Николай Виноградов - Подводный фронт
Иван Панфилович был хорошим оратором. Любил выступать перед большой аудиторией, перед строем моряков. Его страстные, эмоциональные выступления зажигали людей, вызывали у них боевой порыв. А вот в непосредственном общении с людьми Козлов был, пожалуй, излишне суховат, официален. Не хватало ему порой умения установить душевный контакт с моряками. Для политработника, тем более работающего на лодках, это следует, конечно, считать недостатком.
В отличие от штаба бригады, состав которого был очень стабилен, в нашем политотделе работники менялись довольно часто. Кого-то забирали в политуправление, кого-то по тем или иным причинам переводили на другие флоты. Некоторые из инструкторов назначались на другие должности у нас же в бригаде. Тем не менее, несмотря на кадровую текучку, политотдел работал довольно эффективно. Большая заслуга тут принадлежала его начальнику полковому комиссару Алексею Протасовичу Байкову, который давно служил в бригаде, знал ее специфику, людей. Многое делали для поддержания высокого боевого духа у подводников инструкторы политотдела Я. Р. Новиков, А. С. Бабушкин, В. В. Смирнов и другие.
Когда издавался очередной приказ Верховного Главнокомандующего или происходили какие-то важные события на фронте, политотдельцы дружно отправлялись на корабли, беседовали с людьми, вели разъяснительную работу. Перед уходом лодки на боевую позицию кто-то из них непременно проверял ход подготовки к походу, инструктировал военкома, партийный и комсомольский актив.
Памятны многие агитационно-пропагандистские акции, предпринимавшиеся политотделом. Очень хорошо помню, скажем, какое воодушевление вызвало в бригаде предложение обратиться с письмом-призывом к своим боевым товарищам — подводникам-черноморцам. Это обращение было принято на торжественном митинге, подписано лучшими нашими воинами. Через некоторое время пришел ответ от черноморцев, которые рассказывали о своих боевых делах, призывали в свою очередь нас умножать удары по врагу.
Большое внимание политотдел бригады уделял наглядной агитации. Регулярно выпускались плакаты, листовки о подводниках, отличившихся в боях, удостоенных высоких наград. Для воспитания у моряков ненависти к врагу использовались факты злодеяний фашистских захватчиков па оккупированных территориях, о которых становилось известно из писем, получаемых подводниками из родных мест.
В октябре 1942 года в армии и на флоте было введено единоначалие. Институт военных комиссаров отменялся, вместо военкомов вводились должности заместителей командиров по политической части.
Вновь последовали довольно существенные кадровые перемещения. Ушел из бригады И. П. Козлов — командование сочло, что в новых условиях его целесообразнее использовать в другом месте. К новому месту службы убыл и А. П. Байков. Начальником политотдела бригады был назначен Рудольф Вениаминович Радун, который приехал к нам с Балтики, с должности военкома бригады ОВРа Главной базы. Состоялся и целый ряд других назначений и замен. Кроме того, менялись звания политработников: скажем, дивизионный комиссар А. А. Николаев стал теперь контр-адмиралом, Радун, ходивший до того в бригадных комиссарах, стал капитаном 2 ранга.
Перестройка есть перестройка. Конечно же, возникали в связи с ней на первых порах определенные трудности. Но в целом можно сказать, что командный и политический состав бригады оказался готовым к ней. На лодках, в общем-то, многие элементы единоначалия существовали всегда. В боевой обстановке командиру так или иначе приходилось зачастую принимать решения самому, не дожидаясь согласия или совета комиссара. Скажем, с обнаружением противника командир лодки должен принять незамедлительные меры для выхода в атаку, иначе он просто упустит вражеский конвой. Военкомы у нас, как правило, не вмешивались в оперативные и тактические решения командиров, а сосредоточивали свое внимание на том, чтобы всеми доступными им средствами и способами обеспечивать их выполнение. В свою очередь большинство командиров видели в комиссаре боевого соратника, верного друга и товарища, выполняющего с ними одну главную задачу — обучения и воспитания личного состава, подготовки его к бою, и в той же мере отвечающего за ее выполнение. Ну а когда командир и комиссар не заняты дележкой власти, а с уважением и пониманием относятся друг к другу, образуется дружная пара, которой по силам очень многое. В качестве примера таких пар я бы назвал командира «К-21» Н. А. Лунина и комиссара этой лодки С. А. Лысова, командира «К-1» М. П. Августиневича и военкома А. М. Федорова, командира «Щ-404» В. А. Иванова и военкома А. М. Алимова… Некоторые из таких пар не распались и после ликвидации института военных комиссаров, продолжали в новых условиях работать столь же дружно и согласованно.
Хороший контакт сразу же наладился и у меня с новым начальником политотдела. Он очень быстро включился в боевой ритм, которым жила бригада, освоился со своими новыми обязанностями и заработал энергично, инициативно.
Рудольф Вениаминович развил все лучшее, что было в деятельности политотдела до его прихода, и в то же время внес много нового, своего. Он очень чутко уловил, в частности, то, что в стиле работы с людьми по прошествии более года с начала войны нужны были определенные поправки. Довольно долгое время у нас преобладал агитационный, если можно так выразиться, митинговый стиль. И это было, в общем-то, вполне закономерно и оправданно, когда мы стояли перед необходимостью поднять людей на яростную, жестокую борьбу с врагом, мобилизовать их чувства и волю. Но прошло время. Люди попривыкли к военной обстановке, втянулись в активную боевую деятельность. Война, как это ни странно звучит, стала нашими буднями. И все яснее и яснее становилось, что надо как-то учитывать это в партийно-политической работе. Конечно, никто не собирался отказываться от яркого лозунга, страстного призыва. Роль их в боевой обстановке колоссальна. Но жизнь диктовала и то, что наряду с таким же активным использованием агитационно-массовых форм надо больше внимания уделять конкретному человеку, его настроениям, заботам, нуждам.
Такую линию и повел Р. В. Радун. Он сам, другие работники политотдела стали углубленнее, кропотливее заниматься индивидуальной работой с подводниками. Этого же Рудольф Вениаминович требовал от командиров лодок, их заместителей по политической части. С этих позиций он подходил и к работникам штаба. Прямо скажу, поначалу не все из них воспринимали эти требования как следует. Кое-кто из флагманских специалистов привык, работая на лодках, ограничиваться только узкотехническнми проблемами. Но со временем настойчивость Радуна дала плоды, сумел он расшевелить даже самых завзятых «технарей». В конце концов и те увидели, что когда приборы и механизмы не заслоняют для тебя людей, их обслуживающих, многие вопросы решаются гораздо проще и эффективнее.
А Радун не успокаивался. Он стал браться за такие дела, которые еще недавно многим казались просто немыслимыми в военное время. В одном из старых, не использовавшихся до того надлежащим образом бараков по его инициативе был оборудован прекрасный клуб, где стали проводиться концерты художественной самодеятельности, демонстрироваться кинофильмы. Затем он распорядился, чтобы на территории бригады были смонтированы радиотрансляционные точки и личный состав имел возможность регулярно слушать сообщения Совинформбюро и другие передачи. Когда ударили первые заморозки, начальник политотдела вызвал хозяйственников и приказал им создать базу для занятий лыжным спортом, а также залить каток.
Умел Радун в любое, вроде бы даже давно знакомое всем дело внести какую-то живинку. К примеру, у нас на каждой лодке велась боевая история — своего рода летопись ратных дел экипажа. Но делалось это зачастую довольно формально, события, в которых участвовала лодка, описывались, как правило, в общей, очень сжатой форме. Радун, дабы вдохнуть жизнь в хорошую форму работы, затеял нечто вроде конкурса на лучшую боевую историю экипажа. Выдержки из них зачитывались по радиотрансляции, использовались в наглядной агитации. Командиры лодок, другие подводники стали ревниво следить за этим делом. В экипажах выявились, так сказать, литературные таланты, которые были привлечены к написанию боевых историй. И таким образом, это дело превратилось в отличное средство воспитания у людей гордости за свой корабль, его традиции.
Раз уж речь зашла о традициях, то подчеркну, что в ту пору данный вопрос приобрел для нас особое значение. Бригада пополнилась новыми лодками. В октябре в Полярный прибыли две лодки типа «Ленинец» — «Л-20» и «Л-22» и три «малютки» — «М-119», «М-121» и «М-122». А несколько позже пришло еще пять «малюток» — «М-104» («Ярославский комсомолец»), «М-105» («Челябинский комсомолец»), «М-106» («Ленинский комсомол»), «М-107» («Новосибирский комсомолец») и «М-108». Комсомольские наименования четырем лодкам были присвоены по просьбе молодежи, комсомольских организаций ряда областей, которые и собрали средства на постройку этих кораблей. В Полярный приезжали делегации комсомолии Ярославской, Челябинской и Новосибирской областей, которые в торжественной обстановке передавали лодки североморцам.
