Николай Виноградов - Подводный фронт
Новичков надо было быстро вводить в строй. Штаб бригады обеспечивал прохождение всеми новыми экипажами ускоренного курса боевой подготовки. Ну а политотдел был озабочен созданием на этих лодках прочных, сплоченных коллективов. Молодых, необстрелянных подводников знакомили с героическими страницами боевого пути, пройденного бригадой. Особое внимание уделялось распространению конкретного боевого опыта: новичкам ведь в ближайшее время предстояло начинать свою боевую деятельность, причем на совершенно незнакомом и таком сложном театре военных действий, как заполярный. Дабы помочь им лучше подготовиться к этому, решено было организовать цикл бесед об особенностях боевых действий подводных лодок в условиях зимы и полярной ночи. Инициатором этого полезного дела был опять же Р. В. Радун.
Долго можно рассказывать об этом человеке. Как много полезного успел он сделать для соединения! А ведь проработал он с нами совсем немного — чуть больше трех месяцев — и погиб, участвуя в боевом походе. Но след он оставил добрый, заметный. И это, наверное, самое главное для политработника — след, оставленный в сердцах и памяти людей.
В тактической группе
В последние месяцы 1942 года задачи, которые приходилось решать подводникам, были очень разнообразны. Три «малютки» — «М-171», «М-172» и «М-174» — произвели высадки очередных разведгрупп на вражеское побережье. Три другие лодки — «К-3», «С-101» и «С-102» — выходили на прикрытие союзных конвоев, точнее сказать, на прикрытие переходов одиночных транспортов, ведь кроме «QP-15», вышедшего из Северодвинска в Исландию, других конвоев в это время не формировалось. Союзники вновь прекратили движение их, на этот раз до наступления полярной ночи. Перевозки осуществлялись лишь одиночными транспортами вдоль кромки льдов. Но и эти перевозки, естественно, нуждались в прикрытии.
«С-102» в начале октября выходила на поиск фашистского рейдера «Адмирал Шеер», который пиратствовал в наших арктических водах. Однако с посылкой ее мы несколько запоздали, и встреча с врагом не состоялась.
Две новые лодки — «Л-20» и «Л-22» вместе с «К-1» — в эти месяцы выполнили ряд минных постановок. Здесь надо, видимо, хотя бы коротко сказать, что представляли собой лодки типа «Ленинец». В отличие от «катюш», для которых минные постановки, можно сказать, — смежная специальность, «ленинцы» главным образом предназначались именно для них. Это были подводные минные заградители. В две минные трубы, расположенные в кормовой части, они могли принимать до 20 мин. В то же время эти лодки имели и мощное торпедное вооружение — шесть торпедных аппаратов в носу и два в кормовой надстройке, были и два артиллерийских орудия. С таким вооружением многое по силам. Командир «Л-22» капитан 3 ранга В. Д. Афонин в одном из первых же походов попытался сделать почин: вывел свою лодку в атаку по вражескому транспорту, но первый блин, как говорится, был комом — ни одна из четырех выпущенных торпед цели не достигла. Транспорту удалось уклониться от них.
К сожалению, список наших побед в последние месяцы 1942 года, вообще, не очень-то велик. Решение всех тех задач, о которых сказано выше, заставляло, естественно, отвлекать силы от действий на вражеских коммуникациях. Для непосредственной охоты за фашистскими конвоями удавалось выделять совсем немного лодок. Наиболее же удачливой оказалась «Щ-403».
После драматического февральского похода, в котором был потерян командир «четыреста третьей» капитан-лейтенант С. И. Коваленко, а сама лодка подверглась таранному удару, она долго стояла в ремонте. За это время здесь сменилась довольно большая часть экипажа. Пришел и новый командир — капитан-лейтенант К. М. Шуйский. Один из первых же походов под его
командованием принес успех — 11 августа «щука» четырехторпедным залпом потопила вражеский танкер. Ну а в декабре она отправила на дно транспорт водоизмещением 7 тысяч тонн.
Победы эти говорили, с одной стороны, о том, что экипаж «щуки» сумел полностью оправиться после тяжелого испытания, а с другой — свидетельствовали о незаурядном таланте нового командира. Нам было особенно важно убедиться в этом: ведь назначению Шуйского на «Щ-403» предшествовала весьма непростая, драматическая история. Еще до войны Константин Матвеевич командовал лодкой, считался одним из лучших командиров на Севере. Но осенью 1939 года случилось непредвиденное. Шуйский обеспечивал выход в море подводной лодки «Щ-424», командир которой не имел допуска к самостоятельному управлению кораблем. У выхода из Кольского залива в «щуку» врезался один из рыболовецких траулеров, капитан которого грубо нарушил правила судоходства. В считанные минуты подводная лодка затонула. Спаслись лишь те, кто находился в момент столкновения на мостике. Среди них был и Шуйский. Вины Константина Матвеевича в случившемся не было, однако его привлекли к суду и поначалу приговорили, как и главного виновника случившегося, к высшей мере наказания. Потрясенные столь вопиющей несправедливостью, подводники написали письмо в Москву в защиту Шуйского. Через некоторое время приговор был пересмотрен: расстрел заменили десятилетним заключением. Когда же началась война, Военный совет флота ходатайствовал о реабилитации и возвращении опытного подводника в боевой строй. Ходатайство на этот раз удовлетворили полностью. Константин Матвеевич прибыл в бригаду и несколько месяцев исполнял обязанности помощника командира «К-3», где зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. И вот теперь он в бою доказал, что высокая командирская должность доверена ему по праву.
В целом же, однако, повторю, результаты боевой деятельности бригады в последние месяцы 1942 года удовлетворить нас не могли, тем более что и потери мы понесли серьезные: не вернулась из похода «К-2», та самая «К-2», которая положила начало традиции победных салютов подводников; погибла и совсем недавно пришедшая в бригаду «М-121». Очень короткой и неудачливой оказалась судьба этой «малютки». Командир «сто двадцать первой» капитан-лейтенант В. П. Кожакин успел сводить ее лишь в один поход. Второй же, увы, оказался последним.
Подводя итоги четвертого квартала и года в целом, штаб бригады старался взыскательно проанализировать свою деятельность, работу командиров, всего личного состава. За год-то сделано подводниками было немало: совершены десятки трудных боевых походов на вражеские коммуникации, выполнено множество успешных атак. Но в отчете, который мы составляли в канун Нового года, победных реляций по этому поводу не бы то, преобладали строгие, сдержанные формулировки. Главная мысль была такой: противник постоянно усиливает свою противолодочную оборону, совершенствует средства и приемы ее, и нам, чтобы не отстать, не уступить в этом противоборстве, нужен еще более настойчивый поиск новых, неожиданных для врага способов действий.
Бригада продолжала пополняться. Одна за другой вливались в ее строй новые «малютки». А 25 января пришла в Полярный «С-51» под командованием капитана 3 ранга И. Ф. Кучеренко. Это была первая посланница Тихоокеанского флота, прибывшая на Север. По решению Государственного Комитета Обороны с Тихого океана к нам в Заполярье должны были перебазироваться шесть подводных лодок: четыре «зеки» и две типа «Ленинец».[16]
И вот, преодолев тысячи миль, «С-51» первой прибыла на Север.
Мне было поручено организовать встречу «эски» в море. Точка рандеву — район Териберки. 24 января мы прибыли сюда на эсминце «Куйбышев» и стали ждать подхода лодки. Такая встреча была не только актом традиционного флотского гостеприимства. Имелся тут и чисто практический смысл: какими бы хорошими моряками ни были тихоокеанцы, Север — это Север. Даже опытному мореплавателю не так-то просто с первого раза уверенно пройти такое, скажем, сложное в навигационном отношении место, как Кильдинская Салма. К тому же в эти дни бушевал жестокий шторм.
Ждали мы на эсминце недолго. «С-51» пришла на рандеву словно по расписанию. Обменялись позывными и двинулись в Полярный. Перед входом в Кильдинскую Салму я приказал командиру эсминца капитану 3 ранга П. М. Гончару выйти в голову лодке, чтобы вести ее по фарватеру. А волна была так велика, что лодка то взлетала высоко вверх, то совсем пропадала из виду меж запененных водяных валов.
В заливе было потише, и я смог перейти на лодку. Командир «пятьдесят первой», Иван Фомич Кучеренко, крупный, кряжистый человек, представился мне и после короткого доклада начал сразу, что называется, брать быка за рога:
— Ремонт надо форсировать, товарищ комбриг. Нам бы хотелось побыстрее отправиться в первый боевой поход.
Что можно было оказать на это? Даже беглого взгляда на «эску» оказалось достаточно, чтобы увидеть: потрепало ее в труднейшем походе через три океана здорово. Ремонт мог затянуться не на один месяц. Да и прежде чем отправлять экипаж на встречу с врагом, его требовалось как следует подготовить, напитать боевым опытом. Но настрой тихоокеанцев не мог не радовать. Свежие силы, свежее пополнение бригаде было как нельзя кстати. Планы на новый, 1943 год мы строили самые серьезные.
