комитета, который зачитал письмо ЦК. Письмо было коротким. Смысл: «Не туда вел, не так руководил, партия и страна устали от метаний из стороны в сторону, пусть отдыхает на пенсии, никого клеймить не надо, организовывать кампанию по преодолению хрущевщины не надо, никаких собраний на эту тему не проводить, работать спокойно». Никаких выступавших не было. Прослушали, встали и ушли.
В этот же день я вылетел в ранее запланированную командировку в Москву. На выезде из Владивостока ранее была сделана очень симпатичная скульптурная композиция, на которой были слова Ленина: «Владивосток далеко, но он город нашенский» и слова Хрущева «Владивосток — город моряков, пограничников и рыбаков». Остановил машину проверить, остались ли слова Хрущева. Зря я сомневался, они уже были срублены.
Мое отношение к Хрущеву было двоякое, вернее, в начале его деятельности было одно, а в конце — другое. В начале — понимание и солидарность. В конце — недоумение.
Правление и действия Хрущева окончательно оформили во мне медленно созревавший вывод. Партийно-административными методами, соцсоревнованием и движением за коммунистический труд, введением совнархозов, созданием политотделов и всем тому подобным экономику не поднять и Америку не догнать. Чем больше политотделов, тем меньше толку.
Надо проводить коренные реформы. Ни о каком переходе от социализма к капитализму, ни о какой приватизации, ни о каком-либо умалении роли партии в жизни общества я никогда не думал. Наоборот, считал, что партия, обладая громадной властью и неутраченной способностью вести за собой народ, сможет разработать и осуществить эти реформы.
Владивосток тех времен был очень приятный и удобный для жилья закрытый город. В городе было тихо и спокойно. Не было квартирных и автомобильных краж, грабежей и бесчинств. Никаких бомжей, никаких бичей.
Во дворах и на улицах чистота, много цветов, много деревьев и кустов. С набережной уходить не хочется — так красиво. Везде море. С одной стороны залив, посредине — бухта, с другой стороны — Японское море. Море — сказка, можно купаться до октября.
Окна нашей квартиры выходили на море. Не надо никаких пояснений, и так ясно, что это очень хорошо. Я и жена на работу, а сын в школу ходили пешком.
Жена преподавала в медицинском институте, клиническая база которого была в краевой больнице. Работа нравилась, практику получила богатейшую.
Снабжение в городе было нормальное, особых перебоев не было.
Главным праздником в городе был День Военно-морского флота. Весь город был на набережной, наблюдая за суровой красотой кораблей Военно-морского флота и слаженными действиями его моряков.
Пригороды Владивостока — сама прелесть.
В зимние месяцы лицо Владивостока и его пригородов совсем другое — комфорта мало.
Владивосток был не только краевым центром, но и культурной столицей Приморья. Во Владивостоке не было ничего от захолустья, начиная от театра и кончая одеждой жителей.
Военный флот, торговый и рыболовецкий флоты, китобойная флотилия придавали жизни города особый колорит, который присутствует во всех крупных портах мира.
В конце 1967 года моя служба на Тихом океане закончилась. Меня назначили начальником одного из отделов головного проектного института Военно-морского флота в город Ленинград, который назывался 23 Государственный морской проектный институт, сокращенно 23 ГМПИ. Начальником Военморпроекта-31 был назначен инженер-полковник Дынин Г. Б., бывший у меня главным инженером организации.
Ленинград
В Ленинград к моему новому месту службы наша семья летела на самолете. Временно остановились у родителей жены. Жена занялась поиском работы, сын стал ворчать на тему: как хорошо было во Владивостоке, зачем приехали в Ленинград. Я пошел на службу в 23 гмпи.
23 Государственный морской проектный институт — головной проектный институт Военно-морского флота. Его история началась с 1932 года, когда было образовано проектное бюро Инженерного отдела Балтийского флота. После целого ряда преобразований он стал Военмор-проектом-26 центрального подчинения, далее ГПИ-1 ВМФ (Государственный проектный институт №1), а уже потом стал именоваться так, как он именуется в настоящее время — 23 ГМПИ. Во время Великой Отечественной войны организация работала в блокадном Ленинграде, выполняя боевые задания командования фронта и флота, в том числе по проектированию гидротехнических сооружений Дороги жизни через Ладогу. В процессе реорганизации инженерных органов ВМФ все Военморпроекты были преобразованы в филиалы 23 ГМПИ. Институт стал крупнейшей в стране проектной организацией с филиалами в Североморске, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском, Севастополе, Калининграде и Таллине. Административное руководство филиалами осуществлялось инженерными органами флотов, техническое — головным институтом. Взаимоотношения головного института, филиалов, инженерных органов флота и Главного инженерного управления ВМФ сформировались в результате многолетней совместной работы и взаимной притирки друг к другу. Можно сказать только одно — они были нормальные.
Техническое руководство института осуществлялось в виде разработки ведомственных нормативных документов и типовых проектов, экспертиз проектных решений филиалов, оказания консультаций, организации технической информации, помощи в проведении технической учебы.
Кадры головного института были не только высокой квалификации — они были уникальны. Их уникальность заключалась в том, что во всем громадном Советском Союзе только в 23 ГМПИ были специалисты по технологическому проектированию пунктов базирования атомных подводных лодок, арсеналов морских баллистических и крылатых ракет, мастерских приготовления к выдаче на корабли всех видов торпед, ракетоторпед и т. п. Специалистов такого профиля не готовило ни одно высшее учебное заведение Союза. Профессионал формировался только на практике, работая в тесном контакте с конструкторами военной техники и научными сотрудниками. В 23 ГМПИ вместе с военными работал большой коллектив вольнонаемных сотрудников самых разных специальностей, которые знали военную технику и вооружение ничуть не хуже, чем военные.
