Макс Кранихфельд - Душегуб
Разом ухватив немало весившего мужика за обе ноги, они без лишней деликатности поволокли тело по земле, мотающаяся из стороны в сторону голова чеченца билась о камни. Створки железных, традиционно выкрашенных в зеленый цвет ворот, уже были предусмотрительно распахнуты, возле них с автоматом наготове мялся Жердяй.
— Ну? Как прошло?
— Тип-топ, как у дедушки, — натужно просипел Копыто. — Чем болтать, помог бы лучше, а то запарился совсем этого кабана тащить.
Общими усилиями, так и не пришедшего в себя чеченца, запихнули в задний, так называемый, собачий отсек «УАЗика». В данной ситуации отсек свое название полностью оправдывал, так как там уже помещался труп застреленной Людом у ворот собаки. По салону машины удушливо несло запах псины и мокрой свалявшийся шерсти вперемешку с тяжелым духом свежей крови.
— Все, поехали, поехали! — торопил Люд.
Так же, не зажигая фар и стараясь лишний раз не поддавать газу, чтобы не рыкнуть невзначай приглушенно работающим двигателем, Зяма вывел машину за село на подходящее к нему с юга шоссе. Здесь поехали смелее.
— Хорош кататься, сворачивай! — скомандовал напряженно вглядывавшийся в темноту Люд, едва они проскочили пару километров.
Подчиняясь его приказу «уазик», лихо слетев с асфальта, запрыгал по бездорожью направляясь к темнеющей чуть поодаль чахлой рощице кривых мелкорослых деревьев. Освобожденная из плена покрывших небо туч луна плеснула вокруг нереальным призрачным светом.
— Приехали. Глуши мотор, — приказал Люд, когда вокруг замелькали первые древесные стволы и густые заросли незнакомого кустарника. — Вываливай падаль из собачника.
Чеченца выволокли из машины и швырнули на землю, он еще не пришел в себя, но ударившись головой, коротко застонал, видимо, чувства постепенно начинали возвращаться. Рядом с противным хлюпом свалился окровавленный труп собаки.
— Вставай, обезьяна! Хватит уже отдыхать! — Жердяй сильно пнул тихо постанывающего мужчину в бедро.
Тот замычал и открыл наполненные болью глаза, непонимающе озираясь по сторонам с нескрываемым ужасом глядя на обступившие его темные фигуры.
— Тебя ведь Ахмедом зовут, да? — на всякий случай уточнил Люд.
— Да, — беспокойно оглядываясь, кивнул чеченец.
Дернул головой и тут же сморщился от раскаленной иглой прострелившей затылок боли.
— Хорошо, — ровно сказал Люд. — Бери лопату, копай.
Жердяй, ловко ухватив пленника за шиворот, одним резким рывком поставил его на подломившиеся ноги. Копыто несильно ткнул ему в грудь черенок извлеченной из машины штыковой лопаты.
— Зачем копать? — инстинктивно подчиняясь приказу и хватаясь за грубый деревянный черенок, спросил чеченец, перебегая взглядом с одного на другого.
— Яму копай, — пояснил Люд. — Пса твоего похороним, не валяться же ему здесь…
— Пса?
— Его… А ты что, тоже в землю хочешь? Можем и тебя рядом положить…
— Нет, нет, не хочу! Не надо! — испуганно завертел головой Ахмед.
— Тогда копай быстрее! Не нервируй дядей!
Дважды повторять не пришлось, чеченец с таким усердием налег на лопату, что сухая, перевитая мелкими травянистыми корнями земля, так и брызнула во все стороны. Разведчики молча ждали, темные, неподвижные, страшные… Вскоре первый испуг выплеснутый тяжелой землекопной работой прошел, Ахмед явно успокоился. Движения его стали медленнее, размереннее, взгляд приобрел некую осмысленность и уже не метался суетливо, а исподтишка пытливо всматривался в пленителей, пытаясь оценить степень их опасности, просчитать дальнейшие намерения. Наконец с хрустом потянувшись натруженной спиной, он остановился, опираясь на лопату, и глухо произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Устал, не могу больше… Покурить дайте…
— Перетопчешься, — отрезал Люд. — Минуту можешь отдохнуть, потом дальше копай, времени мало.
— Вы кто, э? — чуть продышавшись, выговорил чеченец. — Что хотите от меня? Может вам денег надо? У меня есть. Не очень много, правда. Но есть. Могу вам отдать…
— Заткнись, — грубо оборвал его Люд.
— Нет, правда, вы кто такие, э?
— Общество защиты людей от животных, — хохотнув, ответил Жердяй, процитировав слышанную в каком-то фильме фразу.
Истеричный смешок прокатился по кругу и смолк, восстановившаяся тишина после этого дребезжащего звука показалась еще более холодной и зловещей.
Чеченец непонимающе крутил головой, стоя в весьма приличной яме доходившей уже ему до пояса.
— Копай, давай! Минута прошла! — злой окрик Люда заставил его поспешно вонзить лопату в землю.
Наконец могила была готова, чеченца уже едва было видно, он, утонув по грудь в земле, тщательно выгребал лопатой осыпающиеся комья.
— Все хватит, — окликнул его Люд. — Нет, вылезать не надо, там стой! Стой, где стоишь, сказал, сука! Зяма, волоки сюда псину! В яму бросай!
Окоченевший к этому времени собачий труп глухо стукнулся в темноте об утоптанную Ахмедом землю. Чеченец опасливо переступил ногами, отодвигаясь к противоположному краю ямы.
— Значит так, Ахмед, — начал Люд. — Мы знаем, что ты два года назад был в банде Абу Исламбекова. А теперь из-за раненой ноги больше не воюешь, но помогаешь бандитам, чем можешь. Молчи! Говорить будешь, когда я спрошу! За это мы приговорили тебя к смерти. Ты убивал наших товарищей, пришла пора держать ответ. В эту вот яму ты и ляжешь прямо сейчас. Но если расскажешь нам, кто еще в селе помогает бандитам, объяснишь систему связи, покажешь, где находятся тайники с оружием и взрывчаткой, то можешь заслужить прощение. В этом случае мы тебя не тронем и отвезем обратно домой. Понял меня?
Чеченец долго молчал, потом поднял из ямы на Люда бледный, подсвеченный призрачным лунным светом овал лица.
— Я ничего не стану говорить тебе, шакал. Хочешь убивать — убивай. Ты не мужчина! Я честно воевал с вами, открыто с оружием в руках, против вооруженных людей. Я не убивал безоружных! Не подкрадывался ночью к калекам! — его голос все набирал обороты и вскоре Ахмед запальчиво кричал, уже сам искренне веря в справедливость своих слов, охваченный горькой обидой, забывая сейчас многие эпизоды былой своей партизанской войны, назвать которую честным и благородным поединком не рискнул бы и самый предвзятый судья. — Ты трусливая женщина! Подлая русская свинья! Даже сейчас ты прячешь свое лицо под маской! Даже сейчас ты меня боишься! Дай мне хотя бы нож и даже с хромой ногой я покажу тебе, как умеет умирать мужчина и воин!
Люд кивнул головой, соглашаясь.
— Я знаю все, что ты скажешь, мразь, — тихо выдохнул он. — Благородный герой обязательно дал бы тебе сейчас нож и бился с тобой один на один. Я не герой, извини. Я мусорщик. Убираю с планеты грязь и погань. Чтобы мир стал хоть чуточку чище. Работа такая…
Тихо, почти не слышно, хлопнул, отфильтрованный глушителем выстрел. Раскаленный кусочек свинца одетый в мягкую никелевую оболочку влетел в грудь чеченца, расплющиваясь от удара, превращаясь в плоскую с рваными краями блямбу, насквозь пробил легкое и, вырвав из спины клок мяса величиной с кулак, с тихим чмоканьем стукнулся в земляную стенку ямы. Ахмед покачнулся, схватился рукой за грудь, будто стараясь ее разорвать заскреб пальцами и медленно осел вниз, на губах его запузырилась кровавая пена.
Люд тщательно протер платком, выпрошенный у Степченко, левый ПБ со сточенным напильником номером, и кинул его на дно ямы. Туда, где хрипя и отплевываясь идущей горлом темной кровью, отчаянно сучил ногами чеченец, пиная тугой и твердый труп своего волкодава.
— Закапывайте! Чего стали?! — зло крикнул Люд, обернувшись к разведчикам.
— А это… Добить как же? — помявшись растеряно спросил оглядываясь на остальных Жердяй.
— Пули на суку жалко! — в голос взревел Люд. — Закапывай, я сказал!
Неуверенно глядя друг на друга, контрактники с опаской подошли к краю ямы.
— Ну! Быстрее! — бесновался Люд.
Комья слежавшейся земли полетели вниз, в темноту, отвечавшую мучительными стонами и еле видимым глазу копошением. Люд нервически дергая головой, не находил себе места, мерил быстрыми шагами землю вокруг могилы и срывающимся на тонкий визг голосом подгонял разведчиков. Те и сами работали споро, стараясь как можно скорее покончить с жутким, вызывающим даже в их очерствевших душах, какой-то нутряной глубинный ужас, делом. Вниз пытались не глядеть, но глаза помимо воли как магнитом тянуло к заполнявшемуся землей темному провалу на дне которого, все еще угадывались очертания человеческого тела. Наконец земля полностью скрыла чеченца, но все равно продолжала то и дело бугриться и вздыбливаться, шевелясь, как при землетрясении, глухо безнадежно звучали приглушенные ею стоны.
— Уходим, уходим! — торопил разведчиков, с злобным остервенением трамбовавший рифлеными подошвами рыхлую перелопаченную почву, Люд.
