Свен Хассель - Дьявольский полк
— Пробка, — задумчиво произнес Карл.
Отто громко захохотал — это был настоящий утробный смех, — подошел к полицейским и сунул пробку одному из них в брючный карман.
— А теперь, где телефон? — сказал Карл, восторженно усмехаясь.
Мы втроем втиснулись в телефонную будку. После долгих пререканий узнали номер коменданта города. Говорить стал Отто, голос у него был наиболее убедительным.
— Герр генерал, а, ну, ладно, герр обер-лейтенант, мне все равно, в каком вы чине. А кто не наглый? Вам-то что до этого, черт возьми? Думаете, я не видел этих шпагоглотателей раньше? Хотите знать, с кем разговариваете? Думаете, я слабоумный? Почему звоню? Вам-то какое дело? Алло, алло! — Эта свинья положила трубку.
От удивления Отто разинул рот.
— Грубияны они, — проворчал Карл. — Давай я поговорю. Номер у тебя есть? Ты все испортил. Я покажу, как это делается.
Он спросил номер.
— Попросите дежурного офицера, — прорычал он. — Говорит профессор Брандт. До последней минуты я считал, что полиция вермахта должна поддерживать порядок, но что я вижу теперь? Ваши люди дерутся с пьяными штатскими, гоняются за ними на служебных машинах. Возмутительно, герр гауптман, что вы допускаете подобные вещи. Сейчас ваши люди лежат мертвецки пьяными на углу виа Марко Аурелио и виа Клаудиа… разбили свою машину…
Улыбаясь во все лицо, Карл с силой положил трубку.
Искушению остаться и посмотреть, что последует, мы не поддались.
Остаток дня и ночь мы провели вместе, потом я расстался с матросами возле венерического отделения стационара. Когда я уходил, они крикнули из окна первого этажа:
— Не забудь о встрече на мосту Умберто после войны!
— Ни за что не забуду, — крикнул я в ответ.
Я шел, пятясь, до самого угла, чтобы не терять ребят из виду. Помахал им рукой, они в ответ — бескозырками.
— Отпразднуем мир у Марио, — прокричал Отто.
Я ушел, но на середине улицы повернулся и побежал обратно к углу. Было очень жаль расставиться с ними. Они все еще стояли у окна. Увидев меня, замахали бескозырками и запели матросскую прощальную песню. Тут я со всех ног побежал по узкой улочке. Я должен был расстаться с ними, пока ничего не случилось.
Я зашел в парк и сел на скамью, охваченный тоской. Ветер дул с юга и доносил звуки артиллерийской стрельбы под Монте-Кассино, напоминавшие непрерывный, угрожающий гром. Затем я отправился в управление военных перевозок на вокзал, чтобы заменить требование на билет, собираясь отправиться в аэропорт и попытаться вылететь транспортным самолетом.
Обер-фельдфебель изучающе посмотрел на меня.
— Не знаешь, что произошло вчера? — Он стоял, покачивая на ладони мои отпускные документы. Потом медленно разорвал их. — Началось массированное наступление. Все отпуска в группе армий «Юг» отменены.
XI
Бордель Бледной Иды не был обычным борделем. Официально это был вовсе не бордель, хотя о нем знал каждый солдат от Сицилии до перевала Бреннера.
В штате у Иды было несколько женщин, прятавшихся от гестапо, и две, которые укрывались от партизан. Ида раздобыла им всем желтые билеты[163]. Она разделяла своих девиц в зависимости от их внешности и воспитанности. У нее было четыре отделения: для рядовых, младших командиров, офицеров и старших офицеров. Последних обслуживали только самые избранные, говорящие на двух иностранных языках и способные цитировать Шиллера и Шекспира. У Иды была слабость к Шиллеру, и в восторге перед ним она велела написать на стене комнаты, где принимали клиентов:
Und setzt Ihr nicht das Leben ein
Nie wird das Leben gewonnen sein![164]
Однажды ночью Порта с Малышом изменили два слова, сделав эту цитату более подходящей к обстановке.
Ида была американкой. Перед самой войной она приехала в Париж, собираясь совершить классический тур по Европе. Немецкое наступление оказалось слишком быстрым, и уехать Ида не смогла. Она сказала себе, что война будет долгой, и выбрала, чем станет заниматься. Когда американцы наконец вступили в войну, для нее это не было неожиданностью. Через посредство об ер-лейтенанта она забралась в постель к немецкому командующему, после чего получила полную безопасность.
В начале 1942 года Ида перебралась из Парижа в Рим, взяв с собой шестерых французских девиц. Это было неплохим началом.
УБИЙСТВЕННАЯ ВЫЛАЗКА
Мы перебрасывались непристойными шутками и задирали нос перед гренадерами и десантниками. Нас отправляли с особым заданием в тыл противника. На нас взирали с каким-то благоговением. Об этих особых заданиях были наслышаны все.
— Вы добровольцы? — спросил какой-то штабс-фельдфебель с Рыцарским крестом на шее.
— Когда идем в сортир — да, — засмеялся Порта.
Нам помогли натянуть поверх черных танкистских мундиров новенькое маскировочное обмундирование. Малыш наточил свой нож на старом шлифовальном круге.
— До того острый, что могу отхватить мужское достоинство какому-нибудь полковнику так, что тот даже не почувствует, — объявил он.
Мы помахали руками и ногами, чтобы размять жесткое маскировочное обмундирование. Бока кепи можно было опустить и застегнуть под подбородком. Верх тоже можно было опустить и закрыть лицо. Там были прорези для глаз.
Мы только что провели целых два дня у Бледной Иды. Было весело. Каждому досталось по три девицы, некоторые из них были даже офицерскими. Грандиозным финалом стала славная драка с зенитчиками.
Порта с одним итальянцем соревновались, кто больше съест. Победил Порта — он съел двух с половиной гусей, обогнав соперника на полптицы. Итальянец свалился, и ему пришлось делать промывание желудка. Порта побледнел, но удержал в желудке съеденное. Если тебя вырвет во время или вскоре после такого соревнования, ты проигрываешь, или же тебя дисквалифицируют. Порта знал, как вести себя: нужно целый час сидеть совершенно неподвижно и держать рот плотно закрытым. Для нас было загадкой, куда у него все вмещалось. Высокий, тощий, он садился за стол и ел, пока на нем не оставалось ни крошки. Поднимался раздувшимся, как насосавшийся клоп, однако все исчезало бог весть куда — через несколько часов он становился таким же тощим, как в начале. В том, что касалось еды, Порта был настоящим чемпионом, и его способности были широко известны по обе стороны фронта. Американцы трижды приглашали его на состязания по еде. Два раза Порта отказывался, но на третий принял приглашение. Он и громадный капрал-негр встретились для соперничества в снарядной воронке на ничейной земле; обе стороны тщательно все проверяли.
Порта победил. Негр умер.
Мы лежали в блиндаже Майка на животах, изучая разложенную на полу карту. Одноглазый лежал между мной и Стариком.
— Как начальник артиллерии? — спросил Хайде. — Надеюсь, у него холодная голова
— Беспокоиться нечего, — ответил Одноглазый. — Я с ним знаком. Он воевал под Ленинградом. Дело свое знает. За десять минут выпустит по противнику восемьсот снарядов. И американцы успокоятся, сочтут, что мы действуем без определенной цели.
Порта нахлобучил поверх маскировочного кепи свой желтый цилиндр. Одноглазый прищурился. При виде этого цилиндра у него всегда начинался тик, но он давно оставил попытки бороться с этой манерой. Правда, увидев, что Малыш надевает свой светло-серый котелок, не смог сдержаться; но ограничился лишь замечанием:
— Спятили оба!
Малыш принялся стричь ногти кусачками. Обрезки засыпали всю карту.
— Раз тебе так нравится действовать ими, — проворчал Одноглазый, — первым поползешь в своем чертовом котелке к проволочному заграждению. Отрежешь две нижних нити.
— Я не умею считать, — сказал Малыш, лучезарно улыбаясь.
Генерал пропустил это мимо ушей.
— Порта, ты последуешь за Малышом. С интервалом ровно в три минуты. Незадолго до пяти уже будет светло. В половине шестого взойдет солнце. Начальник артиллерии прибудет сюда лично. Мы должны послать американцам обычное утреннее приветствие, иначе они заподозрят неладное. Так что к этому времени вы должны быть на своих местах. На картах у артиллеристов они отмечены. Стрелять артиллеристы будут только стопятимиллиметровыми снарядами. Пушки уже наведены. Хуже всего вам придется с половины седьмого до двух часов. Объясню все снова. Малыш, ты тоже слушай. Это последний раз. Малейшая ошибка, и вам конец. В пять тридцать две начнется обстрел стопятимиллиметровыми для отвода глаз. Прекратится он в пять сорок восемь. В двенадцать сорок пять — минометный огонь по американским позициям. В двенадцать пятьдесят семь — прикрывающий огонь из автоматического оружия в течение тридцати секунд. Тут в дело вступаете вы: собираетесь с духом и — вперед. Свен, ты разделаешься с передним пулеметным гнездом. Там только один человек. Сменяется он в тринадцать часов. В пяти метрах дальше — блиндаж, там шесть человек. Как только перережешь горло пулеметчику, уничтожишь всех в блиндаже гранатами. Хайде, ты разделаешься с двумя пулеметами сзади. Они установлены в соединительной траншее, прикрыты сверху брезентом. Пулеметчики находятся в общем блиндаже в трех метрах справа. Американцы сделали три ложных блиндажа. Пулеметчики входят в настоящий через небольшое отверстие в левой стене, но ты ошибиться не сможешь. У входа там груда пустых мисок, которые они поленились убрать. Двух гранат будет достаточно. Одну в самый конец, другую в середину. Как только Свен и Хайде выполнят свою задачу, начинают двигаться остальные. Там десять метров, и вам нужно пробежать их за две с половиной секунды. Ни больше, ни меньше. Обстреляйте траншею продольным огнем, но не держитесь кучей. Постоянно будьте в курсе того, где находятся все остальные, чтобы не убить их. Стреляйте во всех, на ком нет вашей маскировочной куртки с черными и зелеными кругами. На всем свете они есть только у вас, двадцати двух человек. Если увидите кого-то в мундире немецкого фельдмаршала — огонь по нему! Все «одиночки» на американских позициях должны быть уничтожены. Никто не должен спастись и рассказать остальным о случившемся. Ваша задача — потрясти и напугать их. Они должны поверить, что позади них призраки. Это повергнет их цветных солдат в жуткую панику. Барселона, ты не вылезай из своей норы. Твое дело — наблюдать, пока остальные будут очищать траншею от противника. Когда взлетит зеленая ракета — беги, словно за тобой гонится сам дьявол.
